Энн Перри - Грехи волка
Но едва поезд отошел от перрона и за окном в дождливом сумраке замелькали лондонские крыши, редкие проблески газовых фонарей на пустеющих улицах и случайные запоздалые экипажи на мокрой булыжной мостовой, ощущение торжества покинуло Уильяма.
Он представил, как вернувшийся в свой кабинет Рэтбоун усаживается за стол и машинально перебирает ненужные бумаги, размышляя о том, что же теперь следует предпринять, представил Эстер, испуганно съежившуюся под ветхим одеялом в одиночной камере Ньюгейта и настороженно прислушивающуюся к гулким шагам в коридоре и лязгу ключей в тюремных замках. Во взглядах надзирательниц она постоянно встречает лишь ненависть. На этот счет у Монка не было никаких иллюзий. Все они считают ее виновной в чудовищном преступлении и не заслуживающей ни капли сочувствия. То, что ее еще не судили, для них не имеет никакого значения.
Почему мисс Лэттерли, подобно другим женщинам, не избрала какого-нибудь иного занятия? Какая нормальная женщина согласится одна переезжать с места на место, ухаживая за совершенно не знакомыми ей людьми? И зачем он, Уильям, только с ней связался? Ей на роду было написано рано или поздно попасть в беду. Счастье еще, что это не случилось в Крыму! Он глупец, что позволил себе проявить к ней интерес. Ему же никогда не нравились женщины такого склада! Все в ней его раздражало.
И все же простое милосердие требовало от него сделать все возможное, чтобы помочь этой девушке. Люди доверяют ему, и, насколько ему известно, он за всю жизнь еще ни разу не обманул их доверия. Во всяком случае – намеренно. Правда, как он теперь вспомнил, много лет назад он подвел своего наставника. Но там дело было в отсутствии способностей, а не рвения. И речь шла не о доброте. Судя по всему, что Монк смог о себе узнать, он и раньше не был добрым человеком. Но честным – безусловно! И никогда не мирился с несправедливостью.
Впрочем, нет! Он вздрогнул и горько усмехнулся. Это неправда. Не мирился он с беззаконием. Но достаточно часто бывал несправедлив к подчиненным, излишне требователен, слишком скор в суждениях и претензиях…
Ладно, хватит копаться в прошлом. Его не изменишь. Но будущее в его руках. Он выяснит, кто и почему убил Мэри Фэррелайн, и докажет это. И дело тут не только в его профессиональном самолюбии: Эстер и вправду заслуживает помощи. Она, конечно, часто ведет себя по-дурацки, она почти всегда невыносима, язвительна, безапелляционна и вздорна. Но все, рассказанное ею о происшествии в эдинбургском поезде, – без сомнения, правда. Ради оправдания собственной ошибки она не станет лгать даже самой себе, а тем более – кому-либо другому. Редкое качество как в мужчинах, так и в женщинах!
И, разумеется, она не убивала Мэри! Что за нелепая идея?! Мисс Лэттерли – человек достаточно смелый и горячий, чтобы убить кого-то за нанесенное ей оскорбление. Но из корысти – никогда. А уж если бы и совершила столь чудовищную вещь, как убийство, то не таким способом, а открыто, сойдясь с врагом лицом к лицу. Ударила бы по голове или пырнула ножом, но не отравила спящего. Коварство не в ее натуре. Помимо всего прочего, она – человек храбрый.
Да, именно храбрый. Монк устремил взгляд за окно, во тьму, сквозь которую двигался на север уже миновавший лондонские пригороды поезд. Ему было очень неудобно сидеть между худым мужчиной в сером пальто, уставившимся в газету сквозь нацепленные на кончик носа очки, и спящим пузатым коротышкой. Напротив двое пассажиров помоложе вяло спорили о состоянии государственных финансов.
Эстер выдержит. В Крыму ей приходилось терпеть вещи и похуже – куда более тяжкие физические лишения, жуткий холод, а может быть, и голод, недели без настоящего сна… И, конечно, постоянный риск. Ей доводилось бывать на поле боя, среди грохота выстрелов, под огнем. Ей ли не выдержать неделю-другую в Ньюгейте! Ничего страшного. Лэттерли не из тех женщин, которые пасуют перед трудностями. Разумеется, ей будет нелегко – она не менее чувствительна, чем любой другой, но она справится.
А его дело – добраться до Фэррелайнов и выяснить истину.
Однако с наступлением ночи, когда соседи Уильяма погрузились в сон, бодрость изменила ему. Усталый и замерзший, он ясно представил себе, насколько трудно будет вытянуть что-либо существенное из погруженного в траур семейства. Один из его членов виновен в убийстве, но все они сплотятся против чужака, на которого пало обвинение, найдя в нем подходящего козла отпущения.
К утру у сыщика разболелась голова, тело его ныло от долгого неподвижного сидения в неудобной позе, а ноги замерзли так, что почти ничего не чувствовали. Столь же скверным было и настроение.
В Эдинбурге стоял жуткий холод, но, по крайней мере, не было дождя. На Принсес-стрит гулял ледяной ветер, однако Монку было не до исторических памятников или архитектурных красот, и поэтому он, вскочив в первый подвернувшийся кэб, назвал кучеру адрес Фэррелайнов на Эйнслай-плейс.
Дом их со стороны улицы выглядел великолепно. Если он принадлежал им и не был заложен, значит, по крайней мере, в финансовом плане дела семейства обстояли весьма неплохо. К тому же, на взгляд Уильяма, он был построен с большим вкусом. Ему понравилась классическая строгость фасада.
Впрочем, все это – мелочи. Вернувшись мыслями к занимавшему его делу, детектив поднялся по ступеням и позвонил. Дверь отворилась, и человек с внешностью гробовщика равнодушно взглянул на него:
– Да, сэр?
– Здравствуйте. Меня зовут Уильям Монк. Я приехал из Лондона по важному делу и хотел бы поговорить с мистером Фэррелайном или с миссис Макайвор. – Сыщик протянул «гробовщику» свою визитную карточку.
– Хорошо, сэр. – С тем же бесстрастным выражением мужчина протянул серебряный поднос, на который Монк бросил карточку. Нет скорее это все же не гробовщик, а дворецкий. – Благодарю вас, сэр. Будьте любезны подождать в холле. Я узнаю, дома ли миссис Макайвор.
Та же вежливая уловка, какая принята в Лондоне. Разумеется, ему известно, дома ли хозяйка. Вопрос в том, захочет ли она принять неожиданного гостя.
Уильям ждал в убранном крепом холле, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения. Он уже придумал, как поступить, если дочь Мэри откажется говорить с ним. Впрочем, то, что он прибыл из Лондона, должно подействовать – вряд ли она захочет посвящать слуг в вопрос о целях его приезда.
Его сомнения разрешились очень скоро. Вместо дворецкого появилась женщина лет тридцати пяти, стройная и подтянутая. Своей гордой и решительной осанкой она на мгновение напомнила Монку Эстер. Но лицом они были совсем не похожи, а таких прекрасных волос, как у вышедшей к нему дамы, ему еще не приходилось видеть. Но назвать ее по-настоящему красивой мешали излишняя оригинальность черт ее лица, жесткий контур рта и холодный взгляд человека, пренебрегающего условностями. Очевидно, это и была Уна Макайвор.
– Мистер Монк. – Интонация женщины была не вопросительной. При первых же звуках ее голоса сыщик понял, что перед ним человек, умеющий оставаться хозяином положения в самых трудных ситуациях. – Мактир передал мне, что вы приехали из Лондона и хотели видеть меня по какому-то делу. Он вас правильно понял?
– Да, миссис Макайвор. – Судя по описанию Эстер, это была именно Уна, и спрашивать ее имя не было нужд-ы.
Без малейших колебаний детектив солгал:
– Я представляю обвинение против мисс Лэттерли в деле о смерти вашей матери, и мне поручено уточнить все обстоятельства – как уже известные, так и те, что еще предстоит обнаружить, – с целью предотвратить любые ошибки, упущения или неприятные неожиданности при рассмотрении дела в суде. Мы должны быть уверены в справедливости того приговора, который будет вынесен.
– В самом деле? – Его новая знакомая чуть приподняла красивые брови. – Какая тщательность! Не думала, что обвинители в английском суде – ведь это не совсем то же самое, что у нас казначей-прокуратор, не так ли? – действуют с таким усердием.
– Это не обычное дело. – Монк твердо встретил ее взгляд, не пряча глаз и нисколько не заботясь о хороших манерах. Инстинктивно почувствовав, что эта женщина презирает уступчивость и уважает силу, он вместе с тем понимал, что должен вести себя так, чтобы она ни в коем случае не восприняла его появление как угрозу. Они встретились всего минуту назад, но оба уже поняли характер друг друга, взаимно оценив свойственную собеседнику проницательность и решительность.
– Рада, что вы это понимаете. – Едва заметная усмешка тронула губы Уны. – Разумеется, наша семья окажет вам все доступное содействие. Мой старший брат – казначей-прокуратор здесь, в Эдинбурге. Нам понятно, что даже в тех случаях, когда вина преступника очевидна, обвинению порой не удается добиться приговора, если при подготовке дела не было уделено достаточно внимания сбору доказательств. Полагаю, у вас есть письменное подтверждение полномочий? – Это было сказано весьма любезно, но не давало ни малейшего шанса увильнуть от ответа.
