Мертвый сезон. Мертвая река - Джек Кетчам
Главное же для него сейчас – быть как можно ближе к матери, не отпускать ее от себя. Мало-помалу, потихоньку, снова восстановить их семью…
Эта лунная ночь стала благодатной для восхода столь взрослых мыслей в нем.
23:15
Где-то плакал ребенок.
В пещере царила темень, и Эми различала лишь слабые отблески почти выгоревшего костра. До нее доносились стоны, звон цепи, плач младенца – на какое-то мгновение она даже подумала, что это Мелисса. Но затем поняла – не ее голосок.
Нет, плач Мелиссы она не спутала бы ни с каким другим.
Девушка втащила Эми в глубь пещеры и, все так же держа за стягивавшие ее руки ремни, передала кому-то другому. Поначалу она не могла понять, кому именно, но затем небольшая фигура приблизилась к костру, стала подбрасывать в него сначала мелкие веточки, затем те, что были покрупнее, а наконец и поленья, и когда пламя начало вздыматься ввысь, увидела, что за ремни ее держал один из мальчиков-близнецов. Другой тем временем занимался костром.
Эми услышала, как девушка поставила пластиковое ведро. Пламя взметнулось еще выше, по стенам заплясали всполохи света и пятна тени, и теперь она смогла как следует разглядеть их. Даже девушку-подростка, укрывавшую свою израненную, исполосованную шрамами наготу синей мужской рубашкой не по размеру. Эту тряпку она незадолго до того выудила из большой, более трех футов в высоту, кучи неподалеку от входа в пещеру. Появившаяся из темноты крыса испуганно пробежала мимо тряпья и вновь скрылась в глубине пещеры.
Эми окинула взглядом окружавшие ее стены и тут же почувствовала, как чувство реальности, подобно той крысе, покидает ее, растворяясь в непроглядной темени.
Стены пещеры были увешаны кожами и шкурами.
Иные узнавались с ходу – еноты, скунсы, олени.
Другие же оставались незнакомыми – какие-то бледные, полупрозрачные.
Ей почему-то не захотелось всматриваться в них.
В этой пещере явно поддерживалось некое подобие порядка. Помимо одежды и горы инструментов вперемешку с оружием виднелись обособленные кучи – собранные, правда, не столько по признаку функционального назначения предметов, сколько по их размеру. Пожитки пещерных людей были нехитры: маленькие кастрюли, пустые и полные закатки, мелкая дырявая плетеная корзинка, покрывшиеся зеленым налетом медные подсвечники, грязный плюшевый медвежонок – все это лежало в одной куче. Более мелкие предметы – ложки, вилки, нитки, ключи, цепочки для ключей, части сломанных очков, бумажники, монеты, штопор и даже плетеный стул из кукольного домика – образовывали еще одну приличную кучу, лежавшую у самых ее ног.
Очередная груда располагалась у самой стены и своими размерами превосходила все остальные. Здесь лежали уже более крупные предметы: пара помятых кастрюль для варки омаров соседствовала со старинным сосновым табуретом для дойки коров, чьи ножки давно подгнили и покрылись засохшей грязью и налетом морской соли. Неподалеку валялись шахматная доска, пластмассовая тридцатилитровая канистра из-под отбеливателя и пустая проволочная переноска для кошки. Вконец разбитый радиоприемник был придавлен к земле небольшим плоским чемоданом и побитым металлическим корытом.
А вдоль всех стен валялись побелевшие от времени кости.
Челюсти. Черепа.
Животных. И не только.
Эми увидела, как мальчик с бельмом на глазу и девочка в накидке из чьей-то кожи нанизывают запястья рук и лодыжки ног на поржавевшие крючья, свисавшие на веревках с потолка пещеры. Подвешенные на них и слегка покачивающиеся руки и ноги истекали тягучими, вязкими каплями крови.
Дэвиду они больше не принадлежали.
Она не могла больше о них думать как о его частях. Слишком уж явным безумием эта мысль сквозила.
Снова заплакал младенец. Наконец Эми разглядела и его, на ворохе сосновых иголок и лапника. Поверх было расстелено тонкое, измазанное незнамо чем одеяло с опаленными краями. По возрасту младенец был не старше Мелиссы.
Голенький. Девочка.
Присутствующие не обращали на младенца ни малейшего внимания. Ребенок явно хотел есть. Едва мысль дошла до сознания Эми, она почувствовала, как в инстинктивном позыве заныла ее грудь.
А ведь она как раз на этой вот неделе стала постепенно приучать Мелиссу к более твердой пище, начав с крохотных порций ароматизированного риса, замешанного на сухом молоке. У нее до сих пор хватало и собственного молока. Скоро оно начнет сочиться из грудей – это происходило чисто автоматически. Мозг протестовал, а тело не разумело этого.
Эми отвернулась.
А ведь сейчас на ее месте должна была находиться Мелисса, ее собственное дитя, лежащее в ее собственном доме, в материнской спальне, прильнув губами к ее груди. Но никак не это существо в свои, скажем, три месяца такое же грязное и неухоженное, как и все прочие жильцы пещеры, в данный момент подтекавшее тонкой струйкой поноса.
О чужом младенце ей думать не хотелось – это превращалось для нее в очередную пытку: глаза застилали слезы, охватывала предательская слабость.
Нет, слабеть ей никак нельзя.
«Он умрет, – почему-то подумала она об этом ребенке, – я своими руками прикончу его. Провались он пропадом!»
Тем временем оба брата-близнеца вплотную приблизились к ней и стали потихоньку отталкивать куда-то в глубь пещеры. Эми не сопротивлялась – какой смысл? Тем более со связанными руками. Она уже успела убедиться в силе той девушки-подростка…
Видела, как она потянула Дэвида к полу, обвив его обеими руками, словно змеями, раскрыв рот…
Снова послышался все тот же металлический лязг, и вскоре Эми разглядела человека, прикованного цепями к дальней стене пещеры – это был мужчина, – увидела, как он, натянув цепи, чуть наклонился вперед. Тело его было совсем тощим, иссохшим, дряблым и настолько бледным, что даже оранжево-красные всполохи пламени оказывались неспособными придать ему хоть какой-то оттенок настоящей человеческой плоти. Глаза оставались безнадежно пустыми, незрячими, и смотрели скорее сквозь Эми, пока братья подталкивали ее вперед. Наконец они остановили ее в нескольких футах от мужчины и грубо толкнули в направлении стены.
Казалось, мужчина даже не замечал ее присутствия. Его вытянутая, изможденная челюсть отвисла вниз, и жужжащие мухи свободно залетали ему в рот, безбоязненно садясь на зубы и язык.
Эми сразу же заметила причину такого скопления насекомых.
У ног странного создания образовалась лужа мочи, а непосредственно между ними лежала горка экскрементов. От них след тянулся вверх по бедру и уходил куда-то за спину.
Она поняла, что человек этот здесь уже очень давно. Живет,
