Каролина Эрикссон - Не исчезай
Как я буду жить дальше? Что буду делать? «Без меня ты ничто». Слова, которые обезоруживали меня, тянули к земле, заставляли гнуться и сжиматься. Но теперь… теперь я ощущаю что-то внутри себя, чувствую, как оно растет и приближается. Готовится выкарабкаться наружу. Скоро я поднимусь. Снова буду стоять непоколебимо, уверенно, прямо. Отпущу то, что было, оставлю все позади. Будущее ждет. Она ждет.
Скоро все прояснится. Скоро я пойду ей навстречу.
А ты останешься во мраке. Пусть он поглотит тебя.
27
Ключ! Где этот чертов ключ? Я копалась в сумке, пакеты с едой пришлось поставить на землю, чтобы было сподручнее искать. Один пакет разорвался, и из него выглянула черная ручка топора. Тут я наконец вспомнила. В сумке ключа нет. Мои судорожные поиски – просто результат старой городской привычки. Тут, в Морочье, другие обычаи.
Когда я спустилась к крыльцу и запустила под него руку, чтобы вытащить ключ из тайника, мне будто обожгло спину. Острое чувство, что за мной следят, растеклось по телу. Мне показалось, или за высокими туями, растущими перед домом, послышался тихий треск прутьев? Там кто-то есть? Я задрожала и чуть не уронила ключ.
Не оборачиваясь – нельзя поддаваться страху, – я снова поднялась по лестнице. Вставила ключ в замок, повернула его и нажала на дверную ручку. Но дверь не открылась. Я еще два раза бралась за ручку и тянула дверь на себя, но ничего не получалось. Дверь, очевидно, была заперта, хотя я вроде бы только что ее открыла. Или я этого не сделала? Дрожащими руками я совершила еще одну попытку. Вставить ключ в замок, один оборот, опустить ручку вниз. Теперь дверь открылась без каких-либо проблем.
Я быстро захлопнула дверь за собой и остановилась в коридоре, прислонившись к стене, чтобы унять тяжелое прерывистое дыхание. Была ли дверь открыта с самого начала? Могла ли я ее так оставить? Нет, я ведь должна была ее запереть, прежде чем поехать за покупками? Хотя я ничего об этом не помню, но как часто помнишь о таких вещах, которые делаешь автоматически? Сердце продолжало тяжело стучать в груди, не желая успокаиваться.
Был ли кто-нибудь там снаружи? Если да, то кто? Юрма? Я снова ощутила холодное лезвие ножа под подбородком, и по телу пробежала ледяная волна. Юрма не стал бы прятаться по кустам. Хотя, возможно, это был кто-то из его дружков. Возможно, они вычислили, в каком доме я живу, и не придумали ничего лучше, чем окружить мой дом, скучая и в то же время предвкушая развлечение, ожидая, что случится дальше. Я посмотрела на закрытую входную дверь и подумала, что в таком случае им придется сдержать свое нетерпение. Кое-что действительно должно было случиться.
В памяти всплыл прерванный телефонный разговор, который только что состоялся в машине. Но можно ли было назвать это разговором, ведь звонивший не проронил ни слова? Но кто-то все-таки там был, общение – пусть и бессловесное – имело место. Кто-то набрал мой номер и потом ждал в тишине. У кого-то было поручение, сообщение, повод, необходимость позвонить именно мне. У кого-то. Но у кого? И каково было сообщение? Я вздрогнула и постаралась отогнать мысль, что ответы на оба вопроса уже существуют внутри меня.
Ощущая, что язык совсем присох к нёбу, я прошла на кухню с пакетами. Положила покупки в холодильник и в шкафчики – все, кроме топора, который продолжал лежать в пакете, и я могла делать вид, что не замечаю его. А еще могла притвориться, что он предназначен для садовых работ. Мне хотелось убедить себя, что я такой же человек, каким была до приезда в Морхем. Человек, которому и в голову не придет покупать топор, а уж тем более рассматривать его как оружие.
Была уже середина дня, и у меня урчало в животе. Я попробовала было что-то съесть, но поняла, что нет аппетита; пришлось ограничиться парой стаканов сока. Я стояла у раковины и пила, когда снова ощутила пронизывающее чувство в спине. Медленно обернулась. Как странно, что я только что ее заметила, эту куклу. Пять кухонных стульев были аккуратно придвинуты к столу, но, последний, шестой стоял отдельно. На нем сидела большая белокурая кукла Смиллы – с пухленькими ручками, вытянутыми вперед, и широко распахнутыми васильковыми глазами, глядящими прямо на меня. Я сжала стакан в руке. Сердцебиение, вроде бы начавшее успокаиваться, снова усилилось. Сидела ли она там утром? Или вчера? Прежде чем я успела обдумать эту мысль, зазвонил телефон.
Он остался лежать в моей сумке в прихожей. На дрожащих ногах я пошла туда. Внутри все сжалось, когда я достала телефон и посмотрела на экран. Там высветилось то же имя, что и в последний раз. Когда я прижала маленький аппарат к уху, он был весь влажный от пота.
– Алекс? Это ты?
Но и теперь на другом конце никого не было, во всяком случае, никого, кто подал бы признак жизни. Я звала и звала Алекса, но слышала только гулкое эхо своего собственного надтреснутого голоса, и в конце концов снова положила трубку.
Потрясенная, я взглянула на свое отражение в зеркале. В голове проносились тысячи мыслей, я безуспешно пыталась разгадать то, что не поддавалось анализу, пыталась удержаться, не поскользнуться, не потерять почву под ногами. Вспоминала, как визжали шины, как с улицы доносились громкие крики в ту самую первую ночь здесь. Вспоминала, как, вернувшись домой после исчезновения Алекса и Смиллы, не могла найти свой телефон, и как он в результате обнаружился в кровати, на аккуратно застеленной половине Алекса. Я думала о том, как трудно мне было сейчас отпереть дверь, и о том, что, возможно, она весь день простояла открытая. И наконец мои мысли вернулись к Смиллиной кукле, сидящей на кухне, к ее широко раскрытым глазам и маленькому рту, который будто бы беззвучно кричал, и к рукам, протянутым словно с мольбой о помощи.
Я побрела в спальню, понимая, что мне необходимо лечь. Когда я переступила порог комнаты, взгляд упал на красный лифчик, который по-прежнему висел на спинке стула. Я замерла. Этот лифчик я купила после того, как Алекс предложил или, точнее, объявил, что мы вместе поедем в Морхем на несколько дней. Мы отправимся вместе, только мы вдвоем. Он не предупредил меня заранее, но мне все-таки удалось выпросить несколько дней отпуска. В обеденный перерыв я побежала покупать нижнее белье. Не потому, что мне действительно хотелось или было что-то нужно, а просто для того, чтобы соответствовать ожиданиям. В спешке я купила еще и подарок Алексу – галстук из черного шелка. Я вручила его тем же вечером, когда Алекс пришел ко мне. Он долго рассматривал черную блестящую ленту, наблюдал, как она нежно скользит между пальцами.
– Я возьму его с собой в поездку, – сказал он наконец.
Мы поужинали, а потом он нежно и пылко ласкал меня. Он заставил меня расслабиться, забыться, заронил во мне надежду. Теперь мы будем заниматься любовью без боли, без неприятных неожиданностей. Алекс был восхитительным любовником, в агонии наслаждения я изгибала спину. Но в ту секунду, когда я достигла оргазма, его рука скользнула на мое бедро, схватилась за кожу на его внутренней стороне и сжала ее со всей силой. Я громко вскрикнула и выпрямилась. Тогда он проделал то же с другой ногой. И теперь он не просто ущипнул, а скрутил кожу и мышцы так, что я почувствовала жжение от боли. Боль была такой сильной, что у меня потемнело в глазах, я забыла, кто я и где нахожусь. Мое тело обмякло и сползло на кровать. Минуту спустя я лежала, уткнувшись лицом в кровать, а он навалился сверху. Помню, как думала: «Кто ты такой на самом деле?» Потом все было кончено.
После я чувствовала горячее дыхание Алекса у моего уха, он шептал, что боль и наслаждение отделяет очень тонкая грань и он хочет ее исследовать. Несколько дней спустя я сидела у врача в длинных брюках и рассказывала о своей огромной, очевидно необъяснимой усталости. И получила заключение, которое должно было все изменить. «Девятая неделя. Вы правда ничего не подозревали?» Мир завертелся вокруг меня. Я не знала, что делать, и поэтому не делала ничего. Не принимала никакого решения. И вот наступил тот день, когда мы должны были ехать к озеру Морок.
Я не смогла заставить себя войти в спальню, красный кружевной лифчик неумолимо наводил на мысли о черном шелковом галстуке, и отвращение было таким сильным, что меня зашатало. Где он сейчас? Я не видела его после нашего первого вечера, но он, очевидно, находился где-то здесь, аккуратно свернутый или повешенный. Возможно, не в спальне, а в шкафу Алекса.
Я отшатнулась назад и направилась в комнату Смиллы. Там повсюду были разбросаны игрушки, напоминая о девочке, которая совсем недавно играла здесь. Но когда я легла на ее кровать и в который раз зарылась лицом в ее подушки, то не смогла уловить теплый, нежный аромат ее волос. Она теперь была так далеко отсюда.
– Прости меня, – прошептала я в одеяло. – Прости меня за то, что так случилось.
Бледные ножки под кустом сверкают в моем сознании, но я прогоняю эту картину. Мне удается заменить ее другой. Теперь передо мной витает призрак Смиллы, я вижу, как ее несут по кухне сильные руки Алекса. Он посадил ее на один из стульев напротив меня, и она смотрела на него с обожанием, пока он готовил завтрак. Это было первое наше совместное утро. И последнее. Если бы я заранее знала обо всем, что случится потом, поступила бы я по-другому, сделала бы другой выбор?
