Василий Казаринов - Тень жары
– Нет, Зина, никуда я не пойду.
Буду лежать, глядеть в потолок — здесь моя суверенная территория; пусть нивы повыгорели, вишневые сады порублены на дрова, а дом сгорел — ничего, будем жить. Сложим новый дом, сложим печь — это перво-наперво: зима обещает быть свирепой, и очень важно, чтобы в доме было тепло; а что закрома пусты — это не беда, нам не привыкать; засыпят нас снега, будем лежать, слушать потрескивание лучины и греться теплом: ты — моим, я — твоим, иди, подвинься ближе, обними меня и помолчи. Нет, еще не весна, не оттепельная вода пролилась на подушку, это я просто плачу.
9
Я ни разу в жизни не стрелял в людей, говорил он в темноте, ни разу; это — не люди; я долго ходил вокруг каждого из них, присматривался — нет, это не люди. Кабаны, говоришь? Пожалуй, дикие свиньи — на них столько крови на каждом, что им не отмыться… Да, заказ на них мне оформляли точно такие скоты. Что ж, таковы у нас законы охоты. Но те четверо получили то, что заслуживали. В стрелковом спорте есть такая дисциплина, называется "Бегущий кабан": мишень быстро движется в створе тира, и ты должен успеть с ней разобраться, пока "кабан бежит"; все как в жизни, с той лишь разницей, что в жизни тебя могут поддеть клыками… От последнего "заказа", говорил Зина, я думал отказаться: этот седовласый кабан ничуть не хуже и не лучше других; но перед поездкой за город на площадку для пейнбола я кое-что выяснил… Он педик. Черт с ним, это его проблемы. Но он оказался педиком с причудами: разнообразия ради он иногда покупал детей. Как покупал? Да очень просто — сейчас масса беспризорных пацанов шляется повсюду. Ему их отлавливали. Я знаю, как это выглядит, и потому там, на опушке, он перестал быть для меня живым человеком… Когда он поднялся, я видел перед собой только плоскую мишень. Мне стало не по себе…
– Они же убьют тебя!
Нет, спокойно возражал он, они меня не тронут. Инстинкт, толкающий поддеть клыками кабана из соседнего стада, в них неистребим, он в них живет настолько же естественно, как инстинкт продолжения кабаньего рода. И, значит, они меня не тронут. Пока… Пока есть потребность в штучной ручной работе. Я им необходим. Им без меня пока не обойтись. Снайпер — это не более чем профессия в длинном ряду рыночных профессий; не совсем обычная, редкая профессия — однако без нее наш капитализм пока существовать не может.
Я поднялась засветло, осторожно выбралась из постели и босиком, на цыпочках, совершила разбойный рейд по квартире.
Зеркала, которые можно было снять со стен, тумбочек, столов, я спрятала в шкаф, встроенный в стенку в прихожей.
Сварила кофе, села на кухне; смотрела в окно, как ночь медленно перетекает в утро.
Он сразу заметил пропажу.
– Теперь будешь смотреться — в меня, — сказала я.
Зина усмехнулся и сокрушенно покачал головой: пусти девушку в дом… За завтраком он вдруг спросил: а как у нас там дела, в Доме с башенкой? Я сходила в прихожую, принесла куртку, достала из кармана листок из Варвариного блокнота, еще раз отчеркнула нужную строку ногтем.
– Это уже похоже на правду, — задумчиво произнес Зина. — Тут должен быть замешан кто-то солидный. Тебе что-нибудь известно про эту фирму?
– Все. И — ничего.
– Хороший ответ…
– В этой лавочке заправляет мой бывший муж.
Я рассказала, что знаю сама. Поделилась сведениями, относящимися к поздним временам — их я почерпнула в романе Панина.
– Какой матерый человечище! — с оттенком восхищения оценил Зина моего бывшего мужа. — Настоящий кабан!
Смысл этой реплики дошел до меня с некоторым опозданием. Некоторое время мы молча смотрели друг другу в глаза. Наконец, Зина бросил вилку, которой рассеянно ковырял заботливо приготовленную мной яичницу, — взвизгнув, вилка соскочила со стола на пол.
– Вряд ли этот твой Федор Иванович сам принимал решения. Вожаков играет стая. Он просто подтягивал под себя недвижимость; детали — что? откуда? за счет чего? — его наверняка не интересовали, скорее всего, он даже не знает о существовании этих несчастных стариков — не тот уровень; его дело — стратегия, остальное выполнит стая, сатрапы…
Именно так, Зина, именно! Федор Иванович в нужный момент просто умолкнет и подожмет губы: делайте как знаете, однако — без меня. Я слишком хорошо его знаю: сам он ни в чем не участвует. Он человек молчаливых решений.
А сатрапы отлично умеют читать по глазам.
Взгляд у Зины был тяжелый, с примесью какого-то холодного, но жидкого металла — наверное, ртути. Не стоило касаться этой темы. Человек, преследуемый чувством, что он взялся из ничего, гораздо глубже, чем остальные, должен понимать, что значит уйти в никуда, пропасть без вести и не иметь даже такой малости, как холмик за кладбищенской оградой.
– Так, говоришь… — тон его заставил меня похолодеть, — кабан, говоришь?
Он встал, прошелся по кухне, вернулся на свое место, сложил руки на груди.
– Будем считать, что мы оформили этот заказ.
Я сдавила ладонями виски.
Нет, охотник, я всего лишь белка, маленький зверек с пушистым хвостом; я питаюсь орехами и сушеными грибами — вкус человеческой крови мне неведом; у меня острые коготки, иногда я пускаю их в ход, но сабельно-кривых клыков у меня нет, — такие клыки положены тем, кто привык вспарывать брюхо себе подобным; оставим этот инстинкт им, у нас другая порода; сочинять так сочинять: мы будем следовать строго в русле избранного жанра и завершим этот сюжет согласно фирменному лозунгу компании "Рэн Ксерокс"
ЭТО МЫ НАУЧИЛИ МИР КОПИРОВАТЬ!
– Что ты задумала? — спросил Зина после паузы; глянул на часы, поморщился — наверное, опаздывал на работу и вот уже окончательно опоздал. — Я поеду с тобой.
Нет, охотник, это мое сугубо личное дело, и, кроме того, я хочу сейчас взять у тебя клятву: ты больше никогда не выйдешь на свою охотничью тропу, никогда, а твой замечательный "С — ССР" калибра "семь-шестьдесят два" мы во что-нибудь переплавим и перекуем на орала.
Глава девятая
1
Я позвонила Панину, спросила, где искать контору Федора Ивановича. По дороге заехала к косметологу — профессор отнесся к моему предложению с некоторым недоумением, однако после недолгих переговоров ответил согласием.
В офис я проникла без особых проблем: Панин связался со своей пассией из приемной, поэтому мы обошлись без формальностей.
– Панин очень хороший человек, — сказала я ей. — С ним легко и просто — кататься на лыжах, лежать в постели и ходить по компаниям. Но жить с ним трудно.
Она улыбнулась и облизала кончиком языка верхнюю губу:
– Я знаю…
Дверь плавно отворилась — в приемную выглянул Федор Иванович; кажется, он собирался о чем-то перемолвиться с секретаршей, но тут заметил меня и метнул свирепый взгляд на сотрудницу.
Та отыграла роль на "пять": сделала глупое лицо, извинительно повела плечом, заглянула в свой блокнот:
– Сказали, что дело архисрочное, не терпит отлагательств и касается лично вас… Я просто не успела доложить.
В ответ она получила энергичный взмах руки ("Черт бы тебя!"), мне достался сдержанный кивок ("Заходи, раз пришла!") — на то он и человек молчаливых решений, чтобы изъясняться на языке мимики и жестов.
Он уселся за рабочий стол, габаритами напоминавший средний танк, откинулся в кресле, сцепил пальцы на животе.
Я подошла вплотную, пальцем коснулась его верхней губы.
– Вот этого не надо, Федор Иванович! Не надо поджимать губы — этот номер у тебя, наконец, не пройдет. — Я отступила на шаг, оглядела кабинет. — А где тут у тебя коньяк? Панин меня уверял, что ты поишь коньяком всяк сюда входящего.
Он не пошевелился, нисколько не переменился в лице, посмотрел на часы.
– К делу.
К делу, так к делу: я вынула из сумочки несколько листов бумаги, где были изложены обстоятельства, сопутствующие одиночному выстрелу. Он бегло просмотрел, вернул мне, отвернулся к окну. Вид у него был отсутствующий.
– Я, кажется, знаю этого парня… — он разговаривал сам с собой. — Наслышан, как же… Странно, что он никогда не стреляет в голову, хм… Снайпер, как правило, бьет в висок, в лоб…
– Кабанов никогда не бьют в голову, — вставила я, — У них череп просто каменный. И мозги крошечные. Пули отскакивают ото лба, как от стенки.
Он вспомнил о моем присутствии в этом просторном кабинете.
– Все это очень интересно. Спасибо. Ты меня немного развлекла. А теперь извини, у меня дела.
Я перегнулась через стол и тихо сказала:
– А ты не по-о-о-нял… Следующий на очереди кабан — это ты.
Я ожидала какой угодно реакции, кроме этой: он включился в работу, мгновенно собрался и начал функционировать — ритмично, четко, как часовой механизм, не требующий подзаводки.
