Тесс Герритсен - Жатва
И все же самым любимым его местом была капитанская рубка. Капитан Дибров и штурман всегда приветливо встречали мальчишку. Они снисходительно улыбались и разрешали ему посидеть за штурманским столом. Указательным пальцем единственной руки Яков водил по карте, где был проложен курс их судна. Из Рижского порта они шли по Балтийскому морю, по узким проливам, мимо Мальме и Копенгагена. Обогнув Данию, вышли в Северное море, где было полным-полно нефтяных платформ. Каждая имела свое название: «Монтроз», «Сороковые широты», «Волынщик». Северное море оказалось не голубой лужицей, как на карте, а обширным водным пространством, по которому они плыли целых два дня. Штурман рассказал, что вскоре они выйдут в Атлантический океан – такое громадное пространство, которое и сравнить не с чем.
– Они этого не переживут, – предсказал Яков.
– Кто не переживет?
– Надия и остальные мальчишки.
– Еще как переживут, – возразил штурман. – В Северном море почти всех выворачивает. Потом их желудки привыкнут. Это из-за внутреннего уха.
– Вы ж про желудок говорили. При чем тут ухо?
– Оно реагирует на движение. Когда движения слишком много, внутреннему уху это не нравится.
– Почему?
– Сам не вполне понимаю. Но мне так врачи объясняли.
– Меня же не тошнит. У меня что, другое внутреннее ухо?
– Должно быть, ты прирожденный моряк.
Яков взглянул на культю левой руки и покачал головой:
– Сомневаюсь.
– У тебя светлая голова, – улыбнулся штурман. – Мозги куда важнее. Там, куда ты плывешь, они тебе очень пригодятся.
– Почему?
– В Америке как? Если ты умный, то можешь разбогатеть. Ты ведь хочешь разбогатеть?
– Не знаю.
Штурман и капитан захохотали.
– Наверное, парнишка совсем безмозглый, – предположил капитан.
Яков смотрел на них, но не улыбался.
– Мы же пошутили, – сказал штурман.
– Знаю.
– Скажи, парень, а почему ты никогда не смеешься? Сколько плывем, я ни разу не слышал твоего смеха.
– Не тянет, вот и не смеюсь.
Капитан фыркнул:
– Каков щенок, а? Настоящий везунчик. В Штатах попадет в богатенькую семью. Неужели и тогда смеяться не потянет? Где ж у него шестеренки заклинило?
Яков пожал плечами и снова уткнулся в карту.
– Зато я никогда не плачу, – буркнул он.
Алексей, свернувшись калачиком, лежал на нижней койке. В руках он, как всегда, сжимал Шу-Шу. Он спал, но проснулся, едва к нему в ноги сел Яков.
– Эй, Алешка, вставать думаешь?
– Меня и лежа мутит, – признался Алексей и снова закрыл глаза.
– Любый на ужин приготовил манты. Я девять штук умял.
– Не говори про еду.
– Ты что, жрать не хочешь?
– Еще как хочу. Но меня после первого же куска вывернет.
Яков вздохнул и оглядел каюту. В ней было восемь коек в два яруса. На шести валялись мальчишки, которым было не до игр и лазанья по кораблю. Яков побывал в соседних каютах – и там такая же картина. Неужели все ребята так и будут валяться, пока корабль не пересечет Атлантику?
– Это все из-за твоего внутреннего уха, – поделился новоприобретенными знаниями Яков.
– Что ты несешь? – застонал Алешка.
– Я про ухо говорю. Оно на пузо действует, вот тебя и рвет.
– Уши у меня не болят.
– Ты уже четыре дня бревном лежишь. Встал бы, пожрал чего.
– Отвали!
Яков изловчился и вырвал из Алешкиных рук драгоценную Шу-Шу.
– Отдай! – заскулил тот.
– Встань и забери.
– Отдай Шу-Шу!
– Сначала встань. Давай, поднимайся.
Алексей попытался отнять собачку, но Яков увернулся, и рука схватила воздух.
– Вставай. Сразу полегчает.
Алешка сел на койке. Его пальцы впились в матрас, а голова двигалась в такт корабельной качке. Неожиданно он зажал рот рукой, кое-как поднялся на ноги и доковылял до умывальника. Его вывернуло в раковину. Он со стоном вернулся на койку.
Яков молча отдал ему Шу-Шу. Обрадованный, Алешка крепко прижал плюшевую игрушку к груди.
– Я ж тебе говорил, что меня мутит. А теперь вали, дай поспать.
Яков вышел в коридор. Надия занимала отдельную каюту. Он постучался в дверь. Ответа не было. Тогда Яков подошел к двери каюты, в которой жил Грегор, и тоже постучался.
– Кто там? – послышался угрюмый голос.
– Это я, Яков. Хотел спросить: вам все еще плохо?
– Пошел ты знаешь куда?
И Яков пошел. Он послонялся по кораблю. Камбуз уже закрыли. Любый отправился спать. Капитан и штурман были слишком заняты, чтобы разговаривать с ним. Как всегда, Яков оказался предоставлен самому себе.
Оставалось машинное отделение. Якову повезло: Кубичев не спал. Они сели играть в шахматы. Яков получил право первого хода и двинул ферзевую пешку.
– А вы были в Америке? – спросил Яков, перекрывая гул дизелей.
– Дважды, – ответил Кубичев, двигая пешкой от ферзя.
– Вам там понравилось?
– Спроси чего полегче. Когда мы заходим в порт, нам велят сидеть в каютах и носа не высовывать.
– Зачем капитан вам это приказывает?
– Не капитан. Люди из каюты, что на корме.
– Что за люди? Я их ни разу не видел.
– А их никто не видит.
– Тогда откуда вы знаете, что они там?
– Спроси у Любого. Он им еду готовит и отправляет. Значит, эту еду кто-то ест… Ты ходить собираешься?
Яков заставил себя сосредоточиться на доске. Он выставил еще одну пешку.
– А чего бы вам не сбежать с корабля, когда мы приплывем? – спросил он Кубичева.
– С какой стати?
– Остались бы в Америке. Разбогатели бы.
Кубичев хмыкнул:
– Они мне нормально платят. Не жалуюсь.
– И сколько они вам платят?
– До чего ж ты настырный.
– Ну сколько? Кучу денег?
– Больше, чем я зарабатывал раньше. И больше, чем зарабатывают такие, как я. А работа – плавай взад-вперед через эту дерьмовую Атлантику.
Яков двинул своего ферзя.
– А судовой инженер – это интересная работа?
– Не стоит трогать ферзя раньше времени. Зачем ты так пошел?
– Пробую новые ходы. Может, и мне выучиться на судового инженера?
– Не советую.
– Но вам же хорошо платят.
– Только потому, что я работаю на «Компанию Сигаева». Они очень хорошо платят.
– Почему?
– По кочану.
– Ну скажите!
– Откуда я знаю? – Кубичев потянулся к доске. – Смотри, мой конь бьет твоего ферзя. Говорил тебе, это дурацкий ход.
– Я поставил опыт, – заявил Яков.
– И, надеюсь, чему-то научился.
Через несколько дней, придя в капитанскую рубку, Яков спросил у штурмана:
– А что это за «Компания Сигаева»?
– Где ты это услышал? – удивился штурман.
– Кубичев рассказал.
– Он не должен был говорить о таких вещах.
– Тогда и вы не говорите, – сказал Яков.
– Ты прав, парень.
Яков на время замолчал, наблюдая, как штурман возится с электронным оборудованием. Тот смотрел на экранчик, на котором постоянно менялись цифры. Некоторые из них штурман записывал в блокнот, поглядывая на карту.
– Где мы сейчас находимся? – поинтересовался мальчишка.
– Вот здесь. – Штурман ткнул пальцем в крестик на карте, в самую середину океана.
– Откуда вы знаете?
– Цифры рассказали. Я видел их на экране. Они сообщили мне широту и долготу места. Вот и все.
– Наверное, чтобы стать штурманом, нужно быть очень умным.
– В общем-то, особого ума не требуется.
Штурман передвигал по карте две пластмассовые линейки, соединенные общим стержнем. Отметив, что ему надо, штурман соединил линейки и поднял к самому верхнему краю карты, где была нарисована картушка компаса.
– Вы делаете что-то незаконное? – вдруг спросил Яков.
– С чего ты так решил?
– А разве не поэтому вам нельзя говорить о том, что вы возите?
Штурман вздохнул:
– Моя единственная обязанность – привести корабль из Риги в Бостон и потом назад в Ригу.
– Вы всегда возите сирот?
– Нет. Обычно мы возим грузы. Ящики с грузами. Что внутри ящиков – меня не касается. Я лишних вопросов не задаю. Вот так.
– Значит, вы занимаетесь чем-то незаконным.
– Ну что ты за любопытный чертенок, – засмеялся штурман.
Он снова стал записывать цифры в книжку аккуратными колонками.
Яков следил за действиями штурмана, потом спросил:
– Как вы думаете, меня усыновят?
– Обязательно.
– Даже с этим?
Яков выпятил культю левой руки.
Штурман посмотрел на него. В глазах взрослого блеснула жалость. Яков это заметил.
– Я точно знаю: тебя обязательно усыновят.
– Откуда вы знаете?
– Кто-то ведь заплатил за твой переезд в Америку. Оформил документы на тебя.
– Не видел никаких документов. А вы?
– Я усыновлениями не занимаюсь. Моя забота – привести корабль в Бостон.
Штурман выразительно посмотрел на дверь рубки:
– Шел бы ты к ребятам. Мне расчеты делать надо. Они внимания требуют.
– Чего мне туда идти? Все по койкам валяются и стонут.
– Ну тогда поиграй один. В другом месте.
Яков нехотя ушел из рубки и спустился на палубу. Палуба была пуста. Яков встал у перил. Он смотрел на воду, рассекаемую корабельным носом. Он думал о рыбах, плавающих под этой серой бурлящей водой. И вдруг ему стало трудно дышать. Бурление воды сдавливало ему горло. Но Яков не убежал с палубы. Он стоял, вцепившись в перила своей единственной рукой. В мозгу у него проносились страшные мысли, мелькали страшные картины холодных океанских глубин. Он давно, очень давно перестал ощущать страх.
