Джон Ле Карре - Ночной администратор
Брэдшоу положил трубку, принял уверенный вид и объявил:
– Ограбление. Полиция на месте. Обычная процедура. Даркер допоздна работал в своем офисе. Ему уже сообщили. Все совершенно нормально. Они так мне сказали.
Берр засмеялся.
– Так они обычно говорят, сэр Энтони. Вы, надеюсь, не ждете, чтобы они посоветовали вам собирать вещи и побыстрее линять?
Брэдшоу взглянул на него и пробормотал:
– Чушь собачья… Глупая игра…
Он набрал номер офиса Даркера, и опять Берр представил картину, как на сей раз трубку берет Пэлфрей, играя свою звездную роль в качестве агента Рука. Рук – рядом, его рука покоится на плече Пэлфрея, а ясный подбадривающий взгляд побуждает действовать.
– Мне нужен Даркер, Гарри! – сказал Брэдшоу. – Мне надо с ним срочно переговорить! Жизненно важно! Где он?.. Как это ты не знаешь? Мать твою, Гарри, что с тобой?.. В его доме ограбление, там полиция, они звонили ему, где же он? И не корми меня этим вашим оперативным дерьмом! Я сам оперативник. Найди его!
Берр долго ничего не слышал, потому что Брэдшоу очень плотно прижимал трубку к уху. Лицо у него стало бледным и испуганным.
Пэлфрей разыгрывал спектакль. Он шептал, как на репетиции требовали от него Берр и Рук. С полной отдачей, потому что для Пэлфрея эти слова были правдой.
– Тони, ради Бога, отсоединяйся! – требовал он таинственным голосом, потирая нос костяшками пальцев свободной руки. – Шарик лопнул! Джеффри и Нил в затяжном прыжке. За нами охотится Берр с компанией. В коридорах беготня. Не звони больше! Никому больше не звони! В вестибюле полиция…
Но самым впечатляющим в этой сцене было отключение Пэлфрея. Возможно, в этом ему помог Рук.
Брэдшоу, совершенно онемевший, сидел, прижимая к уху помертвевшую трубку и приоткрыв рот, чтобы лучше слышать.
– У меня с собой бумаги, желаете взглянуть? – располагающе поинтересовался Берр, когда Брэдшоу повернул к нему лицо. – Это не положено, но мне доставит удовольствие. Когда я говорил о семи годах, то, конечно, по своему йоркширскому обыкновению, не хотел преувеличивать. Полагаю, вы получите не менее десяти.
Речь Берра набирала силу, но не делалась быстрее. Подобно фокуснику, манипулирующему предметами, он неторопливо разгружал портфель, вынимая по одной папке. Иногда он раскрывал ее и замолкал, чтобы просмотреть какое-то письмо, а иногда улыбался и качал головой, как бы желая сказать: «Вы и не поверите».
– Удивительно, что такое дело могло раскрутиться с пустяка, вот так вдруг, – рассуждал Берр, продолжая работу. – Мы из кожи вон лезли, мои парни и мои девчата, а всем наплевать. Как об стенку горох каждый раз. У нас против Даркера железные улики, уже… – он сделал паузу, чтобы улыбнуться, – черт знает сколько времени. Ну а вы, сэр Энтони, были у нас на примете, я полагаю, еще со времен, когда я мальчишкой бегал в школу. Поверьте, я вас в самом деле ненавижу. Да, есть множество людей, которых я желал бы упрятать за решетку, но мне это никогда не удастся. Но вы – иное дело. И вы это сознаете, не правда ли? – Внимание Берра привлекла другая папка, и он отвлекся на минуту, чтобы просмотреть и ее. – Зазвонил телефон – это было время ланча, но я, слава Богу, был на месте – диета, и некто, о ком я едва слышал, из прокуратуры сказал: «Привет, Леонард, почему бы тебе не связаться со Скотленд-Ярдом, не привлечь парочку ретивых ребят из полиции и не скинуть этого парня Джеффри Даркера? Пришло время почистить Уайтхолл, избавиться от всех этих прогнивших чиновников с их сомнительными связями на стороне, вроде сэра Энтони Джойстона Брэдшоу, и показать всему миру пример. Американцы это делают, почему мы не можем? Пришло время перестать вооружать будущих противников – весь этот сброд». – Берр вынул еще одну папку, помеченную «Строго секретно, без права копирования», и любовно похлопал по корешку. – Даркер сейчас под так называемым домашним арестом. Это время исповедей, хотя мы называем это иначе. Когда речь идет о коллегах, всегда хочется расширить habeas corpus[35]. Время от времени законы следует корректировать, в противном случае ничего не достигнешь.
* * *Каждый блеф оригинален, но всем им присуще одно: сообщество надувающего и надуваемого, мистическая взаимозависимость противоположных целей. Для человека, который не в ладу с законом, это может быть неосознанное стремление поладить с ним. Для одинокого преступника – тайное желание прибиться хоть к какой-нибудь стае, если его еще примут. А потрепанный хлыщ и негодяй Брэдшоу стал легкой жертвой обмана Берра – во всяком случае, йоркширский ткач молил, чтобы это было так, наблюдая, как его противник читал, переворачивал страницу, возвращался назад, брал следующую папку и опять читал – из-за привычки любой ценой первенствовать, заключать самую выгодную сделку и мстить тем, кому везло больше, чем ему.
– Ради Бога, – пробормотал Брэдшоу, возвращая вконец измучившие его папки. – Не надо крайностей… Всегда есть середина. Так принято у разумных людей.
Берр был менее любезен.
– Не думаю, что тут речь может идти о середине, сэр Энтони, – сказал он, почувствовав новый прилив ярости. – Я бы определил это, – он собрал папки и положил их в портфель, – как временную отсрочку. Вот что вы сделаете для меня – позвоните на яхту «Железный паша» и шепнете пару слов нашему общему другу.
– О чем?
– Скажете, что дела плохи. Передайте то, что сказал вам я, и то, что вы здесь видели сами, что вы предприняли и каков был результат. – Берр взглянул на окно. Отсюда видна дорога?
– Нет.
– Жаль, потому что они уже должны быть здесь. Я подумал, что мы можем полюбоваться, как за озером мигает голубой огонек. А сверху тоже нельзя?
– Нет.
– Скажете ему, что мы вас всех видим насквозь, вы были слишком беззаботны и мы проследили весь путь от ваших дутых конечных потребителей до истоков, и теперь мы с интересом наблюдаем за продвижением «Ломбардии» и «Горацио Энрикеса». До поры до времени. Скажете, что американцы приготовили ему камеру в Марионе. Они выдвинут против него свои обвинения. Скажете, что его могущественные друзья в суде отвернулись от него. – Берр протянул Брэдшоу телефон. – Скажете, что напуганы до смерти. Рыдайте, если вы еще на такое способны. Скажете, что не вынесете тюрьму. Пусть он возненавидит вашу слабость. Скажете, что я едва голыми руками не задушил Пэлфрея, потому что на мгновение представил, что это Роупер.
Брэдшоу облизнул губы, выжидая.
Берр пересек комнату и укрылся в полумраке дальнего окна.
– И вот что еще скажете ему, – продолжал Берр с великой неохотой. – На этот раз я сниму с вас и с него все обвинения. Его корабли получат свободный проход. Даркер, Марджорэм и Пэлфрей отправятся куда положено, но не вы, не он и не грузы. – Берр повысил голос. – И скажете, что ни он, ни его племя от меня нигде не скроются. Скажете, что перед смертью я хочу подышать чистым воздухом. – На минуту Берр потерял контроль над собой, но тут же взял себя в руки. – У него на борту человек по фамилии Пайн. Вы о нем, должно быть, слышали. Коркоран звонил вам по поводу него из Нассау. Крысы с Темзы раскопали для вас его прошлое. Если Роупер отпустит Пайна в течение часа после вашего разговора, – он опять остановился, – я закрою дело. Даю слово.
Брэдшоу смотрел на Берра со смешанным выражением удивления и облегчения.
– Господи, Берр… Пайн – это же какая-то ловушка! – Тут ему пришла в голову счастливая мысль: – Послушайте, старина, а вы случайно не в деле? – Но тут он поймал взгляд Берра, и надежда угасла.
– Скажете, что мне нужна и девушка, – сказал Берр, будто подумал об этом только сейчас.
– Какая девушка?
– Не ваше дело. Итак, Пайн и девушка, целые и невредимые.
Берр стал называть номер телефона.
* * *Был поздний вечер. Пэлфрей шел, не обращая внимания на дождь. Рук посадил его в такси, но он расплатился и вышел. Он находился в районе Бейкер-стрит, где Лондон имел вид арабского города. В залитых неоновым светом вестибюлях маленьких гостиниц праздными группками стояли черноглазые мужчины, пощипывающие бороды и энергично жестикулирующие, в то время как их дети играли рядом с новенькими игрушечными поездами, а скрытые под покрывалами женщины беседовали друг с дружкой.
Между гостиницами попадались частные лечебницы, на ступеньках одной из них Пэлфрей остановился, словно раздумывая, войти или нет, потом решил не входить и побрел дальше.
На нем не было ни пальто, ни шляпы, и зонта он не взял. Такси, проезжавшее мимо, замедлило ход, но у Пэлфрея было такое отрешенное лицо, что обращаться к нему было бесполезно. Он напоминал человека, потерявшего что-то очень для него важное – возможно, машину – на какой улице он оставил ее? – свою жену, свою женщину – где они договорились встретиться? Один раз он похлопал по карманам промокшего пиджака, нащупывая ключи, сигареты или деньги. Один раз он зашел в пивную, выложил на стойку пятифунтовую банкноту, выпил неразбавленное двойное виски и вышел, позабыв сдачу и произнеся слово «Апостол». Впрочем, единственный свидетель, студент-богослов, подумал, что человек выясняет свои отношения с Богом. Улица снова приняла его в свои объятия, и он продолжил поиск, глядя на все с каким-то неприятием – нет, это не здесь, это не то место. Толстая старая проститутка с травленными перекисью волосами весело окликнула его из дверей, но он покачал головой – нет, это тоже не ты.
