Линда Лафферти - Невеста смерти
Клесл представил сверкающие ятаганы кровожадных янычар, принесших слово пророка Мухаммеда в самое сердце Европы. Папское благословение Матьяшу епископ доставил издалека, из утопающей в роскоши спокойной Вены. Пока карета тряслась по прилегающим к Дунаю холмам, Клесл не раз и не два подносил к губам висевшее на шее распятие, укрепляя себя мыслью, что ему поручили богоугодное дело – вручить послание главы католической церкви непосредственно младшему брату Рудольфа II.
В отличие от императора, Матьяш оказался человеком немногословным, а кроме того, настоящим солдатом, никогда не уклонявшимся от битвы. Большую часть времени он проводил здесь, на границе, на длинной полоске венгерской земли, все еще принадлежащей Священной Римской империи.
Епископ промокнул виски белым платком и постарался собраться с духом.
– Его святейшество объявил короля Рудольфа алхимиком. Ни один смертный, тем более католик, не должен стремиться к общению с темными силами загробного мира. Теперь вся Священная Римская империя будет вспоминать о его заигрывании с темными силами и жидами каждый раз, когда купец достанет монету из кошелька.
Медленно растекшаяся по губам Матьяша улыбка тронула уголки рта над коротко подстриженной бородкой. Он подбросил сияющий талер и поймал его на ладонь, словно бросал жребий.
В продуваемой сквозняками камере замка они были одни, но епископ все равно понизил голос. Через высокие окна вплывал едкий запах пороха – где-то, не так уж и далеко, громыхали пушки…
– По поступающим сообщениям, Рудольф постоянно общается с евреями. Рабби Лёв допущен ко двору и в присутствии короля обсуждает каббалу и эликсир жизни, – продолжил папский посланник.
– Не совсем католическое понятие, а? – обронил Матьяш, и его глаза заговорщически блеснули.
Епископ возмущенно фыркнул.
– Эликсир вечной жизни – наш Господь, Иисус Христос, Бог, посланный с небес, дабы спасти нас всех от вечного проклятия!
– Тем не менее как император Священной Римской империи Рудольф является охранителем и духовным авторитетом католической церкви.
Епископ моргнул.
– Жаль, – сказал Матьяш, рассматривая образ брата в одеждах алхимика. – Хотя сходство приличное, хорошо отчеканилось. Монета, несомненно, будет напоминать всем в Европе об этом алхимическом поиске.
Лицо Мельхиора стало вдруг красным, как турецкая паприка, которую венгры щедро добавляли в рагу. Он оглядел голую комнату, в которой не было никакой мебели, кроме потертого гобелена, нескольких грубо сколоченных стульев и соломенного тюфяка.
– Его должно остановить, – прошептал священник. – Суть вверенного мне конфиденциального послания заключается в том, что ежели вы как добрый католик смените Рудольфа на престоле – своевременно и подобающим образом, – то получите и папское благословение, и всемерную поддержку церкви.
– Это слова самого папы? – уточнил Матьяш.
– Они слетели с его святейших губ. Короля Рудольфа должно остановить. Терпеть его поведение более невозможно.
Младший брат короля снова улыбнулся и сжал серебряный талер указательным и большим пальцем.
– Я оставлю ее себе, – сказал он, опуская монету в карман. – Сохраню как напоминание об обещании и доброй воле его святейшества.
Епископ Клесл наклонился поближе к Матьяшу.
– Его святейшество верит в вас как в несгибаемого защитника католической веры. И считает, что вы уведете паству от губительного богохульства. Протестантов в Богемии развелось не меньше, чем червей в падали.
– Я окружил себя лютеранскими советниками, верными друзьями, практикующими эту достойную осуждения веру. Простит ли его святейшество этот грех? И смирится ли с тем, что в двадцать лет я занял сторону Вильгельма Оранского и Нидерландов?
Священник сложил руки на коленях.
– Он полагает это все ошибками молодости и верит, что вы, как и полагается Габсбургу, вернетесь к истинной вере.
– Тут есть некоторый риск, – заметил Матьяш. – Из всех Габсбургов я наименее католический.
Его собеседник вздохнул и, повернув руки ладонями вверх, раскрыл их перед императорским братом.
– Его святейшество верит, что вы принесете мир империи и остановите наступление османов, прежде чем те осадят Вену. А потом и поведете заблудших к истинной вере.
Матьяш поднялся и, пройдя к окну, посмотрел на сверкающие внизу воды Дуная. Вдалеке, за стенами Эстергома, на травянистых лугах, виднелись загоны боевых коней османов, выкрашенных снизу красным или зеленым. Краски эти понемногу блекли от дождей и солнца.
– Они не черви, эти протестанты, – сказал брат Рудольфа со вздохом, не отворачиваясь от окна. – Они – люди, жаждущие свободы, чтобы исповедовать свою веру. И это их земля, мой добрый епископ. – Он посмотрел на папского посланца. – На мнение его святейшества, вероятно, повлияло приближение к Вене османских армий, не так ли? Возможно, обеспокоенность этим фактом и содействовала укреплению моих позиций.
– Неспособность вашего брата вести турецкую кампанию – вот что встревожило всю Европу, – ответил священник. – Мы не сомневаемся, что вас провозгласят королем Венгрии.
Он приблизился к Матьяшу, который стоял в разлившейся по каменному полу небольшой лужице света. «А ведь этот младший Габсбург будет неплохо смотреться с золотой короной Священной Римской империи на своей благородной – и католической – голове!» – подумалось ему.
– Сейчас ни один венгр не принесет Рудольфу клятву верности! – продолжал Клесл. – Им нужен настоящий солдат, вождь, ведущий их в сражение против турок. Они пойдут за вами, Матьяш. И его святейшество считает, что еще многие католические королевства потребуют, чтобы их судьбу определяла ваша твердая рука, а не безумец, заигравшийся с черной магией.
Затем епископ снова наклонился к Матьяшу.
– Но его святейшество желает знать, как забрать власть у вашего брата, не проливая при этом крови. Протестанты слишком многочисленны – в Богемии их, должно быть, большинство – и могут обратиться против нас, если действовать слишком поспешно. Рудольф потакает им, даже допустил к своему двору. Достаточно назвать того лютеранина, Иоганна Кеплера, и лекаря Яна Есениуса.
– Они умнейшие люди, эти протестантские еретики. По крайней мере, мне так говорили, – отозвался брат короля, и глаза его озорно блеснули, когда Мельхиор снова вспыхнул от негодования.
– Папа желает знать, как мы свергнем Рудольфа, не допуская войны.
– Набравшись терпения, мой добрый епископ. Не торопя время. – Взгляд Матьяша ушел на север, к далеким границам Богемии. – Мой брат Рудольф сам себе копает могилу. Мои источники в Праге сообщают, что сейчас гроза собирается в городке Чески-Крумлов, и если она разразится, дело двинется вперед. Ключом к нашему триумфу может стать, сам о том не догадываясь, мой племянник-бастард Джулио. Правление Рудольфа основано, если не ошибаюсь, на тонком равновесии. Все, что от нас требуется, – это набраться терпения и ждать.
Епископ церемонно кивнул младшему Габсбургу и попрощался. Ему не терпелось тронуться в обратный путь, в Вену, лежащую вдалеке от диких османских орд. И чем скорее, тем лучше.
Матьяш проводил посланца взглядом – тот шел к выходу, и подол его черной сутаны подметал серые камни.
Глава 10. Строгий режим
Лето 1606 года
Король Рудольф II не стал разговаривать с сыном перед его отъездом из Вены. Эта обязанность, в дополнение ко многим прочим, легла на плечи министра Вольфганга Румпфа. Все необходимые приготовления для приема дона Юлия на новом месте, в Чески-Крумлове, были закончены, но Румпф из осторожности ничего не говорил ему до самого последнего момента.
И вот министр получил официальный королевский приказ, скрепленный печатью Габсбургов. Вольфганг еще раз посмотрел в окно на стоящую в ожидании карету, тяжело вздохнул и, сделав знак стражникам, чтобы следовали за ним, вошел в отведенные королевскому сыну покои.
– Чески что?! – взревел дон Юлий в ответ на заявление министра и раздраженно потер виски – голова трещала от выпитого накануне, как случалось почти каждое утро. – Вы что, смеетесь надо мной?! Нет, не имею ни малейшего желания.
Румпф снова вздохнул. Из всех многочисленных неприятных поручений, исполнять которые ему приходилось в должности главного министра Рудольфа II, самым худшим было это – улаживать дела королевского бастарда.
– Я не смеюсь и не шучу, – ответил он спокойно. – Приказ отдал ваш отец, его величество король. И я сей приказ исполню. Вам надлежит незамедлительно отправиться в Южную Богемию.
– Заткнись, ничтожный германец! От твоего голоса у меня голова раскалывается.
Вольфганг с удовольствием плюнул бы на этого вечно недовольного грубияна, но поступил мудрее, сглотнув собравшиеся во рту соки. Рассматривая лицо молодого человека, министр находил за обрюзгшей наружностью и оплывшим вследствие неумеренности телом следы сходства с Анной-Марией да Страда, королевской любовницей. Дон Юлий унаследовал от матери прекрасную кожу и высокие скулы, а его голубовато-зеленые глаза были столь же уникальны и чисты, как редкие бриллианты. Не распухни он так от чрезмерного потребления напитков и еды, его даже можно было бы назвать красивым.
