Эмиль Габорио - Рабы Парижа
— Почему?
— Ваших векселей у меня нет.
— Но вы же их получили! — вскричал Гастон.
— Получил и прекрасно их помню. Пять векселей по тысяче франков. Подписаны Ганделю и Мартен-Ригалом. Они мне были переданы Обществом взаимного дисконта.
— Где же они сейчас? — спросил Андре.
— У моих фабрикантов.
— Кто они?
— Господа Сент-Этьен, Роллон и компания. У меня есть их расписка. Показать?
— Не нужно, месье, — сказал скульптор. — Достаточно вашего честного слова.
— Я вам его даю. Но все же позвольте мне отыскать их расписку…
Ван-Клопен стал рыться в бумагах.
— Благодарю вас. Мы пойдем. Все равно векселей у вас нет. Придется подождать срока их оплаты. Не лишит же господин Ганделю своего сына наследства из-за каких-то пяти тысяч франков…
И Андре насильно увел упирающегося Гастона, который хотел еще посоветоваться с модельером насчет нового платья для Зоры по случаю ее освобождения из Сен-Лазара.
Выйдя на улицу, скульптор остановился и записал в блокнот имена всех соучастников Генриха де Круазеноа и фабрикантов господина Ван-Клопена.
Затем он обратился к своему подопечному:
— Как вы думаете, где ваши векселя?
Гастон уже совершенно успокоился.
— У Сент-Этьена и Роллана, конечно, — ответил он.
Андре пожал плечами.
Они дошли до Итальянского бульвара и свернули на улицу Ришелье.
— Слушайте меня внимательно, Гастон.
— Говорите.
— Вы сказали, что Ван-Клопен отказался шить платье для Зоры в кредит.
— Да.
— И по этой самой причине вы обратились в Общество взаимного дисконта.
— А что мне еще оставалось?
— Кто посоветовал вам попросить денег у Вермине?
— Ван-Клопен.
— Пока все ясно и совершенно естественно. Не так ли?
— Да.
— А теперь подумайте над таким интересным вопросом. Как вы объясните, что Ван-Клопен, недавно отказавший вам в кредите, сегодня переводит ваши долговые обязательства своим фабрикантам?
— Если он считает, что у меня нет денег, то не должен платить моими векселями вместо наличных…
— Вот именно.
— Тут что-то не так…
— А теперь я еще раз спрашиваю: где ваши векселя?
— Боже мой! Конечно, у Ван-Клопена… Значит, он водит меня за нос?
Скульптор покачал головой.
— Все гораздо сложнее и опаснее.
— Опаснее? Какая опасность в том, что портной мне солгал?
— Вы забыли, что именно он послал вас к Вермине.
— Он сделал это просто потому, что у меня не было больше денег.
— Еще один интересный вопрос. Почему Ван-Клопен, зная что у вас нет денег, принял ваши долговые расписки вместо наличных?
— Не понимаю.
— У кого он их принял?
— У Вермине.
— А почему вы выдали их Вермине?
— Меня послал к нему за деньгами Ван-Клопен…
— Теперь понимаете?
Молодой Ганделю впервые в жизни задумался.
— Выходит, Ван-Клопену зачем-то нужны были мои векселя? — несмело проговорил он. — Но зачем?
— Чтобы вместе со своим сообщником Вермине хорошо поживиться за ваш счет.
— Ну, нет! Я не так прост!
— В таком случае представьте себе, что срок оплаты ваших векселей уже наступил.
— К тому времени я их найду!
— У господ Сент-Этьена и Роллона?
Гастон сник.
— Раз Ван-Клопен лжет, значит, бумаг не отдаст, — уныло проговорил он.
— Вы векселей не найдете, — сказал Андре.
— И что же будет?
— Векселя сами вас найдут.
— Как?
— Вас пригласил господин Вермине.
— И примет деньги? Тогда почему он не взял сегодня?
— Нет, Гастон, пять тысяч франков он брать не станет.
— А сколько же?
— Например, сто тысяч.
— Я не дам!
— Дадите.
— Ни за что!
— И не только дадите, но еще и попросите, чтобы он взял.
— Но почему же?
— Господин Вермине тихо и вежливо скажет вам, что предъявит векселя к оплате вашему отцу.
— Господи Иисусе! Там же фальшивые подписи!
— Вот это вы ему и ответите.
— А он?
— Потребует сто тысяч. И вы дадите.
— Но у меня нет таких денег!
— Вы попросите Вермине подождать.
— И он подождет?
— До вашего совершеннолетия.
— Сто тысяч щелчков в нос! Вот что я ему дам, когда стану совершеннолетним!
— Нет. Вы отсчитаете ему сто тысяч полновесных франков.
— Почему?
— Потому что Вермине согласится подождать только при одном условии: если вы тут же подпишете вексель на сто тысяч с оплатой в тот день, когда получите право тратить папины деньги.
— Платить этому негодяю? Да лучше умереть! — вскричал Гастон. — Вот тогда уже папе хоть на глаза не попадайся!
Он выражал свой гнев громкими восклицаниями, как это принято у молодых фатов, украшающих собой парижские бульвары.
— Мне кажется, — сказал Андре, — что это подействует на господина Ганделю даже сильнее, чем тот мерзкий случай, когда вы вызвали врача, чтобы узнать, сколько часов еще проживет ваш отец.
— О, чёрт!
— Но все-таки он, может быть, простит, потому что он — ваш отец. Он любит вас.
— Лучше уже сейчас пойдем к папе и расскажем ему все… Тогда я смогу не подписывать вексель на сто тысяч.
— Не сможете.
— Да что же Вермине придумает еще?
— Если вы не испугаетесь отца, то он пригрозит, что отнесет ваши расписки прокурору — и вас арестуют.
Гастон остановился так резко, словно ударился лбом о стену.
— Только за то, что я подписал векселя чужим именем?
— Да.
— Так это, выходит, серьезное преступление?
— Конечно. Теперь вы понимаете, зачем Вермине уговорил вас скопировать подпись Мартен-Ритала?
— Ого! А что за это полагается?
— Сначала тюрьма, потом — ссылка.
Молодой Ганделю со страхом смотрел на Андре и дрожал всем телом.
— Анатоль говорит, что и там жить можно, особенно если есть протекция… Но, Боже мой, какой позор! Нет… Я не буду плясать под дудку негодяев! Если подлог откроется, то я поступлю, как Кортес. Это бесподобно! Я приглашу друзей на обед в наше излюбленное кафе и на глазах у всех застрелюсь из пистолета. Об этом будут говорить по всей Франции и у хозяина кафе не будет отбоя от желающих пообедать в том зале, где это случится! А в кармане у меня найдут остроумное письмо, которое напечатают во всех журналах!
— Перестаньте кричать. На нас все смотрят. Вы не хотите ждать, пока подлог откроют и разглашаете это сами?
Гастон умолк.
Потом продолжал, но уже гораздо тише:
— Несчастный отец! Как я мучил его… Теперь еще и проклятые векселя… А сделанного не вернешь… Двадцать лет, богат, меня любит Зора — и умереть?… Это ужасно. Но — тюрьма?… Нет, лучше пистолет! Я — сын честного человека!
Ганделю-младший произнес последнюю фразу решительно и почти спокойно.
Андре взглянул на него с таким же, вероятно, удивлением, какое было бы у врача, с которым вдруг в анатомичке заговорил труп.
— Вы действительно это сделаете? — спросил скульптор.
— Я несерьезен в мелочах. А тут уже не до шуток. Рановато, конечно… Но делать нечего. Следовало быть умнее…
— Не отчаивайтесь. Я попробую исправить вашу ошибку. Но помните: вы можете мне понадобиться в любую минуту. Сидите дома и не делайте глупостей.
— Хорошо. Только, Бога ради, позаботьтесь о Зоре!
— Обещаю. До завтра, мне дорога каждая минута.
С этими словами Андре быстро ушел по направлению к улице Святой Анны.
Гастон, опустив голову, побрел домой.
38Куранты Публичной библиотеки пробили три часа, когда Андре входил в кабачок, расположенный как раз напротив Общества взаимного дисконта.
Потребовав ветчины и вина, он сразу же расплатился, чтобы иметь возможность в любую минуту уйти.
Затем устроился у окна, из которого был отлично виден вход в заведение господина Вермине, и стал ждать, одновременно поглощая завтрак, превратившийся в обед.
"Вермине сказал маркизу, что в четыре часа будет у Маскаро, — размышлял молодой человек. — Надо проследить за ним и выяснить, кто такой Маскаро, где он живет и какое имеет отношение к Генриху де Круазеноа".
Не успел он доесть, как директор Общества взаимного дисконта вышел из обшарпанной двери под раззолоченной вывеской.
Андре выскочил на улицу и пошел за ним.
Следить за Вермине не составляло никакого труда даже для такого неопытного сыщика, как наш скульптор.
Погода стояла прекрасная и финансист не спеша двигался по бульвару, покуривая сигару и часто останавливаясь, чтобы пожать руку кому-нибудь из встречных.
У Андре даже мелькнула мысль, что он, может быть, ошибся в этом человеке, с которым так приветливо раскланивается каждый второй прохожий.
Дело же было попросту в том, что парижане — да только ли они? — презирали лишь бедных подлецов, никогда не спрашивая богачей о происхождении их состояния.