Никки Френч - Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник
Он все же проглотил немного картофельного пюре с соусом, просто потому, что больше не мог держать его во рту, хотя ему удалось выплюнуть почти всю еду, и она испачкала пол, словно рвота. Еще там валялась куриная ножка, уже начавшая плохо пахнуть. Он проглотил несколько штук спагетти, потому что плакал и они проскочили в горло прежде, чем он смог их выплюнуть. Комнату наполняли запахи гниющей пищи и его собственного тела. Он опустил голову и понюхал кожу – запах был кислым. Он лизнул кожу, и собственный вкус ему не понравился.
Но он кое-что выяснил: если, стоя на матраце, подняться на цыпочки и, крутя головой, просунуть ее под жалюзи, то можно посмотреть в окно. Ну, не совсем – в левый нижний угол окна, если быть точным. Угол этот был грязным и к тому же мутным от его дыхания. Если прижаться лбом к стеклу, то от холода начинала болеть голова. Но так можно было увидеть небо. Сегодня оно было синее, кое-где затянутое облаками и такое яркое, что у него глаза на лоб полезли от боли. Напротив окна виднелась крыша, белая и сверкающая, там сидел голубь и смотрел на него. Если поднапрячься, то можно даже увидеть дорогу. Она совсем не походила на дорогу там, где он жил, когда был Мэтью. Все поломалось. Везде царила пустота. Все убежали, потому что знали, что беда уже на пороге.
– Я не помню. Я правда не могу вспомнить. Неужели вы не понимаете? Я не знаю, что видела сама, а что мне рассказали за прошедшее время; что я придумала, чтобы успокоиться, а что увидела во сне. Все путается. Меня совершенно бесполезно расспрашивать. Я не в состоянии помочь вам. Мне очень жаль.
Женщина напротив него все время оправдывалась. Карлссон видел фотографии Рози Тил, когда она была ребенком, а сейчас ей уже перевалило за тридцать. Темные волосы, стянутые сзади, открывают треугольное лицо с тонкими чертами, полностью лишенное косметики; темные глаза кажутся слишком большими для такого лица; губы бледные, немного потрескавшиеся; пальцы костлявые, без украшений, сцеплены и лежат на коленях. Она выглядела одновременно и моложе, и старше своих лет и производила впечатление плохо питающегося человека – по крайней мере, на Карлссона.
– Я понимаю. Вам было девять лет. Но я просто хотел узнать, возможно, вы что-то вспомнили, что угодно, после того, как в последний раз разговаривали с полицейскими. Любую мелочь. Может, вы что-то видели, или слышали, или – ну, не знаю – уловили запах, что-то почувствовали. Что угодно. Она была рядом, а потом исчезла, и за те несколько секунд что-то обязательно должно было проявиться!
– Я знаю. И иногда я думаю… – Она замолчала.
– О чем?
– Я думаю, что на самом деле что-то знаю, но не знаю, что именно… Наверное, это звучит ужасно глупо.
– Нет, что вы!
– Но все бесполезно. Я не знаю, что это, и чем больше пытаюсь уловить это, тем быстрее оно исчезает. В любом случае, скорее всего, это просто иллюзия. Я пытаюсь найти что-то, чего на самом деле никогда не было, – просто потому, что я отчаянно хочу найти это. Даже если оно и существовало когда-то на самом деле, то давно исчезло. Моя память немного напоминает место преступления: сначала я категорически отказывалась заглядывать туда, я просто не могла этого вынести; но потом я столько раз топталась там в грязной обуви, что ничего не осталось.
– Вы скажете мне, если что-нибудь все-таки всплывет у вас в памяти?
– Разумеется. – Неожиданно она спросила: – Это имеет какое-то отношение к тому пропавшему мальчику, Мэтью Фарадею?
– А почему вы спрашиваете?
– А по какой бы еще причине вы стали снова допрашивать меня, после стольких лет?
Карлссон внезапно почувствовал, что просто обязан что-то сказать.
– Вам было всего лишь девять лет. Ни один человек в здравом уме не стал бы обвинять вас в происшедшем.
Она улыбнулась ему.
– Значит, я не в здравом уме.
Глава 18
Когда Иветта Лонг вошла в кабинет Карлссона и сообщила, что его хочет видеть какая-то женщина, то сразу поняла, что он пребывает в дурном расположении духа. Она испуганно покосилась на своего начальника, пытаясь прочесть выражение его лица.
– Как там Фарадей?
– Плохо. Ему раздробили челюсть и переломали ребра. Примерно через полчаса вы должны сделать заявление. Журналисты уже здесь.
– Они сами во всем виноваты, – заявил Карлссон. – Они сами заварили всю кашу. А на что они рассчитывали? Я уверен, что они потрясены. Есть догадки, от кого утечка?
– Никаких.
– Как жена?
– Примерно так, как и можно было ожидать.
– Кто с ней сейчас?
– Несколько человек из «Помощи жертвам преступлений». Я чуть позже вернусь туда.
– Хорошо.
– И еще одно: вас хочет видеть комиссар, как только вы сделаете заявление.
– Плохо.
– Сочувствую.
У Карлссона был такой усталый вид, что на мгновение ей захотелось положить руку ему на плечо.
– Знаете, с кем я только что разговаривал?
– Нет.
– С Брайеном Манро. – Лицо Иветты Лонг удивленно вытянулось. – Он отвечает за пленки с камер видеонаблюдения.
– Он что-нибудь нашел?
– Он нашел машины. Много-много машин. Машины с одним только водителем, машины с водителем и пассажиром. Машины, точное количество человек в которых определить не удалось. Но, как он говорит, поскольку ему совершенно не с чем сравнивать и непонятно, на что обращать внимание, это даже сложнее, чем искать иголку в стоге сена. Это все равно, что искать в стоге сена соломинку.
– Вы могли бы провести проверку по уже известным преступникам. Или по тем, кто проходил по подозрению в совершении преступления на сексуальной почве.
– Да, нам эта мысль тоже пришла в голову, и Брайен только что три часа мне рассказывал, какой это долгий и сложный процесс. И я мог бы его немного ускорить, если бы подключил к нему людей – тех, кто будет обходить район и опрашивать жителей.
– Я насчет этой женщины, – напомнила Иветта Лонг.
– Кто она?
– Она утверждает, что обязательно должна поговорить с вами о расследовании.
– Позовите кого-нибудь из участка, пусть возьмет ее на себя.
– Она заявила, что будет разговаривать только с начальством.
Карлссон нахмурился.
– Почему вы так хотите, чтобы я впустую тратил время?
– Она назвала вас по имени. Похоже, она кое с кем знакома.
– Мне все равно, если она… – Карлссон застонал. – Думаю, если я приму ее, то быстрее от нее избавлюсь. Но она неправильно выбрала день, чтобы впустую тратить мое время. Кто она?
– Я не знаю. Доктор каких-то там наук.
– Доктор наук? Ради бога, просто пригласите ее.
На столе Карлссон держал большой блокнот, где делал заметки, составлял списки, рисовал чертиков. Он раскрыл его на чистой странице, взял ручку и несколько раз щелкнул ею. Дверь открылась, и Иветта Лонг заглянула в кабинет.
– Доктор Фрида Кляйн, – объявила она. – Она… э-э… она не сказала, по какому вопросу.
Гостья прошла мимо нее, и детектив Лонг удалилась, закрыв за собой дверь. Карлссон немного растерялся. Как правило, в полиции люди вели себя достаточно странно. Они нервничали или слишком старались понравиться. Они словно подозревали, что нарушили какой-то закон. Эта женщина вела себя совершенно нетипично. Она с нескрываемым любопытством осмотрела кабинет, а затем повернулась к нему, и он почувствовал, что она его оценивает. Сняла длинное пальто и небрежно бросила его на кресло у стены. Потом подтащила другое кресло и поставила его перед столом Карлссона. Села. У инспектора возникло неожиданное и очень неприятное чувство, что это он приехал поговорить с ней.
– Я главный инспектор Малком Карлссон, – представился он.
– Да, я знаю.
– Я понял, что у вас есть какая-то информация, которую вы желаете сообщить мне лично.
– Правильно.
Карлссон написал в блокноте «Фрида Кляйн» и подчеркнул имя жирной линией.
– И это имеет отношение к исчезновению Мэтью Фарадея?
– Возможно.
– Тогда давайте перейдем к делу, потому что времени у нас немного.
На мгновение ему показалось, что она смутилась.
– Я не знаю, как начать и стоит ли вообще начинать, – сказала она. – Поскольку я почти уверена: вы решите, что я впустую трачу ваше время.
– Если вы в этом уверены, то вам стоит уйти прямо сейчас и не тратить мое время дальше.
В первый раз после прихода Фрида Кляйн подняла свои большие темные глаза и посмотрела Карлссону в лицо.
– Я должна, – просто сказала она. – Я думала об этом целую неделю. Я скажу и немедленно уйду.
– Так говорите же.
– Хорошо.
Она глубоко вздохнула. Карлссону она напомнила маленькую девочку на сцене, которая собирается прочитать на память стишок. Глубокий вдох перед затяжным прыжком.
– Я психоаналитик-консультант, – начала она. – Вы знаете, что это такое?
