Энн Перри - Грехи волка
Дверь отворилась. Дворецкий не сразу узнал гостью, но потом лицо его прояснилось:
– Доброе утро, мисс Лэттерли. – Он хотел сказать еще что-то, но передумал.
– Доброе утро. Леди Калландра дома?
– Да, мэм. Прошу вас. Я доложу о вашем приходе. – Мужчина отступил, пропуская сиделку в дом, и с изумлением взглянул на ее грязную одежду. Потом он взял у нее саквояж, но тут же осторожно опустил его и, извинившись, вышел. Эстер замерла у порога, с ее платья на натертый пол стекала вода.
Калландра появилась с выражением крайнего любопытства на длинноносом лице. Ее волосы, как всегда, выбивались из прически, несмотря на удерживающие их шпильки, словно в полете, а зеленое платье было скорее удобным, чем элегантным. Она предпочитала широкие юбки еще в те годы, когда была моложе и стройнее. Теперь же такие юбки уже не могли скрыть слишком полные бедра, а только заставляли ее казаться более низкорослой, чем на самом деле. И все же осанка леди Дэвьет была по-прежнему великолепна, а юмор и острота ее ума с лихвой восполняли недостаток красоты.
– Дорогая, ты ужасно выглядишь! – воскликнула леди. – Что случилось? Я думала, что ты уехала в Эдинбург. Поездка сорвалась? – Она не сразу заметила забрызганную юбку подруги, мятое платье и волосы, растрепанные не меньше, чем у нее самой.
При виде Калландры Эстер широко улыбнулась. Ей стало тепло – и отнюдь не только физически! – как при возвращении домой после долгого путешествия в одиночестве.
– Я ездила в Эдинбург, – ответила девушка. – Вернулась ночным поездом. Моя пациентка умерла.
– О боже! Какая жалость! – отозвалась хозяйка дома. – До твоего приезда? Вот досада! И что же… – Тут она заметила выражение лица Лэттерли и осеклась. – Ты хочешь сказать… Это произошло при тебе?
– Да…
– Не следовало поручать тебе настолько больную женщину, – решительно заявила Калландра. – Бедняжка! Умереть не дома, да к тому же в поезде… Ты, должно быть, так расстроилась! По тебе видно. – Она тронула Эстер за руку. – Проходи и садись. Ты насквозь промокла. Ни одно из моих платьев тебе, конечно, не годится. Оно с тебя просто свалится. Надо взять что-нибудь у горничной. Вполне подойдет, пока просохнет твоя одежда. Не то еще…
– …умру, – со слабой улыбкой закончила медсестра. – Спасибо.
– Дэйзи! – громко позвала хозяйка служанку. – Дэйзи, пойди, пожалуйста, сюда!
В тот же миг в дверях столовой появилась изящная смуглая большеглазая девушка в кружевной наколке и с метелкой в руке:
– Да, сударыня?
– Ты примерно той же комплекции, что и мисс Лэттерли. Не одолжишь ли ты ей какое-нибудь платье, пока ее одежда не просохнет? Не представляю, как ей удалось так промокнуть, но с нее уже натекло целое озеро. Должно быть, замерзла, как в рождественскую ночь. И, пожалуйста, подбери ей какую-нибудь обувь. А заодно по пути попроси кухарку прислать в зеленую гостиную горячего шоколада.
– Хорошо, сударыня. – Горничная сделала легкий реверанс, бросив взгляд на Эстер, чтобы убедиться, что поняла все правильно, и пригласила ее следовать за собой.
Минут через десять медсестра уже была облачена в серое шерстяное платье, которое оказалось ей совершенно впору и лишь чуть коротковато, так что были видны чулки и башмаки, тоже одолженные у Дэйзи.
Они с леди Дэвьет сидели у камина, друг против друга, в одной из наиболее любимых хозяйкой комнат, оформленной в зеленых и белых тонах, с белыми дверьми и оконными переплетами. Прекрасная мебель розового дерева была обтянута кремовой парчой, а на столе стоял букет белых хризантем. Ладони Эстер приятно согревала чашка с горячим шоколадом, который она с удовольствием прихлебывала. Поразительно, как она умудрилась настолько замерзнуть! Ведь сейчас не зима и на дворе не так уж холодно… И все же она дрожала.
– Это от потрясения, – дружелюбно заметила Калландра. – Пей. Тебе станет лучше.
Лэттерли сделала еще один глоток и ощутила, как разливается по телу тепло.
– Еще вчера вечером все было в порядке! – воскликнула она. – Мы сидели и беседовали обо всем на свете. Ей хотелось поговорить еще, но ее дочь велела, чтобы она была в постели не позже четверти двенадцатого.
– Если она была здорова до последнего в своей жизни вечера, ей повезло, – отозвалась леди Дэвьет. – Большинство людей перед смертью болеют, часто неделями. Конечно, это удар, и все же о такой смерти можно только мечтать.
– Наверное, – задумчиво сказала Эстер. Умом она понимала, что подруга совершенно права, но чувство вины и сожаления не оставляло ее. – Мне она очень понравилась, – добавила девушка вслух.
– Тем более, благодари судьбу, что она не страдала.
– Я оказалась такой невнимательной, такой бесполезной! – возразила мисс Лэттерли. – Ничем не помочь ей в трудную минуту! Даже не проснуться! С тем же успехом я могла вообще остаться дома!
– Если она умерла во сне, моя дорогая, твоя забота ей попросту не понадобилась, – заметила Калландра.
– Может быть, вы и правы…
– Наверное, тебе пришлось кому-то сообщить об этом? Семейству?
– Да. Ее дочь и зять приезжали встречать ее. Дочь была потрясена.
– Естественно. Впрочем, бывает, что внезапное несчастье повергает людей в гнев и делает их совершенно невменяемыми. Она сердилась на тебя?
– Вовсе нет. Она была очень любезна, – горько усмехнулась сиделка. – Ни в чем меня не упрекнула, хотя могла бы. Кажется, больше всего ее расстроила невозможность выяснить, что хотела сказать ей мать. Бедняжка ждет ребенка, первенца. Она очень тревожится о его здоровье, и миссис Фэррелайн надеялась ее успокоить. Она была совершенно убита тем, что никогда не узнает, о чем же мать собиралась ей сообщить.
– Да, положение невеселое, – сочувственно согласилась Дэвьет. – Но ничьей вины здесь нет, разве что самой миссис Фэррелайн. Предпринимать такое путешествие, обладая столь слабым здоровьем… Лучше бы написала дочери подробное письмо. Ну, да мы все умны задним числом!
– Еще ни разу у меня не было пациента, к которому я привязалась бы так быстро и так крепко, – с болью проговорила Эстер. – Она была очень прямой и честной. Рассказывала мне, как танцевала на балу в канун битвы при Ватерлоо. По ее словам, в ту ночь там собралась вся Европа. Они с отчаянием предавались веселью, спешили жить, зная, что может принести им следующее утро. – На какое-то мгновение возникшая перед ее глазами картина освещенного лампой купе и живое умное лицо Мэри показались девушке более реальными, чем эта зеленая гостиная с камином.
– А утром они расставались, – продолжала она. – Мужчины в мундирах с галунами, хрипящие кони, уже учуявшие дым сражения, звон сабель, несмолкающий цокот копыт… – Чашка Лэттерли была уже пуста, но она продолжала сжимать ее в руке. – Там в холле висит портрет ее мужа. У него необыкновенное лицо, такое выразительное и в то же время необъяснимое. Все время пытаешься его разгадать. Понимаете, что я хочу сказать? – Она вопросительно взглянула на хозяйку дома. – Рот у него страстный, а взгляд какой-то неопределенный. Невозможно понять, что он на самом деле думает.
– Очевидно, непростая личность, – кивнула Калландра. – А талантливый художник сумел в нем это разглядеть.
– Ее муж основал семейную печатную фирму.
– Любопытно.
– Он умер восемь лет назад…
Еще с полчаса леди Дэвьет слушала рассказ гостьи о семье Фэррелайнов – о том немногом, что та успела повидать в Эдинбурге, и о предстоящих ей поисках нового места. Потом, поднявшись, хозяйка предложила Эстер перед завтраком привести в порядок растрепанные волосы, в которых к тому же не хватало шпилек.
– Да-да, конечно, – быстро согласилась девушка, лишь сейчас сообразив, как много времени отняла она у подруги. – Простите… Мне следовало…
Калландра остановила ее взглядом.
– Хорошо. – Мисс Лэттерли послушно поднялась. – Пойду поищу шпильки. К тому же, наверное, пора вернуть Дэйзи ее платье. Она была очень добра, одолжив его мне.
– Вряд ли твоя одежда уже высохла, – возразила Дэвьет. – Но у нас еще будет масса времени после завтрака.
Эстер без дальнейших возражений поднялась в спальню и, открыв свой саквояж, принесенный горничной, стала рыться в нем в поисках гребенки и шпилек. Гребенка все никак не попадалась ей на глаза. Наконец, запустив руку на самое дно, девушка нащупала ее. Найти шпильки оказалось труднее. Она помнила, что завернула их в обрывок бумаги, но обнаружить этот сверток ей никак не удавалось. В нетерпении медсестра вывернула все содержимое саквояжа на кровать. Шпилек не было. Она вытащила рубашку, которую сменила, когда отдыхала в доме миссис Фэррелайн. Трудно представить, что это было только вчера! Эстер встряхнула ее, и на пол со стуком выпал какой-то предмет. Наверное, пакетик шпилек. Как раз такого размера и веса. Она обошла кровать и нагнулась, чтобы поднять его. Куда же он девался? Она стала шарить по ковру.
