Никки Френч - Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник
– И что же это?
– Я не знаю.
– Как вы считаете, она не должна цеплять бусинку к чему-то еще?
– Возможно. А возможно, и нет.
– А теперь посмотрите сюда, – продолжала Фрида. – Здесь еще две таких штучки, а с другой стороны – еще одна. Точно такая же.
Она отступила назад. Она стояла слишком близко к лампе, и свет слепил ее.
– Должны быть еще такие же.
– То есть такие же бусинки?
– Да. Такие же бусинки.
Она начала бродить по комнате.
– Фрида…
– Заткнитесь! – отрезала Фрида. – Ищите их.
Она нашла три, разложенные в ряд на подоконнике. Карлссон нашел четыре в стакане: они были выложены вокруг огарка свечи, стоявшей в натекшем воске. Еще четыре выстроились цепочкой на дверной коробке.
– Как на детском празднике, – заметил Карлссон.
Фрида стояла в центре комнаты, зажмурившись. Внезапно она открыла глаза и спросила:
– Что?
– Я сказал, как на детском празднике. Ну, когда взрослые прячут какой-нибудь «клад», а дети его потом ищут.
Фрида никак не отреагировала на его слова. Она сняла три бусинки с подоконника, разложила их на ладони и принялась пристально разглядывать. Потом повернулась к Карлссону.
– У вас есть фонарик?
– Нет.
– Я думала, полицейские всегда носят с собой фонарик.
– В фильмах, которые снимали в пятидесятых годах. Боюсь, дубинки у меня тоже нет.
Она подошла к торшеру, сняла абажур и поднесла руку к лампочке. Она так пристально разглядывала бусины, что у нее разболелись глаза.
– Ну что? – нетерпеливо спросил Карлссон.
– Взгляните на эту, – указала Фрида на одну из бусинок.
– Какая-то грязная, – заметил Карлссон.
– У вас есть, куда их сложить?
Карлссон достал из кармана прозрачный пакетик для улик, и Фрида аккуратно сложила в него бусины, одну за другой.
– Как вы считаете, что это? – спросила она.
– Бусинки.
– А что получится, если соединить все бусины вместе?
– Что-то типа браслета?
– А если у вас много бусинок?
– Возможно, ожерелье. Но ведь Мишель Дойс просто нашла их где-то, разве нет?
– Совершенно верно, – согласилась Фрида. – Когда она нашла их, они были соединены вместе, а она разобрала украшение и использовала отдельные бусины, чтобы украсить свою комнату. Они красивые. На мой взгляд, это ручная работа. Достаточно дорогая вещь. Она не могла найти такое украшение на тротуаре.
– Значит…
– Значит, скажите своим парням, чтобы ни в коем случае их не выбрасывали. Наоборот, они должны найти как можно больше таких бусин. Наверное, их еще штук пятнадцать или двадцать, как минимум. Затем сфотографируйте их и предъявите снимок Айлинг Уайетт. И вы сказали, что одна из них грязная. Узнайте, что это за грязь.
– Конечно, может оказаться, что это всего лишь бусины, – упрямо добавил Карлссон.
Когда зазвонил телефон, Фрида подумала, что это наверняка Карлссон. В самом звуке звонка ей чудился его акцент.
– Что случилось?
– Вы прощены, – заявил Карлссон. – Полностью прощены. Айлинг Уайетт опознала ожерелье. Она сказала, что оно «куда-то подевалось» несколько недель назад. Какое удивительное совпадение! Наш собиратель трофеев снова за работой. Роберт Пул, очевидно, брал разные предметы у тех, кого обманул, и перераспределял их – своеобразное «поигрывание мускулами». Но это еще не самое интересное. Вы все знали, верно? Хотя хрен поймешь откуда. Грязь на ожерелье оказалась кровью. Кровью Роберта Пула. – Он помолчал. – Вы ведь понимаете, что это означает, не так ли? Это означает, что мы можем предъявить обвинение Фрэнку Уайетту.
– Нет, – возразила Фрида. – Это означает, что вы не можете предъявить обвинение Фрэнку Уайетту.
– Джоанна, – спросила Фрида, – куда еще Дину нравилось ходить? Помимо Маргита.
– Я все написала в книге. Можно еще пива?
– Конечно. Принесу вам бокал через минуту. Книгу я прочитала.
– И как, понравилось?
– Мне кажется, она чрезвычайно интересная.
– Рыбалка. Ему нравилось ходить на рыбалку. Он ловил рыбу где угодно: в каналах и затопленных карьерах, в реках. Он мог сидеть там весь день с банкой личинок. Меня это жутко бесило.
– Что случилось с его удочками?
– Я продала их на ебей. Я не уточняла, кому они принадлежали.
– Где-нибудь еще, в каком-нибудь конкретном городе?
– Мы не очень-то много путешествовали. Он говорил, что в детстве частенько ездил с матерью на остров Канви-Айленд.
– Хорошо.
– А что? Зачем тебе это знать?
– Подчищаю хвосты, – уклончиво ответила Фрида.
Джоанна кивнула. Похоже, такой ответ ее удовлетворил. Фрида заказала ей еще порцию пива и смотрела, как та пьет его и как на верхней губе у нее остается полоска пены.
– Странно, как это у тебя хватило смелости, – заметила Джоанна, осушив бокал до дна. – После всего, что было.
– Вы не думали, что мы снова встретимся?
– Нет. Я начала новую главу своей жизни. Так сказал мой редактор. А ты осталась в старой.
Глава 45
Прошла уже половина ночи, когда голоса вернулись. Сначала это был тихий ропот, который Бет с трудом могла отличить от плеска воды о корпус лодки, шелеста деревьев на берегу и стука дождя по крыше. Она знала, что голоса пришли за ней, и попыталась скрыться от их гнева, не впускать их. Она закрывала голову подушкой, затыкала уши, но голоса становились все более и более четкими, а затем слились в один – резкий, низкий, глубокий. Он выходил из темноты и окружал ее.
Он сердился на нее. Он задавал вопросы, на которые она не могла ответить. Он предъявлял обвинения. Он знал ее тайны и ее страхи.
– Ты его подвела.
– Нет, я его не подводила.
– Он ушел, и ты его забыла.
– Нет, я его не забыла.
Голос говорил ей ужасные вещи, заявлял, что она ничего не сделала, что она пустое место, что от нее нет никакого толку. Она рассказала ему о фотографиях и о документах, но голос продолжал забрасывать ее ужасными обвинениями:
– Вот опять. Всегда одно и то же. Я говорю, а ты не слушаешь.
– Но я слушаю. Я правда слушаю.
– Ты – пустое место. И ты ничего не делаешь.
Бет начала плакать, раскачиваться из стороны в сторону, биться головой о деревянную стену над койкой – все, что угодно, лишь бы заставить этот голос замолчать. Постепенно, по мере того как в каюту пробирался рассвет, голос затихал и наконец исчез, но боль осталась, и она отчаянно терла мокрое от слез лицо.
Она встала и начала перебирать бумаги Эдварда, пока не нашла нужные страницы. Она не пустое место. От нее есть толк! Она смотрела и смотрела на слова, запоминая их наизусть, снова и снова монотонно произнося вслух. Потом она принялась рыться в ящике со столовыми приборами и наконец нашла то, что искала. Нож и точильный камень. Она вспомнила картинку из детства, как отец сидел в кухне и говорил матери: «Женщины не понимают… – А потом она услышала звук, когда лезвием ножа проводят по серому камню так, что во все стороны летят искры. – Вот как нужно точить нож. Вот как нужно точить нож».
Фрида набрала в легкие побольше воздуха и только потом позвонила.
– Фрида? – отозвался Гарри.
– Похоже, ты сердишься.
– Ты это определила по одному-единственному слову?
– Но ты сердишься.
– С чего бы это, Фрида?
– Где ты сейчас?
– Где я? Возле Риджентс-парка, с клиентом.
– У тебя есть время?
– Когда?
– Сейчас. Сходим куда-нибудь, перекусим. У меня есть час.
– Как мило, что ты смогла вставить меня в свой график.
– Я бы хотела пообедать вместе, если у тебя найдется время.
– Я не знаю, – сказал он. – Ладно, договорились. Где?
– Есть одно место недалеко от тебя. Бич-стрит, «Номер девять». В двух шагах от моего дома. Я могу прийти через десять минут.
– Я возьму такси. Только запомни: терпеть не могу, когда меня выставляют дураком.
– Понимаю.
– Вижу, ты вернулась к своей прежней, темной одежде.
Фрида мельком взглянула на себя, оценивая то, что надела на встречу, – сплошные черные и мрачно-синие цвета, – и улыбнулась.
– Наверное.
– Мне понравилось то, в чем ты была вчера вечером.
– Спасибо.
– Ты была просто красавицей!
Она не ответила, изучая перечень блюд, написанных мелом на доске. Подошел Маркус, чтобы принять их заказ. В глазах у него светилось любопытство.
– Салат с козьим сыром, пожалуйста, – коротко сказала она.
– То же самое, – кивнул Гарри.
– И воду из-под крана.
– То же самое. – Он оперся подбородком на сцепленные руки и стал внимательно разглядывать ее, отметив, что у нее усталый вид. – Итак, что случилось? – спросил он.
– Ты о вчерашнем вечере?
– Да.
– Я не знаю.
– Да ладно тебе, Фрида.
– Я не кокетничаю. Я хочу быть честной с тобой. Я не знала заранее, что уйду вот так. Мне просто пришлось. Я не могу объяснить, правда.
