Агата Кристи - Место назначения неизвестно

– Если бы они должны были направиться туда, куда мы думаем, зачем начинать путь в Африке? Проще было бы назначить сбор где-нибудь в Европе.

– Верно. Но у этого есть и другая сторона. Никто не ожидал, что они соберутся и направятся в путешествие отсюда.

– Я все-таки считаю, что тут кроется нечто большее. – Джессоп был вежлив, но настойчив. – Кроме того, на это поле мог сесть только маленький самолет. Для того чтобы пересечь Средиземное море, ему пришлось бы делать еще одну посадку для дозаправки. И тогда там, где он заправлялся, остался бы след.

– Друг мой, мы развернули самые широкие поиски… побывали повсюду, где только…

– Наши люди со счетчиками Гейгера должны в конце концов получить результат. Число самолетов, подлежащих осмотру, ограничено. Малейший радиоактивный след – и мы будем знать, что это тот самолет, который мы ищем.

– Если ваш агент сумел воспользоваться распылителем. Увы! Всегда в наличии слишком много «если»…

– Мы должны их найти, – упрямо заявил Джессоп. – Я думаю…

– Да?

– Мы предположили, что они полетели на север, к Средиземному морю. А если они, наоборот, направились на юг?

– Вернулись по своим следам?.. Но куда они в таком случае могли лететь? Там же только Атласские горы, а за ними песчаная пустыня.

– Сиди[36], ты клянешься, что все будет так, как ты мне обещал? Заправочная станция в Америке, в Чикаго? Точно?

– Точно, Мохаммед. Если мы выберемся отсюда, так и будет.

– Успех зависит от воли Аллаха.

– Значит, будем надеяться, что воля Аллаха такова, чтобы ты получил заправочную станцию в Чикаго… А почему в Чикаго?

– Сиди, брат моей жены уехал в Америку, и теперь у него заправочный пункт в Чикаго. Хочу ли я до конца дней своих оставаться на задворках мира? Здесь есть деньги, много еды, много ковров и женщин – но это несовременно. Это не Америка.

Питерс задумчиво вгляделся в горделивое смуглое лицо. Мохаммед в своем белом одеянии являл собой величественное зрелище. Какие же странные желания возникают в человеческом сердце!

– Я не знаю, мудро ли это, – ответил американец, – но пусть будет так. Конечно, если нас поймают…

На смуглом лице появилась улыбка, блеснули крепкие белоснежные зубы.

– Это будет смерть – для меня наверняка. Может быть, не для тебя, сиди, ты ведь ценен.

– Здесь легко сеют смерть, не так ли?

Его собеседник высокомерно пожал плечами.

– Что есть смерть? Она тоже в воле Аллаха.

– Ты знаешь, что должен сделать?

– Знаю, сиди. Я должен отвести тебя на крышу после наступления темноты. И еще должен положить в твоей комнате одежду, такую же, как у меня и других слуг. Позже будет и все остальное.

– Верно. А теперь лучше выпусти меня из лифта. Кто-нибудь может заметить, что мы ездим вверх-вниз, и это вызовет подозрения.

Сегодня были танцы. Энди Питерс танцевал с мисс Дженсон. Он прижимал ее к себе и, кажется, что-то шептал ей на ухо. Когда они, медленно кружась, миновали то место, где стояла Хилари, Питерс поймал взгляд рыжеволосой женщины и немедля подмигнул ей, подбадривая. Хилари прикусила губу, чтобы сдержать улыбку, и отвела глаза.

Взгляд ее упал на Тома, который стоял у противоположной стены зала, беседуя с Торкилем Эрикссоном. Хилари слегка нахмурилась, глядя на них.

– Можно вас на один танец, Олив? – раздался из-за ее плеча негромкий голос Мерчисона.

– Конечно, Саймон.

– Извините, я не очень хорошо танцую, – предупредил он.

Хилари старалась ставить ноги так, чтобы он не мог наступить на них. Это требовало концентрации.

– Это почти гимнастика, вот что я скажу, – заявил Мерчисон, отдуваясь. В танец он вкладывал немало энергии. – У вас дивно красивое платье, Олив.

Он всегда говорил фразами, словно взятыми со страниц какого-то старомодного романа.

– Я рада, что вам понравилось, – ответила Хилари.

– Брали в ателье мод?

Подавив соблазн хмыкнуть «а где еще?», Хилари ограничилась простым «да».

– Должен сказать, – пропыхтел Мерчисон, старательно выполняя фигуры танца, – что они прекрасно шьют платья. Я только вчера говорил об этом Бьянке. Каждый раз думаю – прямо государство всеобщего благосостояния. Никаких забот о деньгах, об оплате налогов – или о ремонте и обслуживании. Обо всем позаботились за тебя. Думаю, для женщины это просто сказочная жизнь.

– Бьянка тоже так думает?

– Ну, она некоторое время была не в своей тарелке, но потом вступила в несколько кружков, организовала пару вещей – дискуссии там, лекции… Она жалуется, что вы принимаете во всем этом участия меньше, чем могли бы.

– Боюсь, это мне не подходит, Саймон. Я никогда не любила особо выступать на публике.

– Ну, вам, женщинам, нужно чем-нибудь развлекать себя – так или иначе. То есть я имел в виду не то, чтобы развлекать…

– Занимать? – предположила Хилари.

– Да. Я хочу сказать, что современной женщине нужно какое-нибудь дело. Я отлично понимаю, что вы и Бьянка пошли на определенные жертвы, приехав сюда. Слава богу, вы не из ученых – ох уж эти мне ученые женщины! Большинство из них просто невыносимы. Я говорю Бьянке: «Дай Олив время, ей нужно прийти в себя». Необходимо пожить здесь, чтобы привыкнуть к этому месту. Сначала оно вполне может вызвать клаустрофобию. Но это проходит… это проходит…

– Вы имеете в виду, что человек может привыкнуть по всему?

– Ну, некоторые более чувствительны, чем другие. Похоже, Тому приходится тяжело… А кстати, где наш старина Том?.. Ах да, вижу, вон там, вместе с Торкилем. Эти двое почти неразлучны.

– Мне это не нравится. То есть я никогда не подумала бы, что у них так уж много общего.

– Юный Торкиль, кажется, в восторге от вашего мужа. Он повсюду следует за ним.

– Я это заметила. И теряюсь в догадках – почему?

– Ну, он всегда готов выдать какую-нибудь невероятную теорию, и я не в силах проследить за его мыслью: понимаете, он не очень хорошо говорит по-английски. Но Том слушает его и ухитряется все понимать.

Танец окончился. Энди Питерс подошел, чтобы пригласить Хилари на следующий.

– Я заметил, что вы решили пострадать ради благого дела, – сказал он. – Вам сильно отдавили ноги?

– О, я оказалась достаточно ловкой.

– Вы видели, как я веду дела?

– С мисс Дженсон?

– Да. Могу сказать без ложной скромности, что мой выстрел попал точно в мишень. Эти неприметные угловатые близорукие девушки при должном обращении реагируют немедленно.

– Вы действительно хорошо притворились, что неравнодушны к ней.

– В том-то и была идея. Понимаете, Олив, если с этой девушкой правильно обращаться, она может быть очень полезна. Она знает почти все о том, как здесь ведутся дела. Например, завтра будет прием в честь прибытия разных важных типов. Доктора наук, несколько правительственных чиновников и один-два богатых покровителя.

– Энди, вы полагаете, что может быть шанс?..

– Нет. Могу держать пари, что тут все предусмотрено. Так что не питайте ложных надежд. Но это может оказаться ценным, поскольку мы сможем узнать, как осуществляется процедура приема. И при следующем случае… возможно, что-нибудь удастся сделать. До тех пор, пока я прикармливаю мисс Дженсон, я могу получить от нее множество разных сведений.

– А много ли известно тем людям, которые приедут сюда?

– О нас – я имею в виду, об Объекте – совершенно ничего. Или так я полагаю. Они просто проинспектируют поселение и медицинские исследовательские лаборатории. Этот комплекс намеренно построен как лабиринт, так, чтобы никто, вошедший в него, не мог просчитать его протяженность. Думаю, просто закроют несколько перегородок, тем самым изолировав нашу часть Объекта.

– Все это кажется таким невероятным!

– Знаю. Часто возникает ощущение, будто это все сон. Одна из нереальных черт этого места – то, что здесь совсем нет детей. И слава богу, что нет. Вы должны быть признательны судьбе, что у вас нет ребенка.

Он ощутил, как внезапно закаменело ее тело.

– Это… простите… я не то хотел сказать!

Питерс увел ее с танцевального «пятачка» туда, где стояли несколько кресел.

– Простите, – повторил он. – Я причинил вам боль?

– Ничего… нет, правда, это не ваша вина. У меня был ребенок, и он умер… вот и все.

– У вас был ребенок? – Он в изумлении посмотрел на нее. – Я думал, вы с Беттертоном были женаты всего полгода.

Хилари покраснела и быстро произнесла:

– Да, конечно. Но я… я была замужем до того. С первым своим мужем я развелась.

– Да, понимаю. Это самое худшее в здешней жизни: никогда не знаешь, как жили другие до того, как приехали сюда, и поэтому время от времени говоришь или делаешь что-нибудь не то. Иногда странно осознавать, что я совсем ничего о вас не знаю.