Ли Чайлд - Джек Ричер, или Личный интерес
– Это полицейские? – спросила Кейси Найс.
– Уверен, что сейчас мы узнаем – так или иначе, – ответил я.
Мы перешли улицу и направились в сторону фургона, передние дверцы которого распахнулись одновременно, и наружу выбрались двое парней. Тот, кто оказался на тротуаре, медленно повернулся, а его напарник быстро обошел капот. Движение в одном направлении, но с разной скоростью. Синхронизированное действие, отработанное до автоматизма долгой практикой.
Оба были в темных костюмах и черных дождевиках. Оба белые, точнее, с розовой кожей, если уж быть точным до конца. С высохшей кожей, словно они пережили долгую трудную зиму. Оба ниже меня, но ненамного легче. У обоих большие шишковатые руки и мощные шеи.
Они встали на нашем пути.
– Чем я могу вам помочь? – спросил я, совсем как сосед Котта в Арканзасе.
Парень, который сразу сошел на тротуар, заговорил первым:
– Сейчас я положу руку в карман и очень медленно достану документы, которые свидетельствуют о том, что я представляю правительство. Вы меня поняли?
Это могло оказаться очень тонкой уловкой – мы будем следить за медленно движущейся рукой, а его напарник сможет сделать все, что пожелает. Например, собрать новенький «Хеклер и Кох».
Впрочем, если бы им требовалось оружие, они бы вышли из фургона с пистолетами в руках.
– Я понимаю, – сказал я.
Парень посмотрел на Кейси Найс.
– Мисс? – сказал он.
– Давайте, – ответила она.
Так он и сделал, вытащив из кармана кожаный бумажник, черный и потертый, и открыв его одним движением пальца. Внутри я увидел два немного пожелтевших пластиковых окошка. Под одним – полицейский жетон британской полиции, выпуклый и блестящий, но не такой впечатляющий, как на островерхих шлемах. За другим пластиковым окошком находилось удостоверение личности.
Парень протянул ко мне бумажник. Его большой палец закрывал фотографию.
– Ваш палец закрывает фотографию, – сказал я.
– Извините, – ответил он и убрал палец.
На фотографии был он. Сверху было напечатано: Полиция Большого Лондона.
– Нам нужно задать вам несколько вопросов.
– Каких вопросов? – поинтересовался я.
– Садитесь в фургон.
– А где тогда будете сидеть вы? – осведомился я.
Парень слегка помедлил.
– Нам нужно, чтобы вы сели в заднюю часть фургона.
– Я не люблю темноту, – ответил я.
– Там стоит проволочный экран и будет достаточно светло.
– Хорошо, – сказал я.
Казалось, мой ответ его удивил. Он вновь немного помедлил, потом кивнул и шагнул вперед, его партнер последовал за ним; мы отступили назад, сделали пол-оборота и сошли на проезжую часть, терпеливо дожидаясь, когда один из них распахнет двери.
Это сделал тот, кто поспешно обходил капот; сначала он нажал на ручку, распахнул правую дверцу, затем левую, и они образовали угол больше девяноста градусов, нечто вроде туннеля. Внутреннее пространство оказалось совершенно пустым и таким же чистым, как обшивка фургона. Голый металл, выкрашенный в черный цвет и тщательно отполированный, стены для надежности и прочности уплотнены. Я обратил внимание на ребристый пол. И, как нам обещали, заднюю часть фургона от кабины отделяла толстая проволочная решетка.
На внутренней стороне двери ручки отсутствовали.
Тот, кто распахнул дверцы, слегка повернулся влево, потому что ему пришлось наклониться, чтобы повозиться с ручкой, а я оттолкнулся левой ногой от тротуара и нанес удар локтем ему в переносицу – получилось немного сверху вниз. Его колени подогнулись, голова откинулась назад и задела дверь с глухим металлическим звоном, но я не стал смотреть, что с ним произошло дальше, – повернулся против часовой стрелки, отпихнул в сторону Кейси Найс и тем же локтем нанес удар первому парню. Он был большим и сильным, но, без сомнения, драться не умел. Может быть, ему хватало угрожающего вида и репутации. Может быть, прошли годы с тех пор, как он в последний раз участвовал в настоящей схватке. Есть только один способ борьбы с внезапным ударом локтя – повернуться, нырнуть вперед и принять его на предплечье, что всегда очень болезненно, а иногда приводит к онемению, но тебе удается устоять на ногах. Однако мой противник выбрал другой путь, приняв неправильное решение. Он рванулся вверх и назад, высоко подняв подбородок, надеясь уклониться от удара, что не привело к успеху – да и не могло привести. Локоть ударил его в шею – на сей раз направление получилось строго горизонтальным, нечто вроде железного прута, двигающегося со скоростью почти тридцать миль в час.
Здесь важна скорость, как в бейсболе или когда ты ломаешь дверь. Человеческое горло полно уязвимых хрящей и мелких костей. Я почувствовал, что мой локоть сломал немалое их число, и повернулся к другому парню, но тот не нуждался в уточняющем вопросе. Он сидел на заднице, опираясь спиной о распахнутую дверь, кровь ручьем лилась из его носа, нокаут на счете «восемь». Тогда я снова повернулся и увидел, что парень, получивший удар в горло, лежит в канаве на спине. Он стонал, хрипел и скреб горло.
Я опустился рядом с ним на колени и быстро его обыскал. Ни пистолета, ни ножа. Только не при свете дня, сообразил я, мы в Лондоне.
Рядом возникла Кейси Найс, которая сильно побледнела.
– Какого дьявола ты творишь? – спросила она.
– Поговорим потом, – ответил я. – Вокруг люди. Сначала посадим их в фургон.
Парень в канаве едва дышал. Я схватил его за плащ на груди, поднял и развернул так, что голова и плечи оказались между дверей, и засунул его внутрь. Затем проделал ту же процедуру с его напарником, подхватив его ворот сзади и ремень со стороны спины, потому что его грудь и лицо были залиты кровью, а я не хотел пачкать одежду. Затем я захлопнул дверцы и проверил ручку.
Заперто.
– Почему ты это сделал? – спросила Кейси Найс.
– Ты не хотела отвлекаться на посторонние предметы, – сказал я.
– Боже мой, они же полицейские.
– Садись вперед. Нам нужно увести фургон подальше.
– Ты сошел с ума.
Я огляделся по сторонам, увидел машины и людей, но все они были заняты своими делами. Вокруг не собралась толпа зевак, никто не стоял, прикрыв рукой разинутый рот, и не искал сотовый телефон. На нас не обращали внимания. Почти сознательно. Мир везде одинаков. В подобных ситуациях люди отводят глаза в сторону.
– Ты мне сказала, что если у нас возникнет проблема, нам следует решить ее быстро и без лишних размышлений.
Я шагнул на тротуар и направился к дверце водителя. Затем отодвинул сиденье на максимально возможное расстояние, не слишком далеко из-за проволочного заграждения. Я понимал, что мне придется вести машину с прижатыми к ушам коленями, с правым рулем, не по той стороне дороги, с ручной коробкой передач и дизельным двигателем, к чему я совершенно не привык.
Кейси Найс села на пассажирское сиденье. Она все еще оставалась бледной. Ключ был в зажигании. Я завел двигатель, выжал сцепление и переключил передачу, обнаружив, что их слишком много. Не меньше семи, включая задний ход. Я сделал обоснованное предположение, переместил рукоять влево и вверх и стал искать, как включить указатель поворота.
– Я имела в виду другие проблемы, не связанные с полицейскими, – сказала Кейси Найс.
– Полицейские представляют для нас такую же проблему, как и все остальные. На самом деле они даже хуже. Они могут отвезти нас в аэропорт в наручниках. Никто другой так поступить не способен.
– Именно так они теперь и сделают. Наверняка. Они выследят нас, чтобы отомстить. Ты только что напал на двух офицеров, и с этой минуты мы в бегах. Ты в тысячу раз усложнил наше положение. В миллион раз. Теперь наша задача стала невыполнимой.
Я включил сигнал поворота, посмотрел в зеркало заднего вида и тронулся с места – рывком – из-за неловкого движения левой ноги.
– Всё так, только вот они не полицейские, – сказал я.
Я поменял передачу один, два, три раза – теперь у меня получилось уже лучше, – и мы выехали на левую полосу.
– Мы видели значок, – сказала Кейси Найс.
– Могу спорить, что он сделан на домашнем компьютере.
– Ты можешь спорить? Что это вообще значит? Ты намерен напасть на сотню полицейских только из-за того, что один из них может им не оказаться?
Я снова переключил передачу и немного увеличил скорость, чтобы не выделяться из потока.
– Ни один полицейский на свете не назовет свой жетон документом, удостоверяющим, что он работает на правительство. Полицейские не работают на правительство. Прежде всего в своем сознании. Они служат своему департаменту. И друг другу. И всему мировому братству полицейских. Возможно, городу в лучшем случае. Но только не правительству. Они ненавидят правительство. Оно – их злейший враг на всех уровнях. Национальное, окружное, местное – никто не понимает полицейских, и всякий норовит сделать их жизнь более отвратительной, окружая их бесконечными потоками чепухи. Полицейский никогда не произнесет это слово в таком контексте.
