Гилберт Честертон - Собака Баскервилей. Острие булавки (сборник)
– После того как ушел Ватсон, я весь день просидел дома, – сказал баронет. – Думаю, я заслужил похвалу, потому что сдержал свое обещание. Если бы я не дал слово, что не буду выходить один из дому, я мог бы провести этот вечер куда как интереснее. Я получил записку от Стэплтона, он приглашал меня к себе.
– Не сомневаюсь, что вечер был бы намного интереснее, – сухо произнес Холмс. – Кстати, к вашему сведению, найдя человека со сломанной шеей, мы оплакивали вас.
Глаза сэра Генри удивленно округлились.
– Это еще почему?
– На несчастном была ваша одежда. Боюсь, у вашего слуги, который передал ему эти вещи, могут возникнуть неприятности с полицией.
– Вряд ли. Мое имя там нигде не указано, насколько я знаю.
– Что ж, значит, ему повезло… Вам всем повезло, потому что в глазах закона все вы – сообщники преступника. И вообще, я, как сознательный детектив, должен был бы арестовать всю вашу компанию. Письма Ватсона стали бы главными уликами…
– Ну а как же мое дело? – сменил тему баронет. – Вы хоть немного продвинулись? Мы с Ватсоном понимаем не больше, чем в тот день, когда приехали сюда.
– Я полагаю, что уже очень скоро смогу вам все объяснить. Дело оказалось чрезвычайно запутанным. Кое-что мне до сих пор не понятно, но расследование идет своим чередом.
– Нам тут пришлось кое с чем столкнуться… Ватсон, конечно, уже сообщил вам об этом… На болотах мы слышали собаку. Я готов поклясться, это не пустые разговоры. На Западе мне приходилось иметь дело с собаками, и уж кого-кого, а собаку я могу отличить по звуку. Если бы вы сумели надеть на нее намордник и посадить на цепь, клянусь, я бы стал считать вас величайшим сыщиком всех времен.
– Уверен, что смогу надеть на нее намордник и посадить на цепь, если вы поможете мне.
– Я сделаю все, что скажете.
– Очень хорошо. И я попрошу вас выполнять мои указания, не задавая вопросов.
– Как вам угодно.
– Если вы согласны, я думаю, что наша небольшая задача скоро будет решена. Не сомневаюсь, что…
Холмс вдруг замолчал и уставился на что-то у меня над головой. Его лицо было ярко освещено, и в ту секунду оно сделалось таким напряженным и неподвижным, что могло бы сойти за лик каменной статуи – воплощение настороженности и сосредоточенности.
– Что с вами? – одновременно вскричали мы с сэром Генри.
Когда Холмс опустил глаза, я увидел, что он пытается побороть в себе какое-то чувство. Лицо его сохраняло спокойствие, но взгляд горел.
– Простите ценителя искусства за временное изумление, – сказал он, махнув рукой в сторону серии портретов, висевших на противоположной стене. – Ватсон утверждает, что я ничего не смыслю в искусстве, но это не так, просто у нас разные вкусы. Изумительные портреты.
– Я рад, что вам они нравятся. – Сэр Генри озадаченно посмотрел на моего друга. – Только сам я мало что смыслю в этих вещах. Лошадь или бычка я бы оценил, но картину – нет. Я и не знал, что у вас хватает времени еще и на искусство.
– Хорошую картину видно сразу. А сейчас я именно такие картины и вижу. Готов поспорить, что вон та леди в голубых шелках написана Кнеллером, а сей упитанный джентльмен в парике – скорее всего работы Рейнольдса. Это фамильные портреты, я полагаю?
– Да, это все мои предки.
– Вы знаете их имена?
– Да, Бэрримор меня натаскивал, так что я их всех запомнил.
– Кто этот господин с телескопом?
– Это контр-адмирал Баскервиль. Он служил в Вест-Индии у Родни. Мужчина в синем камзоле со свитком – сэр Виллиам Баскервиль. Этот был председателем комитета путей и средств[14] палаты общин при Питте.
– А этот кавалер прямо напротив меня? В черном бархатном костюме с кружевами?
– О, этот вам будет особенно интересен. Это причина всех наших несчастий, тот самый Хьюго, из-за которого и появилась собака Баскервилей. Уж этого-то не забудешь.
Я с любопытством и не без удивления посмотрел на портрет.
– Подумать только! – сказал Холмс. – С виду обычный скромный человек. Вот только в глазах дьявольский блеск. Я представлял его себе более крепким и колоритным.
– Тем не менее сомневаться не приходится, потому что сзади на холсте написано его имя и год, 1647.
Больше этой темы не касались, но старинный портрет, казалось, приковал к себе внимание Холмса: мой друг то и дело бросал взгляд на картину. Только позже, когда сэр Генри ушел к себе, я смог понять ход мыслей Шерлока Холмса. Он взял в руки большой подсвечник и подвел меня к картинам на дальней стене банкетного зала.
– Вы ничего не замечаете?
Я посмотрел на строгое вытянутое лицо в обрамлении широкополой шляпы с плюмажем, длинных завитых локонов и белого кружевного воротника. Оно не было злым, лицо скорее можно было назвать чопорным, суровым, даже мрачным. Тонкие губы были крепко сжаты, глаза выражали холодную беспощадную уверенность.
– Вам он никого не напоминает?
– У сэра Генри похожая форма челюсти.
– Возможно, мне это просто кажется, но вот взгляните. – Холмс встал на стул и, переложив подсвечник в левую руку, правую изогнул и приложил к портрету так, что шляпа и длинные волосы оказались прикрыты.
– Боже правый! – вырвалось у меня.
Со старинного портрета на меня смотрело лицо Стэплтона.
– Ха, теперь видите? Мои глаза натренированы обращать внимание на лица, а не на детали, их окружающие. Хороший сыщик обязан уметь распознать лицо в гриме.
– Поразительно! Просто одно лицо!
– Да, интересный пример того, как прошлое оживает в наши дни, и в физическом, и в духовном смысле. Оказывается, изучение фамильных портретов может заставить поверить в переселение душ. Выходит, он тоже Баскервиль… Теперь это очевидно.
– И метит в наследники.
– Несомненно. Эта случайно увиденная картина дала нам последнее недостающее звено. Теперь он наш, Ватсон, теперь он наш. И я уверен, что уже сегодня Стэплтон будет беспомощно трепыхаться в наших сетях, как его любимые бабочки у него в сачке. Булавка, кусочек пробкового дерева, табличка с подписью, и можно добавлять его в нашу коллекцию на Бейкер-стрит!
Мой друг захохотал и отвернулся от картины. Мне редко приходилось слышать смех Холмса, но каждый раз он сулил беду какому-нибудь злодею.
На следующее утро я проснулся довольно рано, но Холмс встал еще раньше. Одеваясь, я увидел в окно, как он подходит к дому.
– Да, нам сегодня предстоит насыщенный день, – сказал он, потирая руки в предвкушении. – Сети уже расставлены, рыбалка вот-вот начнется. До вечера мы уже будем знать, угодила ли наша жирная длинномордая щука в ловушку или прошла мимо сети.
– Вы что, уже побывали на болоте?
– Я ходил в Гримпен, чтобы послать телеграмму в Принстаун о смерти Сэлдена. Думаю, могу пообещать вам, что никого из вас не станут беспокоить по этому делу. Кроме того, я встретился с верным Картрайтом, который наверняка стал бы дежурить у моей хижины, как собака у могилы хозяина, если бы я не заверил его, что со мной все в порядке и мне ничего не угрожает.
– Чем теперь займемся?
– Поговорим с сэром Генри. А вот и он!
– Доброе утро, Холмс, – поздоровался баронет. – Вы похожи на генерала с начальником штаба перед предстоящей битвой.
– А так и есть. Ватсон как раз просил меня дать указания.
– В таком случае я тоже к нему присоединяюсь.
– Прекрасно. Вы, насколько я понимаю, сегодня приглашены на обед к Стэплтонам.
– Да, и, надеюсь, вы тоже пойдете? Это весьма гостеприимные люди, они будут очень рады познакомиться с вами.
– Боюсь, что не смогу составить вам компанию. Нам с Ватсоном нужно срочно ехать в Лондон.
– Как в Лондон?
– Да, при сложившихся обстоятельствах от нас будет больше пользы, если мы будем находиться в Лондоне.
Лицо баронета заметно вытянулось.
– Но я надеялся, что вы останетесь со мной, пока все не выяснится. Я же один тут в Холле или на болоте совсем с ума сойду.
– Дорогой мой, вы должны полностью довериться мне и в точности выполнять мои указания. Друзьям своим вы скажете, что мы очень хотели пойти с вами, но срочное дело потребовало нашего отъезда в город. Мы очень надеемся вернуться в Девоншир как можно скорее. Не забудете им это передать?
– Если вы настаиваете.
– Уверяю вас, это необходимо сделать.
По тому, как насупился баронет, я понял, что он очень обиделся на нас. И неудивительно, ведь что он мог подумать? Только то, что мы просто-напросто бросаем его, даже не объясняя причин.
– И когда вы намерены уезжать? – холодно спросил сэр Генри.
– Сразу после завтрака. Сначала мы съездим в Кум-трейси, и Ватсон оставит здесь свои вещи, чтобы вы не сомневались, что мы вернемся. Ватсон, вы пошлете Стэплтону записку, в которой напишете, что очень сожалеете, но не сможете прийти на обед.
