Дом лжи - Дэвид Эллис
Хотя, может быть, в глубине души Ал давно все понял и теперь чисто инстинктивно защищал дочь. А может, и впрямь верил ее словам. Или то, что он понял сам, с течением времени смешалось с тем, во что ему хотелось верить. Время и кровные узы имеют большую власть над правдой.
Как бы там ни было, Джейн не будет резать Алу правду-матку сейчас, когда тот оплакивает дочь.
– Черт, ей пришлось уехать из страны, чтобы оказаться от него подальше…
– А куда она уехала? – спрашивает Джейн, хотя и так знает ответ.
– В Париж. Она жила в Париже. В других местах, конечно, тоже покрутилась, с такой кучей денег она много где побывала, но дом у нее был в Париже.
– А она…
– Она считала, что он за ней следит. Преследует ее. Шпионит. В таком духе.
– Кто?
– Как кто? – удивляется Ал. – Добиас. Тед Добиас. Она говорила, что иногда у нее бывает чувство, как будто за ней наблюдают, отслеживают каждый ее шаг. Он все еще злился на нее из-за тех денег.
– Тед Добиас, вы говорите… Не Саймон?
– Мальчишка? О нем она ничего не говорила. Только Тед. Черт, да вы знаете, сколько лет она в Европе просидела? И все из-за этого типа.
– Значит, она никогда не возвращалась?
– Нет, она… ну, только один раз. Когда у нас с Эми годовщина была, тридцать пять лет. Лорен тогда такую вечеринку для нас закатила в центре города, в отеле «Дрейк»… Сама на пару недель прилетела. Заказала сразу несколько номеров, так что и мой брат Джо, и сестра Луиза, их дети, и еще пара моих приятелей с работы – все жили в «Дрейке» целую неделю. Погодите-ка, или даже две?
Джейн кивает.
– Значит, Лорен провела в Чикаго две недели?
– Да.
– Не могла она тогда столкнуться с Саймоном Добиасом?
– Не знаю, не слышал. Она много выходила в город. Но я же не отмечал ее приходы и уходы, ясное дело… Нет, о нем она ничего не говорила. О Теде, кстати, тоже.
– Ясно. А когда это было, Ал? Когда она приезжала?
– Ох, господи… – Он поднимает глаза к потолку, щурится. – Годовщина у нас была восемнадцатого мая. Поженились мы в семьдесят пятом. Значит… – Он закрывает глаза. – Если я ничего не путаю, в тот год, когда она приезжала, годовщина пришлась как раз на середину недели; значит, вечеринка была в следующие выходные в «Дрейке». А потом все остались еще на неделю, включая длинные выходные Дня поминовения[47].
– Все – значит, и Лорен?
– Да. Мы были так рады, что она пробудет с нами почти две недели. Много времени проводили с ней вместе.
– И за все это время вы ни разу не слышали ничего о Саймоне Добиасе и не видели его самого?
Ал отрицательно качает головой:
– Ни разу. Я вообще никогда его не видел. Не имел, так сказать, удовольствия. Никогда с ним не говорил.
– Значит, так…
– Вы думаете, это сделал парень? Ну да, иначе бы вы не спрашивали… Вы думаете, что Саймон Добиас убил мою дочь?
Джейн поднимает руку в успокаивающем жесте.
– Нам необходимо выяснить все обстоятельства, мистер Лемуан. Вы же понимаете.
98. Вики
Закончив первую смену, я пользуюсь коротким перерывом, чтобы съездить в свою квартиру в Делаване. Вообще-то это не квартира, а вшивая студия всего в десяти минутах езды от «Тихой гавани» в Элкхорне, Висконсин. Студия так мала, что, если встать на середину и развести руки в стороны, упрешься обеими ладонями в стены. Ну и что, зато она моя собственная; и плитка, и холодильник, и радиатор отопления – все работает.
И я совсем не скучаю по девяностомильным заездам в Грейс-Парк и обратно, где я «жила» с Саймоном начиная с июля и каждый день моталась туда и обратно.
А вот чего мне действительно будет не хватать, так это его роскошной кровати. И большой кухни, и термоса с горячим кофе, ждущего меня по утрам. Мне будет не хватать ощущения уверенности, происходящего от того, что холодильник всегда полон и кладовая забита продуктами. Я буду скучать по тому зеленому оазису, который Саймон сотворил у себя на крыше.
Ну и по самому Саймону я, конечно, тоже буду скучать. По его заботе и его причудам. Его чувству юмора. А больше всего по тому, как он смотрит на меня. Господи, ну почему мне было этого мало? Почему я не сказала ему «да», когда он делал мне предложение, оба раза?
Если б я и вышла когда-нибудь замуж, то только за Саймона. Но этого не будет. Я никогда не выйду замуж, никогда не поставлю себя в зависимость от другого человека. Я научилась жить одна – и дорого заплатила за эту науку.
Все началось три года назад, когда я переехала в Чикаго после самоубийства сестры. Я была в полном раздрае, а он – нет. Он меня протрезвил, вытянул из моего болота. С тех пор я больше не принимаю наркотиков и не торгую своим телом. Он стал первым мужчиной, который обходился со мной так, словно я сама по себе чего-то стою. Он буквально возвел меня на пьедестал. Но я понимала, что он хочет от меня большего – свадьбы, детей, брака, – и положила этому конец. Я не могла согласиться, ведь тогда это уже была бы не я. Я не хочу, как это говорится, остепеняться и не желаю никакого остепенения для Саймона. Короче, я переехала в Висконсин и устроилась работать в «Тихую гавань».
И не разговаривала с Саймоном несколько месяцев.
До мая, когда на Мичиган-авеню он увидел Лорен…
Доев разогретый в микроволновке ужин, я еду в лесной заповедник Берлингтон, милях в двадцати от моего дома. Я езжу туда три раза в день – рано утром, в обед и после работы. Выхожу на тропу здоровья и иду по ней до второго поворота, где открывается видовая площадка с большой деревянной табличкой, на которой написана история раскинувшегося внизу озера. Подхожу к табличке сзади, протягиваю руку и отлепляю от нее контейнер, который держится на скотче. В контейнере лежит телефон, который дал мне для нашей осенней забавы Саймон.
Включаю его, жду, пока загрузятся сообщения. Сначала то, которое я отправила Саймону в ночь Хэллоуина, когда вернулась сюда, в
