Ю Несбё - Сын
– И ты решил разбить лагерь здесь? – спросил Симон, протягивая ему свою коробочку жевательного табака.
– Ну, привидения привидениями, а если честно, я не выношу, когда меня запирают в таких крохотных комнатах. А это… – Гилберг махнул в сторону подстилки из газет и дырявого спальника, валяющегося неподалеку, – чудесное местечко летом. – Он показал рукой на мост. – Потолок не течет. Вид на воду. Никаких коммунальных расходов, близость к транспорту и магазинам. Чего еще можно желать?
Он взял три пакетика табака из коробки Симона, засунул один под верхнюю губу, а два других – в карман.
– И что, работаешь священником? – спросила Кари.
Гилберг склонил голову набок и, прищурившись, посмотрел на Симона.
– Она о воротничке, который ты носишь, – сказал полицейский. – Возможно, ты прочитал в своих утренних газетах, что недалеко отсюда вверх по реке был найден мертвый священник.
– Ничего не знаю.
Гилберг вынул пакетики табака из кармана и положил их обратно в коробку, которую протянул Симону.
– Криминалисты потратят ровно двадцать минут на то, чтобы доказать, что воротничок принадлежал тому священнику, Ларс. А тебе двадцать лет придется провести на зоне за убийство.
– Убийство? Про убийство ничего не…
– Значит, ты читаешь про происшествия? Он умер до того, как его сбросили в реку. Это видно по синякам на коже. Он ударился о камни, а синяки мертвого отличаются от синяков живого. Понимаешь?
– Нет.
– Хочешь объясню? Или объяснить тебе, какой крохотной покажется тюремная камера, в которую тебя запрут?
– Но я же не…
– Даже подозреваемые проводят по нескольку недель в камере предварительного заключения. А она, если честно, еще меньше по размеру.
Гилберг задумчиво посмотрел на них и пару раз смачно обсосал пакетик табака.
– Что вы хотите?
Симон опустился перед Гилбергом на корточки. У бездомного нет запаха, у него есть вкус. Сладкий гнилой вкус опавших фруктов и смерти.
– Мы хотим, чтобы ты рассказал, что произошло.
– Я не знаю, говорю же вам.
– Ты ничего не рассказал, Ларс. Но кажется, для тебя это важно – молчать. Почему?
– Это просто воротничок. Его прибило к берегу и…
Симон поднялся и схватил Гилберга за руку:
– В таком случае пойдем.
– Подождите!
Симон отпустил его.
Гилберг опустил голову, тяжело дыша.
– Это были люди Нестора. Но я не могу… Ты знаешь, что Нестор делает с теми, кто…
– Да, я знаю. А ты знаешь, что он узнает обо всем, если тебя зарегистрируют в журнале допрошенных в Полицейском управлении. Поэтому предлагаю рассказать нам все, что тебе известно, прямо сейчас, и тогда я подумаю, можно ли не возить тебя на допрос.
Гилберг медленно покачал головой.
– Давай, Ларс!
– Я сидел на скамеечке под деревьями в том месте, где тропинка опускается под мост Саннербруа. Я находился метрах в десяти от моста, поэтому хорошо разглядел тех, кто на нем был. Не думаю, что они видели меня: сейчас, летом, там очень густая листва, так ведь? Их было двое, один держал священника, а другой взял в захват его голову. Я находился так близко, что видел белки глаз священника. Кстати, в его глазницах были только белки, зрачки закатились внутрь черепа, так ведь? Но он не издал ни звука. Как будто знал, что это бесполезно. А потом тот парень рванул его голову назад, как какой-нибудь мануальный терапевт. Я слышал хруст, я не шучу, похожий на хруст ветки под ногой. – Гилберг прижал указательный палец к верхней губе, два раза моргнул и уставился вдаль. – Потом я огляделся. Черт, они только что убили мужика прямо посреди моста, а выглядят совершенно спокойными. Но вот ведь удивительно, как пусто может быть в Осло посреди лета, да? А потом они перекинули его через каменную ограду в том месте, где заканчивается решетка.
– Сходится. Там как раз есть торчащие из воды камни, – сказала Кари.
– Он немного полежал на тех камнях, а потом его подхватило водой и потащило дальше. Я сидел тихо, как мышь, и не двигался. Если бы те типы поняли, что я видел их…
– Но ты их видел, – сказал Симон. – Ты сидел так близко, что мог бы опознать их, если бы снова увидел.
Гилберг покачал головой:
– Никаких шансов. Я их уже забыл. Вот в чем недостаток тех, кто ширяется всем, чем попало. С памятью становится очень плохо.
– Я думаю, ты хотел сказать «преимущество», – произнес Симон, проводя рукой по лицу.
– Однако ты знал, что эти типы работают на Нестора. – Кари нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.
– Костюмы, – сказал Гилберг. – Они выглядят абсолютно одинаково, как будто сперли партию костюмов-двоек, предназначенных для Союза норвежских похоронных бюро. – Он потрогал пакетик табака языком. – Так ведь?
– Мы включим это дело в число приоритетных, – сказал Симон в машине по дороге в Полицейское управление. – Я хочу, чтобы ты проверила все передвижения Воллана за двое суток перед убийством и составила список всех, всех без исключения, с кем он вступал в контакт.
– Хорошо, – ответила Кари.
Они проехали мимо клуба «Бло» и остановились перед потоком молодых пешеходов. Хипстеры, идущие на концерт, подумал Симон и бросил взгляд на Кубу. Пока он рассматривал большой экран на открытой сцене, Кари позвонила отцу и сообщила, что не сможет прийти на ужин. На экране показывали черно-белый фильм. Пейзажи Осло. Похоже на пятидесятые. Он помнил эти пейзажи с детства. Для хипстеров такие кадры – всего лишь любопытный мир, что-то давно минувшее, но невинное и, вполне возможно, очаровательное. Он слышал смех.
– Меня интересует одна вещь, – сказала Кари, и Симон понял, что она уже закончила телефонный разговор. – Вы сказали, что Нестор узнает, если Гилберга приведут на допрос. Вы это серьезно?
– А ты как думаешь? – спросил Симон, давя на газ и направляясь к улице Хаусманна.
– Я не знаю, но мне показалось, что вы говорили серьезно.
– Я не знаю, серьезно или нет. Это долгая история. Многие годы ходили разговоры о том, что в полиции завелся крот, который напрямую докладывает обо всем одному человеку, управляющему почти всей наркоторговлей и торговлей людьми в Осло. Но это было давно, и хотя тогда об этом говорили все, никто не мог доказать, что крот и этот человек существуют на самом деле.
– А кто этот человек?
Симон посмотрел в боковое окно:
– Мы называли его Близнецом.
– Близнецом, – сказала Кари. – В отделе наркотиков о нем тоже говорили. Почти так же, как Гилберг говорил о привидениях в «Иле». А это реальное лицо?
– Да, Близнец вполне реальное лицо.
– А как насчет крота?
– Скажем так. Один человек, по имени Аб Лофтхус, совершил самоубийство и оставил после себя письмо, в котором признавался, что был кротом.
– Разве это не доказательство?
– Для меня – нет.
– Почему?
– Потому что Аб Лофтхус – самый неподкупный человек, когда-либо служивший в полиции Осло.
– Откуда вам это известно?
Симон остановился на красный сигнал светофора у улицы Стургата. Казалось, из окружающих фасадов домов начала сочиться тьма, а вместе с ней на улице появились ночные звери. Они ходили шаркающей походкой, стояли, прислонившись к стенам домов у дверей, из которых доносилась музыка, или сидели в машинах, выставив локти в боковые окна. Ищущие голодные взгляды. Охотники.
– Потому что он был моим лучшим другом.
Йоханнес посмотрел на часы. Десять минут одиннадцатого. Десять минут после закрытия. Остальные уже заперты в своих камерах, его же самого запрут вручную после завершения уборки в одиннадцать часов. Удивительное дело. Когда долго сидишь в тюрьме, дни начинают казаться минутами, а девочки с календарей, висящих в твоей камере, не успевают идти в ногу с месяцами. Но последний час показался ему годом. Долгим нехорошим годом.
Он вошел в контрольное помещение.
Сейчас здесь несли дежурство три человека, на одного меньше, чем обычно дежурят днем. Один из них отвернулся от мониторов, скрипнув стулом:
– Привет, Йоханнес.
Это был Гейр Голдсруд. Он ногой вытолкнул из-под стола мусорную корзину – движение, уже ставшее автоматическим. Молодой начальник смены помогает престарелому уборщику с больной спиной. Йоханнесу всегда нравился Гейр Голдсруд. Он вынул из кармана пистолет и нацелил его в лицо начальнику смены.
– Круто! Откуда это у тебя? – спросил другой надзиратель, светловолосый парень, игрок футбольной команды третьего дивизиона «Хасле/Лёрен».
Йоханнес не ответил. Он продолжал стоять, не отводя взгляда и дула пистолета от точки между глазами Голдсруда.
– Ну-ка дай мне прикурить! – Третий надзиратель взял в рот сигарету.
– Опусти его, Йоханнес.
Голдсруд говорил тихо, не моргая, и Йоханнес видел, что он все понял. Понял, что в руках у него не забавная зажигалка.
– Ну прямо порно в стиле Джеймса Бонда. Сколько хочешь за него? – Футболист поднялся и подошел к Йоханнесу, чтобы поближе рассмотреть пистолетик.
