Алисия Хименес Бартлетт - Не зови меня больше в Рим
Гарсон, услышав мои слова, буквально онемел. Габриэлла смотрела на меня с таким видом, словно сомневалась, верно ли поняла сказанное. И только Абате по-прежнему улыбался счастливой улыбкой, отреагировав еще более пылко, чем прежде:
– Brava, bravissima! Но вы должны понять меня правильно, я всего лишь хочу убедиться, что наши взгляды в этом пункте совпадают, чтобы решить, как действовать дальше.
– На это я вам скажу вот что: поведение Катаньи кажется мне странным. Если он наемный убийца, который по заказу какого-то врага Сигуана убил фабриканта, а потом и Киньонеса как единственного свидетеля, почему он опустился до кражи в магазине электробытовых приборов в составе небольшой банды? Киллерство – куда более доходное занятие.
– Вот именно! И я вижу такие варианты объяснения: не исключено, что Катанья – никакой не киллер, а просто проходимец без гроша в кармане, который случайно познакомился в Киньонесом и решил заработать, поучаствовав в этом спектакле с проституткой. Но такая версия противоречит имеющимся у вас данным: он убил Сигуана сразу, как только проверил его документы, и не взял ничего ценного с места преступления. Можно также предположить, что он вовсе не профессиональный убийца, а просто готовый на все мерзавец, и он совершил оба убийства потому, что кто-то ему заплатил.
– Хочу напомнить: судя по всему, он совершил и третье убийство.
– Да, но убийство Джульетты Лопес безусловно связано с двумя предыдущими. И это укрепляет мои подозрения, что Катанья – идиот, а не расчетливый профессиональный убийца, и что на него полагается лишь тот, кто его нанял, – гипотетический враг Сигуана.
– В таком случае дело осложняется.
– Наверняка, ведь всегда проще идти по следу настоящего профессионала, чем искать незадачливого дилетанта.
– А на что жил Рокко Катанья после того, как вышел из тюрьмы, и до того, как получил плату за убийство Джульетты?
– Не знаю.
Тут в первый раз подал голос Гарсон:
– Этот Катанья прикончил трех человек, и это показывает, что он закоренелый убийца – то есть лепешка-то оказалась слоновьей.
Ispettore Абате вдруг расхохотался, словно услышал остроумнейшую шутку. При виде нашего общего изумления он счел нужным объясниться:
– Простите меня, но это выражение – “слоновья лепешка” – звучит очень колоритно, я просто обожаю такие лингвистические перлы.
Гарсон внезапно почувствовал себя героем и, польщенный, ответил:
– Ну, если вас будет смешить каждое такое выраженьице, хорошее настроение вам обеспечено.
Чтобы подобные отступления не отвлекали нас от дела, я быстро вернула разговор в нужное русло:
– Давайте делать выводы. Каково ваше мнение, ispettore?
– Я считаю, что тот, кого мы называем “враг Сигуана”, должен быть итальянцем. Зачем было бы испанскому врагу ехать в Италию на поиски профессионального убийцы? В Испании есть отличные киллеры, кроме того, как мне известно, там действуют еще и первоклассные колумбийские мастера этого дела. Разве не проще обратиться к ним – и ближе, и язык общий? Скажите, Петра, – тут он назвал меня по имени, – что вытекает из вашего расследования: каких врагов мог иметь Сигуан в Италии?
– На первый взгляд с Италией его связывали исключительно деловые отношения, и они, кстати, успешно развивались в последнее время, то есть перед его смертью. Я уже попросила составить список клиентов Сигуана в вашей стране и буду настаивать, чтобы список этот прислали как можно скорее. Правильно?
– Да, именно это нам сейчас и нужно.
– Иначе говоря, ispettore, вы намерены досконально изучить дело Сигуана, а не ограничиваться поисками Катаньи?
– Ну, разумеется, мы будем искать Катанью, но вы, полагаю, не станете со мной спорить: надо, чтобы добиться успеха, основательно знать дело, которое вы ведете.
– И вы отдаете себе отчет, что это потребует дополнительного времени?
– Нас много на этом деле – целых четверо.
– Да, но так как согласно принятым международным правилам нам придется всюду ходить вместе, возможности наши ограничиваются.
Он, не переставая улыбаться, посмотрел на меня, но с ответом помедлил. Потом наконец сказал:
– Прежде чем мы ринемся в бой, надо сделать еще кое-что. Судья, который занимается вашим делом в Риме, желает познакомиться с вами. Я предлагаю прямо сейчас поехать к нему, а потом начнем работать.
Габриэлла Бертано, которая за все это время не проронила ни слова, встала и повела нас на стоянку.
Все те ужасы, которые я стала рисовать себе, едва узнав, что нам предстоит вести расследование вместе с двумя итальянскими полицейскими, в мгновение ока воплотились в реальность. На этом этапе моей профессиональной жизни я уже успела убедиться: проблемы, которые поначалу кажутся всего лишь возможными, в конце концов всегда и неизбежно материализуются. Ну как сделать так, чтобы инспектор полиции, который находится в своей стране, включившись в наше расследование, не попытался навязать нам собственное понимание дела? Абате явно вознамерился постоянно вмешиваться в нашу работу, а не только помогать нам искать убийцу. И я ничего не могла с этим поделать. Начни я протестовать либо слишком жестко настаивать на своем, он легко изменит линию поведения и будет выкладываться меньше, чем следует. Да, судя по всему, чертов итальянец усложнит нам жизнь гораздо сильнее, чем я рассчитывала. И вина не была на все сто процентов его, виновата была порочная система, которая без видимой необходимости предписывала удвоение усилий. Наверняка было бы вполне достаточно, если бы мы с Гарсоном отчитывались перед местной полицией о любых наших действиях и по мере необходимости просили бы у них помощи. Так нет же, нас лишили табельного оружия и ни на миг не оставляли без присмотра! И мы чувствовали себя последними кретинами. Я нашла подходящий момент, чтобы шепотом пожаловаться на это Гарсону, но тот лишь фыркнул по-бизоньи и пожал плечами.
Затем последовал цирк с судьей. Надо отметить, что в Испании мы, полицейские, грешим желанием максимально сохранить свою независимость от судебного ведомства, и фигура судьи для нас по большей части лишена мифического ореола. Совсем не то в Италии. В Италии судья – царь и бог. Для них это своего рода тотем, его почитают и к нему относятся с благоговейным уважением. Вот такой судья нас и ожидал – Мафусаил в черном бронеподобном костюме, похожем на тот, что носил Гарсон в пору своего вдовства.
Разумеется, с полицейской стороны первой скрипкой выступал на этой встрече Абате, он изложил все детали дела, которые судья пожелал узнать. Занятно, но столь импульсивный всегда инспектор поразил меня чудесами терпения и ни разу не попытался оживить неспешный ритм, в котором протекало наше совещание. Меня уже начинало тошнить от переизбытка формализма, но выхода не было: приходилось молча следить за цепочкой вопросов престарелого судьи Чезаре Боно. Под конец тот принялся подписывать бесконечную стопку бумаг, но прежде вынул из верхнего кармана пиджака очки с блестящими стеклами фисташкового цвета. Господи боже мой, ни один судья в Испании, молодой или старый, шустрый или заторможенный, никогда в жизни не нацепил бы на нос столь легкомысленные окуляры при исполнении своих служебных обязанностей! Это было ключевым опытом, полученным за все время нашей поездки: итальянцы принимают установленные сверху стандарты, к соблюдению которых обязывает их та или иная должность, но всегда вносят в них некую забавную, даже игривую, деталь, и она помогает хотя бы ненадолго вынырнуть за границы томительных условностей. Это здорово, подумала я, остается только мечтать, чтобы и комиссар Коронас когда-нибудь решился на такое.
Но на этом встреча наша не закончилась. Настал черед рекомендаций. Судья Боно попросил нас быть острожными, уважать по мере возможности презумпцию невиновности, не форсировать события, относиться к происходящему спокойно и обо всем информировать его. Пожалуй, ни один отец из верной всем традициям семьи не наставлял бы своих строптивых детей с такой деликатностью. Когда я уже решила было, что он приблизился к финалу, судья вдруг принялся вспоминать свои поездки в Барселону. Воспоминания он сопровождал глубокими ностальгическими вздохами. Казалось, Боно тоскует вовсе не по городу, а по любовнице, чего я, честно сказать, не исключала. Затем он стал задавать нам вопросы. Сохранили ли Рамблас ту же богемную и чувственную атмосферу, что царила там прежде? Я решила не сообщать ему, что толпы туристов превратили бульвар, да и весь центр Барселоны, в непроходимые места и что на тротуарах вдоль Рамблас теперь понатыканы сувенирные лавки и забегаловки фастфуда. Но я не успела помешать Гарсону пожаловаться на дороговизну жизни и на то, как трудно найти место для парковки. К счастью, судья, по всей видимости, плохо его понял или не пожелал понять. Так оно и лучше, какое право мы имеем протыкать воздушный шарик иллюзий, который этот милый человек надувал год за годом.
