Камилла Лэкберг - Вкус пепла
Мать была нехорошим человеком, и девочка оказалась вся в нее. Лилиан видела, как девчонка исподтишка сеяла раздор и разрывала слабые нити, на которых держался брак Никласа и Шарлотты. Ее нескончаемые припадки и настойчивость, с которой она боролась за внимание родителей, незаметно подтачивали их отношения, и уже скоро они решат, что единственный выход для них — развод. Этого Лилиан не могла допустить. Без Никласа Шарлотта будет полным ничтожеством. Необразованная, толстая мать-одиночка с двумя детьми, лишившаяся положения жены успешного человека. Некоторые женщины из поколения Шарлотты, наверное, назвали бы такие взгляды устарелыми, сказали бы, что теперь не модно добиваться места под солнцем путем замужества. Но Лилиан-то знала, что это не так. В том обществе, среди которого она жила, статусу по-прежнему придавалось большое значение, и она хотела, чтобы все оставалось как есть. Она знала, что, обсуждая ее, люди часто добавляли: «Лилиан Флорин? Да у нее зять, между прочим, доктор». Это поднимало ее авторитет, а девчонка могла разрушить все.
Поэтому она сделала то, что от нее требовалось. Проследила, как Сара, отправившись к Фриде, вернулась с полдороги за забытой шапкой. В целом она и сама не знала, почему это произошло именно тогда, — просто подвернулся удобный случай. Стиг спал глубоким сном после снотворных таблеток и не проснулся бы, даже если в доме взорвалась бомба. Шарлотта улеглась отдыхать у себя внизу, и Лилиан было известно, что к ней туда почти не доносятся никакие звуки. Альбин спал, а Никлас ушел на работу.
Все оказалось проще, чем она думала. Девчонка решила, что купание в одежде — это такая игра. Она, конечно, отбивалась, когда Лилиан стала кормить ее «смирением», но силенок ей не хватило. И удерживать ее голову под водой было совсем не трудно. Единственная сложность возникла с тем, как незаметно доставить тело на берег моря. Но Лилиан знала, что судьба на ее стороне и неудача ей не грозит. Она завернула тело Сары в одеяло, отнесла на руках, а затем скинула в воду и смотрела, как оно погружалось. На это ушло всего несколько минут, а счастье, как она и думала, было на ее стороне, так что никто ничего не видел.
Остальное она делала по наитию. Когда полиция начала рыскать вокруг Никласа, она поняла, что никто, кроме нее, его не спасет. Пришлось сбивать полицию со следа, и тут ей повезло наткнуться на спящего ребенка, оставленного за «Скобяными товарами». Ужасная безответственность — вот так без присмотра бросать младенца! Его мать заслуживала, чтобы ее проучили. А Никлас, как она заранее выяснила, сидел на работе, так что полиции поневоле придется исключить его из числа подозреваемых.
Дочку Эрики она тоже выбрала, чтобы дать кое-кому полезный урок. Услышав от Никласа, что Эрика посоветовала ему и Шарлотте поскорее обзавестись отдельным жильем, она почувствовала такое возмущение, что у нее даже в глазах потемнело. Какое право имеет Эрика лезть со своими советами! Какое право она имеет вмешиваться в их жизнь! Отнести спящего младенца за угол дома оказалось совсем не трудно. Зола должна была служить предупреждением. Она не решилась подождать поблизости, чтобы посмотреть, какое лицо будет у Эрики, когда та выглянет на крыльцо и обнаружит, что младенца нет на месте, но она видела эту картину мысленным взором и радовалась.
Тут ее начал одолевать сон. Лилиан закрыла глаза и задремала на камерной койке. Перед ней в каком-то сюрреалистическом хороводе вереницей проходили знакомые лица — отец, Леннарт и Сара. За спиной Сары возникло лицо Стига, изнуренное и исхудалое. Но в середине хоровода кружилась мама. В паре с чудовищем, обнявшись и прильнув щекой к щеке, она исполняла страстный танец и нашептывала: «Мэри, Мэри, Мэ-э-э-ри-и-и-и».
Затем накатили темные волны сна.
Сидя у окошка дома престарелых, Агнес всей душой жалела себя. На улице хлестал дождь, барабаня по стеклу, и она вздрагивала так, словно его плети били ей прямо в лицо.
Она не понимала, почему Мэри не приходит ее навестить. Откуда такая ненависть, такая злоба? Разве она не делала для дочери все, что только могла? Разве не была для нее такой хорошей матерью, лучше которой невозможно себе представить? А все неудачи случались ведь не по ее вине. Виноваты в этом были другие, а не она. Если бы ей хоть немножко больше везло, то все сложилось бы иначе. Но Мэри этого не понимает. Она воображает, будто во всех несчастьях виновата Агнес, и сколько Агнес ни старалась ей объяснить, как все было на самом деле, девочка ее не слушала. Из тюрьмы она отправила много-много писем и в них подробно объясняла, почему ее нельзя винить в том, что случилось, но девочка оказалась какой-то невосприимчивой, она словно бы ожесточилась.
При мыслях о такой несправедливости старые глаза Агнес заслезились. Никогда она не видела от дочери ничего хорошего, хотя сама всю жизнь на нее положила. Все то, за что Мэри на нее обижалась, она делала для ее же блага. Она же вовсе не для собственного удовольствия наказывала дочь и говорила ей, что она толстая и безобразная. Нет, ей, напротив, самой было очень больно, но материнский долг вынуждал ее поступать так жестоко. И ведь часть ее усилий дала свои плоды. Разве Мэри в конце концов не взяла себя в руки и не избавилась от лишнего жира? Взяла и избавилась. И все благодаря стараниям матери, только где, спрашивается, признательность!
От сильного порыва ветра по стеклу ударила ветка. Агнес в инвалидном кресле так и подскочила, но тотчас же посмеялась над собой. С чего бы ей на старости лет становиться пугливой? Она же никогда в жизни ничего не боялась — за исключением бедности, холода, голода, грязи, унижения. Все это в юные годы нагнало на нее такого страха, что она потом до умопомрачения боялась снова впасть в нищету и искала спасения в связях с мужчинами, которых встречала в США, потом — с Оке и Пером-Эриком. Но все они ее обманули, все нарушили свои обещания, в точности как отец. И все были за это наказаны.
В конечном счете последнее слово всегда оставалось за ней. Голубая шкатулка и ее содержимое служили ей постоянным напоминанием о том, что только она сама управляет своей судьбой и в этой борьбе все средства хороши.
Золу, которая хранилась в шкатулке, она раздобыла вечером накануне отплытия в Америку. Под покровом тьмы она сходила на пожарище и собрала золу в том месте, где, как она знала, лежали Андерс и мальчики. Зачем — она тогда еще не отдавала себе отчета, но с годами поняла причину своего импульсивного решения. Деревянная шкатулка с золой всегда напоминала ей о том, как легко сделать шаг, приближающий к цели.
Этот план сложился и постепенно созрел по мере приближения дня, когда предстояло отправиться в Америку. Она понимала, что ее судьба будет навсегда предрешена, если она покорной овцой отправится за океан вместе с семьей, которая сковывала ее, будто каторжная цепь. Одна же она получит возможность построить себе новое будущее, в котором бедность останется далеким и странным воспоминанием.
Андерс даже ничего не успел понять. Нож вонзился ему точно в сердце, по самый черенок, и он бездыханным рухнул на кухонный стол, будто кусок мяса.
Мальчики в это время спали. Она тихонько прокралась в их комнату, вытащила из-под головы Карла подушку и положила ему на лицо, затем всей тяжестью навалилась сверху. Все получилось на удивление легко. Он немного побрыкался, но из-под подушки не вылетело ни звука, и Юхан спокойно проспал смерть своего брата. А затем настал его черед. Она повторила процедуру, но на этот раз ей пришлось труднее. Юхан всегда был покрепче и посильнее Карла, но он тоже недолго смог сопротивляться, а скоро сделался таким же безжизненным, как его брат. Оба лежали, уставясь незрячими глазами в потолок, а Агнес стояла над ними в каком-то странном оцепенении. Она словно бы поставила все на свои места, как тому следовало быть. Они не должны были рождаться, и вот их не стало.
Но прежде чем уйти, чтобы заняться устройством своей жизни, ей предстояло сделать еще одну вещь. Она свалила на полу в кучу одежду мальчиков, а затем пошла на кухню, где за столом осталось тело Андерса. Выдернув нож из его спины, она, напрягая силы, перетащила труп в комнату детей. Муж был настолько крупнее и тяжелее ее самой, что, когда она наконец свалила его, как мешок, на пол, вся одежда на ней насквозь промокла от пота. Она достала бутылку водки, которая хранилась в доме, вылила ее на сложенную в кучу одежду и раскурила сигаретку. С наслаждением сделав несколько затяжек, она осторожно положила зажженную сигарету на пропитанные спиртом вещи. Оставалось надеяться, что она успеет отойти подальше от дома, пока огонь не разгорится.
Голоса в коридоре оторвали Агнес от воспоминаний. Она напряженно выжидала, пока они не пройдут мимо, надеясь, что пришли не к ней, и успокоилась только тогда, когда голоса миновали ее дверь и стали удаляться.
