Ядовитый воздух свободы - Анна Викторовна Томенчук
— А мы заключим соглашение. — Мужчина снова приблизился к ней, положил тяжелые руки на плечи и плотоядно сжал. — Не думаешь ли ты, что я так просто от тебя откажусь?
Констанция закрыла глаза. Ей хотелось бы заплакать и молить оставить ее в покое. Перед глазами промелькнули бесконечные часы с этим человеком. Много лет назад, когда они еще были детьми. Когда он не позволял ей и шагу ступить, контролируя все ее время после школы. Он был старше ее всего на год, но ей иногда казалось, что эта разница много-много больше.
— Ты уничтожил все, что я любила, — скороговоркой зашептала Констанция, когда мужчина посадил ее на стол и принялся возиться с одеждой, вздрагивая от яростного возбуждения. — Мои вещи. Игрушки. Моих животных. Как только кто-то начинал мне нравится — появлялся ты. Ты избил мальчишку только за то, что он помог мне донести портфель. Ты убил мою кошку только за то, что она спала вместе со мной.
— Потому что ты моя.
По ее щекам наконец покатились слезы. Блаженные слезы бесчувствия.
Кажется, наконец Констанция впала в это состояние. Наконец она сама стала игрушкой в большом проекте. Наконец она не чувствовала ничего. Не пришел даже гнев. Но и ужаса не было.
Пока сводный брат истязал тело Констанции на ее собственном рабочем столе, она провалилась в тот маленький мирок между вселенными, где не существовало ничего. Инстинктивно вцепившись в его плечи и откинув голову назад, чтобы не видеть этого искаженного похотью и яростью красивого лица, женщина с обезоруживающей четкостью понимала: ей снова нужно бежать.
Глава восемнадцатая
Аксель Грин
Спутник-7
— И это все? Все, что у вас есть? Звонок? Звонок пьяницы и разнорабочего? Естественно, он мне звонил. Просил денег авансом. Мы иногда привлекаем его, если нужно подшайтанить камеры. Он пропащая душа, но руки растут откуда надо. — Метье каркающе рассмеялся. — Поверить не могу, господа. Один чертов звонок — и вы волочете меня в участок.
— Расскажите, господин Жанак, куда вы так торопились, что не заметили девушку на переходе и лишили ее спортивной карьеры?
Метье Жанак резко замолчал и посмотрел на Грина, который сохранял непроницаемый и спокойный вид. Аксель же наблюдал за ним так, как следят за добычей, уже попавшейся в силки. Она еще трепыхается, бьет крыльями, не понимает, что все, свободы не видать. Но уже скоро осознание достигнет ума. И тогда разговор пойдет совсем по-другому. Нужно было лишь подобрать правильный момент, чтобы использовать информацию, о которой Метье явно предпочел забыть. Расковырять старую рану, показать, что ты знаешь больше, чем он может даже предположить, показать, что преимущество на твоей стороне.
Допрос шел больше часа. Метье сидел в той же допросной, что и Смит до этого. На него также были направлены софиты. Только вместо Арабеллы в помещении находился Грин. Агент не сопротивлялась, решив остаться в смотровой и в случае чего включиться в происходящее. Перед Акселем, как и утром, лежала папка с документами. Только на этот раз — настоящая. Все, что удалось собрать по делу Констанции Берне с момента ее появления в Спутнике-7 в 1965-м до момента ее «возвращения» сейчас: протоколы допросов, встреч, анализов и экспертиз, распечатки полученных из Агентства и от Оуена материалов, которые могли пригодиться. Жанак смотрел на папку с некоторой тревогой, но, когда Грин сказал о звонке, решил обесценить улику, вывернуть диалог. Бывалый. Он явно не любил допросы, но с момента освобождения из тюрьмы многому научился.
Сначала Грин недооценил этого человека. Но сейчас, вглядываясь в его глаза, подумал, что Жанак может убить, если ему это будет нужно. Метье держался ровно. По его лицу струился пот, но в отличие от Смита он не проявлял признаков усталости или неудобства. Он был закален на работе.
Или не только на работе.
— То дело закрыто, а я понес заслуженное наказание.
— И все же. Лето. Поздний вечер. Вы на дорогой спортивной машине. У вас прекрасная должность: вы руководите всем материальным обеспечением лабораторий Туттонов. А потом — девочка на дороге. И конец. Куда вы летели, Метье? С кем вы были?
— Я… я был один. Все есть в протоколах допроса.
— Спортивная тачка, практически ночь, чудесная погода, вы ехали с северной части города. Оттуда в одиночестве не возвращаются. Или нам стоит поискать в остатках леса вашу спутницу?
Метье перекосило.
— Да я пальцем ее не тронул!
— Значит, спутница все-таки была?
— Детектив, я не понимаю…
Он замялся и опустил глаза. Аксель слегка подался вперед, чтобы лучше видеть этого мужчину, который явно что-то скрывал.
— И зачем вам звонил Смит?
— Я же говорил, камеры, ремонт…
— Кто вы по образованию? — тут же задавал следующий вопрос Грин.
— Химик-технолог. Да какое это имеет значение?
— Вы сами делали взрывное устройство?
— Зачем мне его делать, детектив?
— Что такого случится, если мир узнает правду про смерть Констанции Берне?
Метье откинулся на спинку неудобного стула и посмотрел детективу в глаза. Аксель спокойно выдержал этот взгляд, сохранив невозмутимое выражение лица. Да, Жанак бывал на допросах и умел держаться, но он не сталкивался с тем, что на него вывалил Грин. Он начал теряться. Немного усилить нажим — и все.
— А вы наблюдали за работой Смита или предпочли дожидаться дома?
— Наверное, мне положен адвокат?
— Конечно, положен, есть же закон, — легко согласился детектив. — Скажите, а что вам сказала Мария Тейн, когда вы чуть не убили ее дочь?
— Мари… Она ничего мне не сказала.
И почему все мужики этого города так реагируют на имя писательницы? Грин заметил, как дрогнули зрачки Метье, выдавая симпатию или скрытое возбуждение. Уголки губ тоже приподнялись, а потом сложились в горькую усмешку. В целом он сохранил лицо, но от опытного взгляда детектива не скрылись мелкие изменения, микромимика, которая выдала его с головой. Мария Тейн и Метье Жанак. Как это мило. Мария Тейн вполне могла находиться в машине мужчины во время аварии, в которой чуть не погибла ее дочь.
Слишком много Марии Тейн в этом деле. И слишком внезапно и нелогично здесь появился Метье Жанак. Аксель смотрел на мужчину, выдерживая необходимую для сохранения должного уровня накала паузу.
— Вы были знакомы с ней? — наконец спросил он все тем же
