Алан Брэдли - Сэндвич с пеплом и фазаном

Траут: подхалимка Дрюс. Маленькая нервная блондинка. Отшвырнула доску Уиджа. Причина? Нужно допросить ее.

Мисс Фолторн: директриса школы. Учительница и мучительница. Не знаю, что и сказать о ней.

Баннерман Милдред: преподавательница химии. Оправданная убийца. Блестящий знаток химии и прекрасная учительница. Время от времени помогает полиции.

Мисс Дюпон: учительница французского языка. Ла-ди-да.

Фицгиббон: сестра-хозяйка. Бывшая школьная медсестра. Имеет доступ к наркотикам.

К.: неизвестный владелец ключей. Нужно выяснить, кто он или она.

Мардж и Сэл: прачки.

Мисс Моут: преподавательница естественных наук. Медуза в инвалидной коляске, выглядит как Горгона – сплошная голова без тела.

Мисс Паддикомб: преподавательница гимнастики.

Рейнсмит Райерсон: председатель совета опекунов и жалкая тряпка, по крайней мере, когда дело касается…

Рейнсмит Дорси: жена Райерсона. И этим все сказано. Хотя она читает мрачные детективы.

Итак, вот он, мой список действующих лиц: герои, негодяи и статисты со своими выходами и ролями, аккуратным почерком указанные на первой странице пьесы Шекспира.

Есть ли среди них убийца?

Конечно, в мой список не вошли инспектор Грейвенхерст и его помощник сержант ла Белль. Думаю, вполне можно было бы исключить их обоих из числа подозреваемых, но я этого не делаю для полноты картины. Как однажды написал дядюшка Тарквин де Люс на полях одного из своих многочисленных дневников: «Также принимайте во внимание сосуд».

Мудрые слова, и я намереваюсь всегда их помнить.

Что-то тревожило меня, когда я читала и перечитывала свой список: что-то за гранью сознания, сводившее меня с ума своей неуловимостью, как хрустальный шар, который однажды спрятали в проточной воде на виду у всех, а я его нашла.

Пришло время использовать изобретенный мной прием, который я именую «ловлей слов». Я буду фокусироваться на одном ключевом слове за раз и позволю своим мыслям свободно лететь в поисках ассоциаций. Оккультизм… камин… доска Уиджа…. сигареты…

Колокольчик не прозвенел и свисток не свистнул, пока я не добралась до «Скарлетт Амелия… прачечная». Скарлетт утверждала, что видела, как Кларисса Брейзеноуз – или ее призрак – прошлым вечером вышла из прачечной.

Хотя мои мысленные пальцы щекотали брюшко моей идеи, как однажды щекотал брюшко пойманной в нашем поместье форели браконьер Бруки Хейрвуд, ныне покойный, я не могла ухватить ее.

Скарлетт Амелия… прачечная.

Составляющая приема «ловли слов» заключается в том, чтобы переключить внимание на что-то еще, когда дичь ускользает: подумать о чем-то совершенно другом, и когда мысль снова появится, схватить ее за горло.

Так что я заставила себя подумать об Иоганне Шоберте, немецком композиторе, который вместе с женой, ребенком, горничной и четырьмя знакомыми умер в ужасных мучениях, после того как они поели кое-какие грибы, по его настойчивому утверждению, совершенно съедобные. Шоберт написал провалившуюся комическую оперу «Большая охота и браконьер». Тетушка Фелисити заставила Фели играть отрывки из нее в вечер моего отъезда.

Вероятно, только тетушка Фелисити и я понимали, что это значит.

Сработало!

Прачечная.

Слово высунуло свою голову из норы, и я его схватила. Прачечная.

Мне захотелось завопить: «Ярууу!»

Прачечная. Дело не в том, что Скарлетт видела, как Брейзеноуз выходит из прачечной. Нет, вовсе не в этом. Дело в том, что Скарлетт получила медаль за стирку и глажку – маленький посеребренный утюжок.

Кларисса Брейзеноуз тоже получила серебряную награду? Маленький потемневший металлический предмет с крыльями, который в этот самый момент прожигает дыру в моем кармане?

Я выудила его, вздрагивая при мысли о том, где он побывал и как ему досталось.

Я снова рассмотрела его сквозь увеличительное стекло, на этот раз еще более внимательно.

Как я заметила в первый раз, у этой штуки были лицо и крылья, но она так оплавилась, что разглядеть детали было сложно. Печальная ассоциация с падшим ангелом, который ударился о землю на бешеной скорости летчика, у которого не раскрылся парашют.

Наверху головы была маленькая дырочка – для шнурка или колечка.

Его носили на шее! Медальон. Религиозное украшение. Ангел. Нет, архангел! Святой Михаил!

Я быстро построила цепочку умозаключений.

Почему я раньше этого не заметила? Сложенные крылья высоко над головой. Такие бывают только у архангелов. Я часто видела их в ветхих томах, посвященных искусству, которые в изобилии имелись по всему Букшоу (у меня опять сжалось сердце), и на огромном витраже в Святом Танкреде, подаренном церкви в средние века семейством Де Люс.

Рядовые ангелы, насколько я знала, до серафимов и почти невероятных херувимов обладали пушистыми лебедиными крыльями, выраставшими из плеч: подходящими для коротких полетов, но отнюдь не такими мощными, как орлиные крылья архангелов.

Этот оплавленный кусок металла, который я держала во внезапно дрогнувшей руке, принадлежал одной из пропавших девочек: ле Маршан, Уэнтворт или Клариссе Брейзеноуз.

Кто из них носил Михаила на шее? Кому подарили медальон?

Я в два счета это выясню. Вытащу эту информацию из Джумбо, которая, будучи старостой, должна знать. Но сначала надо поймать ее, когда она одна.

Фицгиббон еще не заметила, что я исчезла из лазарета, – по крайней мере, я думаю, что не заметила. Шума никакого не было – ни криков, ни тревоги, ни поисковых отрядов. Никто не потрудился прийти в «Эдит Клейвелл» в поисках болящей бедняжки Флавии де Люс. В некотором роде это даже раздражало.

Было нелегко отсечь Джумбо от стада (я горжусь тем, как я провернула это дело), особенно стараясь при этом не привлекать к себе внимания. Я понаблюдала за ней в окно в надежде застать ее, когда она пойдет на хоккейное поле или будет возвращаться с него, но безуспешно.

Прокравшись на верхний пролет лестницы, я принялась ждать. Позову ее и вернусь в свою комнату. Не идеальное решение, но оно может оказаться единственно возможным.

Час спустя я начала приходить в отчаяние. «Отчаяние» – да, самое подходящее слово. Как там говорится в известной пословице? «В отчаянном положении нужны отчаянные меры», как сказал кардинал хористке. Даффи однажды вскользь это процитировала, добавив, что это из Диккенса и что это выше моего понимания.

Естественно, она была не права. Широкоизвестный факт, что большинство князей церкви питает склонность к театру, и не надо излишне напрягать воображение, чтобы представить, как его высокопреосвященство дает совет с высоты своего опыта.

В любом случае мне нужно отчаянное решение.

Я дождалась временного затишья в коридоре, вышла из своей комнаты и тихонько начала спускаться по черной лестнице.

В дальнем конце вестибюля, в тенях около древнего лифта и почти в самой задней части здания на стене висит черный телефон, который, как мне сказали, разрешается использовать только по чрезвычайным семейным обстоятельствам. Как и у его двойника в Букшоу, в этом аппарате было что-то зловещее.

В темноте я внимательно рассмотрела пожелтевшую карточку, установленную под круглым прозрачным стеклом: ГАрден 5047.

Я несколько раз повторила номер про себя и выскользнула через черный ход. Короткий рывок в прачечную, обогнуть ее, дальше бассейн с золотыми рыбками. В это время дня курильщиков тут не бывает, так что я могла побыть в одиночестве.

Я присела на каменный край бассейна, как уже делала раньше, но не смогла дотянуться. Сняла туфли, стянула гольфы и вошла в воду.

Вода была холодная – холоднее, чем я ожидала, но в конце концов, на дворе октябрь. Парочка вялых рыб уплыла под прикрытие камней и растений.

Я опустила руку по локоть в илистую воду, вздрагивая при мысли о ее химическом составе. Из-за преломления света нелегко определить точное положение предметов на дне, но приложив кое-какие усилия, я выудила монетку с бобром с одной стороны и головой короля с другой. Пять центов.

Я снова поводила рукой в воде… еще… еще… в результате раздобыла серебряную монетку с кораблем и еще одну с существом, в котором я узнала мышь. Десяти– и двадцатипятицентовик. Я собрала еще пару монеток на всякий случай, надела гольфы и туфли и, миновав проход за прачечной, поспешила на улицу.

Через несколько минут, зажав монетки в ладони, я шагала по Данфорту, направляясь в сторону овощной лавки, где во время своей прогулки на кладбище я заметила телефонный автомат.

– Опять ты, деточка? – приветствовала меня продавщица. – Пришла спеть мне еще одну песенку?