Тесс Герритсен - Клуб Мефисто
– Или он попросту затеял с нами игру, – предположил Фрост. – Рисует всякие странные знаки. И пользуется странными пигментами. Вроде как хочет заморочить нам голову.
Джейн продолжала разглядывать карту. И думала о знаке на двери черного хода в доме Энтони Сансоне. Уджат, всевидящее око. Она посмотрела на Фроста.
– Египет находится как раз к югу от Кипра.
– Вспомнила о глазе Гора?
– А это еще что? – спросила Эрин.
– Знак, оставленный на месте преступления в Бикон-Хилле, – пояснила Джейн. – Гор – древнеегипетский бог солнца.
– Сатанинский символ?
– Пока неизвестно, какой смысл в него вкладывает преступник, – сказал Фрост. – Каждый думает по-своему. Что он сатанист. Или любитель истории. Или всего-то навсего сумасшедший.
Эрин кивнула:
– Что-то вроде Сына Сэма[12]. Помню, полиция потратила уйму времени, выясняя, кто он такой, этот таинственный Сэм. А оказалось, что это всего лишь слуховая галлюцинация убийцы. Говорящая собака.
Джейн закрыла папку.
– Знаете, я очень надеюсь, что наш преступник тоже полоумный.
– Почему же? – поинтересовалась Эрин.
– Потому что куда страшнее, если это не так. Если он совершенно в здравом уме.
Джейн и Фрост сели в машину лишь после того, как прогрелся двигатель, а дефростер прояснил запотевшее лобовое стекло. «Вот если бы так же просто можно было расчистить туман вокруг убийцы, – подумала Джейн. – Никак не могу составить себе его портрет. Представить, как он выглядит. Кто он – мистификатор? Художник? Историк? Я знаю только, что он живодер».
Фрост надавил на газ, и они тронулись в путь – на сей раз гораздо медленнее обычного, поскольку обледенелая дорога была скользкой. Небо совсем расчистилось, и температура воздуха упала – нынешний вечер обещал быть самым холодным за всю зиму. В такое время лучше всего сидеть дома и уплетать теплое жаркое. Сегодня, надеялась она, зло вряд ли выберется на улицы.
Фрост поехал по Коламбус-авеню на восток, в сторону Бикон-Хилла: они с Джейн собирались еще разок осмотреть место преступления. В салоне наконец стало совсем тепло, и Джейн до смерти не хотелось снова выходить наружу, где свирепствовал ветер. И идти на задний двор дома Сансоне, где остались замерзшие следы крови.
Заметив, что машина приближается к Массачусетс-авеню, Джейн попросила:
– Сверни-ка направо!
– А мы разве не к Сансоне едем?
– Сверни, пожалуйста.
– Как скажешь. – Фрост повернул направо.
– Вот так и езжай. До Олбани-стрит.
– К судмедэкспертам, что ли?
– Нет.
– Тогда куда?
– Тут недалеко. В паре кварталов. – Джейн оглядывалась на номера домов, мимо которых они проезжали, и вдруг сказала: – Стой! Приехали.
Она глянула на другую сторону улицы.
Фрост притормозил у края тротуара и уставился на Джейн.
– «Кинкос»?[13]
– У меня здесь отец работает. – Она взглянула на часы. – Так, сейчас около полудня.
– И что будем делать?
– Ждать.
– Фу ты, Риццоли! Ты это из-за матери?
– Эта история портит мне всю жизнь.
– Твои предки поссорились. Что ж, бывает.
– Погоди, вот поселится твоя мать у тебя. Представляю, как это понравится Элис.
– Я уверен: все это скоро кончится и твоя мама вернется к себе.
– Если все дело в другой женщине – нет. – Она вдруг выпрямилась. – А вот и он.
Фрэнк Риццоли появился из-за дверей «Кинкоса», застегивая куртку на молнию. Посмотрел на небо, заметно вздрогнул и выдохнул облако пара, тут же побелевшее на холоде.
– Похоже, собрался на обеденный перерыв, – заметил Фрост. – Ну и что из этого?
– А вот что, – тихо проговорила Джейн. – Вот что из этого.
Тут из дверей вышла какая-то женщина. Пышноволосая блондинка в черной кожаной куртке и голубых джинсах в обтяжку. Фрэнк улыбнулся и обхватил ее рукой за талию. И так, в обнимку, они направились по улице в противоположную от Джейн и Фроста сторону.
– Черт возьми! – выругалась Джейн. – Выходит, все правда!
– Знаешь, по-моему, нам пора ехать…
– Ты только погляди на них. Только погляди!
Фрост включил двигатель.
– На самом деле и я бы не отказался перекусить. Может, поедем…
Джейн открыла дверь и выскочила из машины.
– Ой, Риццоли! Брось!
Она рванула через улицу и двинулась по тротуару вслед за отцом.
– Эй! – крикнула она. – Эй!
Фрэнк остановился, и его рука непроизвольно соскользнула с талии спутницы. Повернулся и, разинув от удивления рот, уставился на приближавшуюся дочь. А блондинка все еще обнимала Фрэнка, несмотря на его тщетные попытки высвободиться. Издалека женщина и правда казалась эффектной, но, подойдя ближе, Джейн заметила расходившиеся от уголков ее глаз глубокие морщины – их было не скрыть никакой косметикой; к тому же от нее разило табаком. И Фрэнк положил глаз на эту толстозадую, волосатую потаскуху? Ну вылитая сучка золотого ретривера!
– Джени, – начал Фрэнк, – сейчас не время…
– А когда оно придет, это время?
– Я позвоню, ладно? Вечером обо всем и поговорим.
– Фрэнки, дорогой, что происходит? – удивилась блондинка.
«Не смей называть его Фрэнки!»
Джейн уставилась на женщину:
– А тебя как зовут?
Блондинка вздернула подбородок:
– А ты кто такая?
– Отвечай, черт бы тебя побрал!
– Ну давай, заставь меня! – Блондинка посмотрела на Фрэнка. – Это еще кто, черт возьми?
Фрэнк схватился рукой за голову и простонал, словно от боли:
– О боже!
– Бостонская полиция, – объявила Джейн. И, достав полицейский жетон, сунула его блондинке в лицо. – А теперь назови свое имя.
Блондинка даже не взглянула на удостоверение: она не могла оторвать испуганных глаз от Джейн.
– Сэнди, – пролепетала она.
– Фамилия?
– Хаффингтон.
– Удостоверение личности! – потребовала Джейн.
– Джени, – обратился к ней отец, – брось ты это!
Сэнди безропотно достала бумажник и показала свои водительские права.
– А что мы такого сделали? – Она подозрительно взглянула на Фрэнка. – Что ты натворил?
– Чушь какая-то! – только и выговорил он.
– И когда эта чушь прекратится, а? – наседала на него Джейн. – Когда же ты наконец образумишься?
– Не твое собачье дело.
– Да неужели! Она сейчас сидит в моей квартире и, наверно, слезами обливается. И все потому, что твоя проклятая ширинка нараспашку.
– Она? – снова удивилась Сэнди. – О ком речь?
– И после тридцати семи лет совместной жизни ты променял ее на эту потаскуху?
– Ничего ты не понимаешь, – стоял на своем Фрэнк.
– О, я прекрасно все понимаю.
– Ты даже представить не можешь. Вкалываю всю жизнь как проклятый, белого света не вижу. А кто-то только стряпать и умеет. Мне уже шестьдесят один год – и что я имею? По-твоему, нельзя хоть раз в жизни порадоваться?
– Думаешь, у мамы много радостей?
– Это уже ее трудности.
– И мои тоже.
– Да, только я здесь ни при чем.
– Ой, – снова заговорила Сэнди, – так это твоя дочь? – Она посмотрела на Джейн. – Ты же сказала, что ты коп.
Фрэнк вздохнул:
– Да, она у нас коп.
– А ты знаешь, что ты разбил ей сердце? – продолжала Джейн. – Или тебе все равно?
– А как насчет моего сердца? – вмешалась Сэнди.
Джейн даже не обратила внимания на блондинку: она глядела на Фрэнка в упор.
– Я не узнаю тебя, папа. Раньше я тебя уважала. А теперь – посмотри на себя! Какой ты жалкий, просто ужас! Стоило этой белобрысой потаскушке повертеть задом, и ты, как тот глупый кобель, повел носом. Вперед, папа, трахайся!
Фрэнк пригрозил ей пальцем:
– Ну я тебе покажу!
– Думаешь, эта шлюха позаботится о тебе, когда ты заболеешь и сляжешь, а? Думаешь, станет нянчиться с тобой? Господи, да она хоть готовить умеет?
– Да как ты смеешь! – возмутилась Сэнди. – Меня жетоном не запугаешь!
– Мама простит тебя, пап. Точно знаю. Поговори с ней.
– Твои действия противозаконны, – всполошилась Сэнди. – Это чистое насилие! Полицейский произвол!
– Сейчас я тебе покажу, что такое полицейский произвол, – рявкнула в ответ Джейн. – Если ты будешь продолжать давить на меня.
– И что ты сделаешь, арестуешь меня? – вдруг стала наседать на нее Сэнди, сузив глаза до обрамленных тушью щелочек. – А ну, давай! – Блондинка изо всех сил ткнула пальцем в грудь Джейн. – Попробуй!
Дальше последовало непроизвольное действие. Джейн среагировала мгновенно, не задумываясь. Она схватила Сэнди за запястье и вывернула ей руку. Сквозь шум в ушах от притока крови она услышала, как Сэнди застонала, ругаясь. И как отец воскликнул:
– Прекрати! Ради бога, перестань!
Дальше Джейн действовала чисто машинально: она пихнула Сэнди со всей силы, та тут же упала на колени – так Риццоли обычно обращалась с преступниками. Только на этот раз ею руководила настоящая ярость, заставлявшая Джейн сильнее выкручивать руки, стремиться причинить боль этой женщине. Унизить ее.
– Риццоли! Господи, Риццоли, хватит!
