Тесс Герритсен - Жатва
Цвик выключил вентилятор. Ритмичный шелест мехов стих. Необходимость накачивать воздух в легкие отпала. С этим теперь справлялся аппарат искусственного кровообращения.
Арчер перерезал аорту и легочную артерию. Хлынувшая кровь залила грудь пациентки и забрызгала пол. К Нине быстро подошла медсестра, держа наготове стерильное полотенце, которое и впитало кровь. Арчер продолжал работать, безучастный к поту, густо выступившему у него на лбу, и к жару, который шел от операционного светильника. Затем он рассек предсердия. Снова кровь, забрызгавшая его халат. В этой части сердца она была еще темнее. Рука Арчера по локоть погрузилась в грудную полость пациентки. Он вынул больное сердце Нины Восс – бледное и дряблое – и бросил в ванночку. На месте сердца в теле осталась зияющая пустота.
Эбби взглянула на кардиомонитор. Ей стало не по себе. Прямая линия на экране почему-то пугала, хотя ничего другого аппарат и не мог показывать. В теле не было сердца. Бездействовали легкие. Отсутствовали все классические признаки жизни. И тем не менее пациентка была жива.
В ее грудную полость Марк поместил донорское сердце.
– Кое-кто сравнивает эту процедуру с работой водопроводчика. Соединили трубы, заизолировали места соединений. Вот и все.
Говоря, он осторожно поворачивал сердце, добиваясь нужного положения.
– Кто-то думает, что наша работа не многим сложнее, чем латание брюха звериного чучела. А стоит лишь на минуту отвлечься, и на тебе! Оказывается, ты пришиваешь сердце задом наперед.
Ординатор засмеялся.
– Ничего смешного. Такое случалось.
– Раствор, – коротко бросил Арчер.
Медсестра налила ванночку холодного кардиоплегического раствора. Он предохранял сердце от тепла хирургического светильника.
– Много чего может пойти не так, как должно, – говорил Марк.
Игла в его руке глубоко и даже как-то варварски вонзалась в левое предсердие.
– Реакция пациента на препараты. Перекосы с анестезией. Еще какие-нибудь поганые мелочи. Но почему-то всегда остается виноват хирург.
– Избыток крови, – сказал Арчер. – Эбби, включайте насос.
Зашипел аспирационный насос. Когда Эбби его выключила, в операционной установилась напряженная тишина. Темп работы хирургов ускорился. Мягко тарахтел насос-оксигенатор, щелкали зажимы. Каждый стежок соединял между собой зубчатые края сосудов. Эбби еще раз включила аспирационный насос, но кровь все сочилась. Пропитавшиеся насквозь полотенца летели на пол, и хирурги отпихивали их от себя. Медсестры едва успевали подавать чистые полотенца.
– Анастомоз правого предсердия выполнен, – объявил Арчер, отбрасывая иглу.
– Перфузионный катетер! – потребовал Марк.
Медсестра подала ему катетер. Марк ввел катетер в левое предсердие, которое наполнил калийным раствором, охлажденным до четырех градусов Цельсия. Калийный раствор охлаждал ткани желудочка, удаляя воздушные карманы, которые могли образоваться внутри.
– Порядок. – Арчер повернул сердце, чтобы сделать анастомоз аорты. – Ну что, подключаем все остальное.
– Вы посмотрите! – Марк кивком указал на стенные часы. – Идем с опережением графика. Вот какая у нас команда!
Снова ожил интерком. Вызывала дежурная медсестра.
– Мистер Восс интересуется состоянием своей жены.
– Она в прекрасном состоянии, – ответил Арчер. – Никаких проблем.
– Когда вы предполагаете завершить операцию?
– Где-то через час. Передайте ему, пусть еще немного подождет.
Интерком выключился.
– Не люблю, когда меня гладят против шерсти, – бросил Марку Арчер.
– Восс?
– Буквально всё хочет держать под контролем.
– И лезть туда, где ничего не понимает.
Игла Арчера мерно ныряла в стенки аорты, тяня за собой нить.
– Конечно, будь у меня столько денег, я бы, наверное, тоже захотел контролировать всё и вся.
– А откуда он черпает свои богатства? – спросил ординатор пятого года.
– Вы не знаете, кто такой Виктор Восс? Про международный концерн «Ви-эм-ай интернейшнл» слышали? Производят все: от химических препаратов до робототехники.
– Про концерн слышал, но не знал, что это собственность Восса.
– Теперь знаете. – Арчер сделал последний стежок и обрезал нить. – Аорта готова. Пережатие можно снимать.
– Вынимаем перфузионный катетер, – сказал Марк и повернулся к Эбби. – Подготовь два катетера с электродами.
Арчер взял с подноса чистую иглу и занялся легочным анастомозом. Он накладывал последний стежок, когда донорское сердце вдруг ожило.
– Вы только посмотрите! Холодное как лед, а уже сокращается. Этому сердечку не терпится снова взяться за работу.
– Катетеры с электродами готовы, – сказал Марк.
– Производим впрыскивание изупрела, – сообщил Цвик. – Два микрограмма.
Все напряженно ждали, когда изупрел подействует и сердце начнет сокращаться.
Но сердце молчало.
– Начинай биться, – уговаривал его Арчер. – Не разочаровывай меня.
– Может, дефибриллятор? – спросила одна из медсестер.
– Нет, дадим ему шанс.
Сердце медленно сжалось и стало похоже на узел размером с кулак. Потом снова обмякло.
– Увеличиваем дозу изупрела до трех микрограммов, – сказал Цвик.
– Продолжай, – распорядился Арчер. – Подстегни его еще чуть-чуть.
Еще одно, такое же напряженное сокращение. И опять замирание.
– Четыре микрограмма.
Цвик ввел новую дозу.
Сердце напряглось. Расслабилось. Снова напряглось. Снова расслабилось.
Цвик взглянул на монитор. Теперь по экрану шли зубцы, отражая сердечный ритм.
– Частота возросла до пятидесяти… Шестьдесят четыре… Семьдесят.
– Титруй дозу изупрела, – велел Марк. – Шаг – одна десятая микрограмма.
– Я этим и занимаюсь, – ответил Цвик, задавая концентрацию изупрела.
– Кто-нибудь, подойдите к интеркому и свяжитесь с реанимацией. Сообщите, что мы заканчиваем.
– Шаг титрования – одна десятая, – сказал Цвик.
– Отлично. Отключаем ее от аппарата, – сказал Марк. – Вынимайте катетеры.
Цвик включил вентилятор. Все, кто был в операционной, облегченно вздохнули.
– Будем надеяться, что они с сердцем поладят, – улыбнулся Марк.
– Кстати, каков уровень лейкоцитарной совместимости? – поинтересовался Арчер.
Он оглянулся, ища глазами доктора Мейпса, но того рядом не было.
Эбби была настолько поглощена операцией, что даже не заметила, когда этот маленький человек с выпуклым лбом успел улизнуть.
– Он ушел минут двадцать назад, – сообщила одна из медсестер.
– Просто взял и ушел? – недоумевал Арчер.
– Наверное, торопился на самолет, – предположила медсестра.
– Лишил меня возможности пожать ему руку, – вздохнул Арчер и повернулся к пациентке. – Ладно. Давайте заканчивать.
7
Надия была сыта по горло. Она устала от этого хныканья, от всех несусветных требований и неуправляемых выплесков накапливавшейся мальчишечьей энергии. Ну почему она должна разбирать их дурацкие ссоры и вмешиваться в потасовки? Как же она устала. А теперь еще и морская болезнь! Эта чертова обезьяна Грегор тоже лежал пластом, как и почти вся ребятня. Плавание по Северному морю казалось Надии лавированием между молотом и наковальней. Мальчишки целыми днями валялись на койках, стонали и блевали. Стоны и вонь их блевотины добирались даже до верхней палубы. В такие дни кают-компания пустовала, и там было темно. Пусто было и в судовых коридорах. Сам корабль превращался в скрипучее и стонущее подобие «Летучего голландца». Казалось, им управляет команда призраков.
А вот для Якова это были лучшие дни в его жизни.
Качка на него совсем не действовала. Его не тошнило и даже не мутило. Он свободно разгуливал по всему кораблю. Никто его не останавливал. Команде его присутствие ничуть не мешало. Вроде даже нравилось. Яков зачастил в машинное отделение – царство механика Кубичева. Там, под стук и грохот судовых дизелей, в сизоватой дымке дизельных выхлопов, они с механиком играли в шахматы. Иногда Яков даже выигрывал. Когда ему хотелось есть, он отправлялся на камбуз, в другое царство, где главным был кок по фамилии Любый. Тот поил мальчишку чаем, кормил борщом и баловал национальным украинским лакомством, которое называлось «медивнык». Чем-то оно было похоже на кекс, но гораздо ароматнее и сочнее от обилия меда. Разговорчивостью Любый не отличался. Казалось, он знает всего два слова: «Еще?» и «Довольно?» За кока говорили кушанья, которые он готовил.
Подкрепившись, Яков продолжал разгуливать по кораблю. Его манил пыльный грузовой трюм, притягивала радиорубка со стойками хитрой аппаратуры. Ему очень нравилась палуба. Там можно было здорово спрятаться под брезентом, под которым хранились спасательные шлюпки. Единственным местом, куда он пока не смог попасть, был дальний конец кормы. Яков искал туда проход, но так и не находил.
И все же самым любимым его местом была капитанская рубка. Капитан Дибров и штурман всегда приветливо встречали мальчишку. Они снисходительно улыбались и разрешали ему посидеть за штурманским столом. Указательным пальцем единственной руки Яков водил по карте, где был проложен курс их судна. Из Рижского порта они шли по Балтийскому морю, по узким проливам, мимо Мальме и Копенгагена. Обогнув Данию, вышли в Северное море, где было полным-полно нефтяных платформ. Каждая имела свое название: «Монтроз», «Сороковые широты», «Волынщик». Северное море оказалось не голубой лужицей, как на карте, а обширным водным пространством, по которому они плыли целых два дня. Штурман рассказал, что вскоре они выйдут в Атлантический океан – такое громадное пространство, которое и сравнить не с чем.
