Агата Кристи - Место назначения неизвестно
– А счастья? – спросила Хилари.
Он коротко улыбнулся, внезапно снова став похожим на обычного человека.
– О, мадам, вы женщина. Именно женщины всегда взыскуют счастья.
– И редко получают его? – уточнила Хилари.
Француз пожал плечами.
– Может быть.
– Счастье отдельных индивидуумов не имеет значения, – серьезно возразил Питерс, – должно быть счастье для всех, братство духа! Рабочие, свободные и единые, владеющие средствами производства, свободные от поджигателей войны, от жадных, ненасытных людей, которые все держат в своих руках. Наука должна принадлежать всем, а не той или другой власти, которая ревниво прячет эту науку под замок.
– Именно! – с уважением подхватил Эрикссон. – Ты прав. Ученые должны быть хозяевами. Они должны править и направлять. Они и только они – сверхлюди. Только сверхлюдей и следует брать в расчет. С рабами нужно обращаться хорошо, но они остаются рабами.
Хилари немного отошла от группы. Через минуту или две за ней последовал Питерс.
– Вы выглядите немного испуганной, – в шутку отметил он.
– Кажется, я действительно испугана. – Она коротко, почти беззвучно усмехнулась. – Конечно, то, что сказал доктор Баррон, – правда. Я всего лишь женщина. Я не ученый, я не провожу исследования, или хирургические операции, или опыты с бактериями. Полагаю, я не обладаю выдающимися умственными данными. Я, как и сказал доктор Баррон, ищу счастья – как любая другая глупая женщина.
– И что в этом плохого? – спросил Питерс.
– Ну, похоже, в этой компании я чувствую себя немного не в своей тарелке. Понимаете, я всего лишь женщина, которая стремится воссоединиться с мужем.
– Это вполне похвально, – сказал Питерс. – Вы представляете собой некую основу бытия.
– Очень мило с вашей стороны назвать это так.
– Но это правда. – Он добавил, понизив голос: – Вы очень привязаны к мужу?
– Будь это не так, оказалась бы я здесь?
– Полагаю, не оказались бы. Вы разделяете его взгляды? Я так понимаю, он коммунист?
Хилари уклонилась от прямого ответа:
– Кстати, о коммунистических взглядах: вам ничто в нашей маленькой группе не кажется любопытным?
– И что же это?
– Ну, хотя мы все следуем в один пункт назначения, взгляды у наших попутчиков, кажется, совершенно разные.
Питерс задумчиво промолвил:
– Ну… да. Вы точно подметили. Я не думал об этом, но, полагаю, вы правы.
– Мне кажется, – продолжила Хилари, – что у доктора Баррона вообще нет политических взглядов. Ему нужны деньги на эксперименты. Хельга Нидхайм говорит, как фашистка, а не как коммунистка. А Эрикссон…
– Что Эрикссон?
– Он меня пугает – мне кажется, его целеустремленность опасна. Он похож на безумного ученого из фильма.
– А я верю в Братство Людей, а вы – любящая жена, а наша миссис Келвин Бейкер… какое место вы отвели бы ей?
– Не знаю. Мне труднее отвести какое-либо место ей, чем всем остальным.
– О, я бы так не сказал. По-моему, здесь все просто.
– Что вы имеете в виду?
– Я бы сказал, что для нее роль играют только деньги. Она – просто хорошо оплачиваемый винтик в механизме.
– Она тоже пугает меня, – призналась Хилари.
– Почему? Чем таким она может напугать вас? В ней нет ничего от безумного ученого.
– Она пугает меня тем, что она такая обыкновенная. Понимаете, как любой другой человек. И тем не менее она замешана во все это.
Питерс мрачно сказал:
– Понимаете, партия относится к делу практично. Она нанимает для работы самых лучших людей.
– Но может ли быть лучшим для какой-либо работы человек, которому нужны только деньги? Не перебежит ли он на другую сторону?
– Это было бы очень рискованно, – тихо ответил Питерс. – Миссис Келвин Бейкер – очень хитрая женщина. Не думаю, что она пошла бы на такой риск.
Хилари неожиданно вздрогнула.
– Вам холодно?
– Да, здесь холодновато.
– Нужно двигаться, чтобы согреться.
Они начали расхаживать туда-сюда. Вдруг Питерс остановился и поднял с земли какой-то мелкий предмет.
– Вот, вы что-то уронили.
Хилари взяла у него то, что он ей протягивал.
– А, это жемчужина из моего колье. Я порвала его позавчера… нет, вчера. Мне уже кажется, что это было целую вечность назад.
– Надеюсь, это не настоящий жемчуг? Было бы жаль.
Хилари улыбнулась.
– Нет, конечно, нет. Декоративная бижутерия.
Питерс достал из кармана портсигар.
– Декоративная бижутерия, – произнес он, предлагая сигарету Хилари. – Какой термин!
– Это действительно звучит глупо, особенно здесь. – Она взяла сигарету. – Какой странный портсигар! Такой тяжелый…
– Это потому, что он сделан из свинца. Это военный сувенир – он изготовлен из осколка бомбы, которая не сумела разнести меня на кусочки.
– Значит… вы были на войне?
– Я был одним из засекреченных научных сотрудников, которые ковыряют разные штуки, чтобы проверить, не взорвутся ли они… Давайте не будем говорить о войне. Сосредоточимся на завтрашнем дне.
– Куда мы едем? – спросила Хилари. – Никто ничего мне не говорит. Мы…
Питерс оборвал ее:
– Строить предположения недопустимо. Вы едете, куда вам сказано, и делаете то, что вам сказано.
С неожиданной страстью Хилари заявила:
– Неужели вам нравится, когда вас заставляют, отдают приказы и лишают права сказать что-то по собственной воле?
– Я готов принять это, если оно необходимо. А оно необходимо. Мы должны построить Всеобщий Мир, Всеобщее Благо, Всеобщий Порядок.
– Возможно ли это? Можно ли этого достичь?
– Все что угодно лучше, чем беспорядок, в котором мы живем. Разве вы с этим не согласны?
На миг поддавшись усталости, одиночеству и странной красоте раннего утра, Хилари едва не разразилась страстным отрицанием. Она хотела сказать: «Почему вы порицаете мир, в котором мы живем? В нем есть хорошие люди. Разве беспорядок – не лучшая питательная среда для доброты и индивидуальности, чем мировой порядок, навязанный кем-то, мировой порядок, который может быть правильным сегодня и неправильным завтра? Я предпочту жить в мире добросердечных, пусть и несовершенных людей, чем в мире идеальных роботов, которые отказались от жалости, понимания и сочувствия».
Но она вовремя справилась с собой и вместо этого с должным умеренным восторгом согласилась:
– Вы, конечно же, правы. Я просто устала. Мы должны повиноваться и идти вперед.
Питерс усмехнулся.
– Так-то лучше.
Глава 10
Путешествие во сне. Такое впечатление складывалось от него, усиливаясь с каждым днем. У Хилари возникало чувство, будто она путешествует всю свою жизнь с этими пятью странно подобранными спутниками. Они сошли с проторенной дороги в никуда. В некотором смысле это их путешествие нельзя было назвать бегством. Хилари предполагала, что все они были вольнонаемными, то есть свободно выбрали, куда им следовать. Насколько она знала, никто из них не совершил никакого преступления и не находился в полицейском розыске. Однако для того, чтобы замести их следы, предпринимались огромные усилия. Иногда она гадала, ради чего все это, – ведь они отнюдь не бегут от кого-либо. Все выглядело так, словно по пути они превращались из себя самих в кого-то другого.
В ее случае это буквально было так. Она покинула Англию как Хилари Крэйвен и стала Олив Беттертон, и, возможно, странное ощущение нереальности происходящего возникало у нее именно поэтому. С каждым днем ей становилось все проще вставлять в разговор громкие политические лозунги. Она чувствовала, как ее речь становится более убежденной и эксцентричной, и приписывала это влиянию своих спутников.
Теперь Хилари понимала, что действительно боится их. Прежде ей никогда не приходилось так тесно общаться с гениальными людьми. А их вполне можно было назвать гениями – но человеку с обычными мыслями и чувствами очень сложно взаимодействовать с гением, поднявшимся выше определенной черты. Все пятеро отличались друг от друга, но в каждом с невероятной силой проявлялась одна странная черта: полная сосредоточенность на цели – и это внушало почтение и ужас. Хилари не знала, является ли это свойством одаренного разума или же просто присуще тем, кто смотрит на мир свысока. Но она видела, что каждого из них, на свой лад, можно назвать страстным идеалистом. Для доктора Баррона жизнь была наполнена жгучим желанием снова оказаться в лаборатории, иметь возможность вести расчеты и эксперименты, получить для работы средства и оборудование в неограниченном количестве. Но ради чего была эта работа? Хилари сомневалась, что он когда-либо задавался таким вопросом. Однажды он говорил ей об огромной разрушительной силе, которую может выпустить на целом континенте – и которую можно заключить в одной крошечной пробирке. Она тогда спросила у него:
