Конкурс убийц - Николай Иванович Леонов
«Кто из них», — сказал Аджей. Клиенты. Он имел в виду клиентов, которых находил ему Сифон.
— В руки себя возьми, Аджей. Я был на «Барже», ты свободен. Вот, забери, — Гуров протянул ему пакет с фотографиями и старой дискетой, добытыми из тайника старого плавучего ресторана. — Только не свети, охране своей передай, что ли… И выслушай меня, пожалуйста, я хочу помочь.
Но было поздно. Слово «Баржа», как заклинание, уже превратило лицо Полонского обратно, в бесстрастную маску, под которой клокочет едва сдерживаемый ужас. Он протянул было руку, но как только Гуров разжал пальцы, пакет упал к их ногам.
— Охрана! — произнес художник громко, глядя на пакет. С первого этажа тут же затопали по лестнице тяжелые шаги его сопровождения. Когда Аджей поднял голову, Гуров увидел в нем подростка. Красивого и упрямого, только что вышедшего из детского дома. Одного в целом мире. — Этот разговор окончен, мент. А хозяевам своим передай, что, если только меня не посадят, я уеду из России. Пусть спят спокойно. И кости тебе бросают пожирнее, хорошо служишь.
Охранники обступили его, на лестничной клетке стало тесно.
«А ты хам, оказывается, Полонский», — не без улыбки в глубине души подумал Гуров. А вслух сказал, спокойно и негромко, но так, что парни их охраны, уже оставившие на бумажном пакете пару отпечатков своих ботинок, обернулись:
— А ну-ка, подними.
Теперь на него смотрели все, даже Сизый со второго этажа. Все, кроме Аджея. Художник мельком взглянул на одного из своих и стал подниматься по лестнице, навстречу новому допросу. Крепкий парень в черном костюме наклонился, подобрал пакет с фотографиями и потрусил следом.
Гуров смотрел им вслед. В чувство его привел ненавязчивый комплимент подошедшего Сизого:
— Приятно было слушать, Лев. Коротко и по делу, ты прямо Макаренко. А теперь давай спустимся и еду мою у курьера получим?
Отбившись от журналистов и вознаградив Виктора за труды провиантом, Гуров присел на скамье под деревьями, чтобы перевести дух и решить, что делать дальше. Место оказалось свободным лишь потому, что недавний приезд знаменитости поставил всех на уши. Возле управления творилась настоящая суматоха, журналисты готовы были брать интервью у мыши, если бы им показалось, что она может сказать о происходящем пару слов.
Однако даже им не показался ни привлекательным, ни полезным Милованов Анатолий.
— Здравствуй, Лев.
Гуров устало поднял голову на подошедшего. Говорить не хотелось, тем более с Толей. Его заискивающая улыбка и взгляд, полный вечного ожидания, готовности быть благодарным даже за крупицу внимания к своей блеклой персоне, могли отбить желание общаться у кого угодно. Гуров подавил чувство обреченности и приветливо улыбнулся.
— Здравствуй, Толик. Ты что делаешь здесь?
— А я услышал, как Аджей приехал. Рабочий день уже закончился, хочу подождать, когда его допрашивать закончат, пообщаться. У нас ведь есть, чего вспомнить общего, даже много. Как в детском доме вместе росли, как играли…
От близости к кумиру Толик светился таким непробиваемым счастьем, что разочаровать его повернулся бы язык лишь у человека абсолютно бессердечного.
«Да охрана тебя на пушечный выстрел к нему не подпустит, — думал Гуров, глядя на то, как последние лучи заката окрашивают алым глуповато-восторженное лицо. — Какими разными они вышли из стен одного и того же приюта. И дело не во внешности. Аджей заставил тысячи людей прислушиваться к себе, желать встречи, да что там, Верочка бы салфетку купила, если бы к ней прилагалось доказательство, что онейский ангел вытирал ею губы. Толик остался жить в той же квартире, что дало сироте государство. Нет у него ни возлюбленной, ни рыбок в аквариуме».
Толик продолжал говорить. Гуров с досадой посмотрел ему за спину. Нет, не виднелось никого, кто мог бы спасти полковника Гурова от этого бедствия. Фанаты не интересовали журналистов, этого добра в городе было хоть отбавляй. У каждого имелась трогательная история о том, как Аджей раз и навсегда изменил их жизнь. И ни один из них понятия не имел, что из себя представляет Полонский на самом деле. Гуров снова посмотрел на Толика и окончательно смирился с тем, что, если ты не можешь победить бардак, ты должен его возглавить.
— Толь, как часто собирается клуб? Мог бы ты проводить меня туда? Интересно очень, что там за люди, как у вас все устроено.
— Тебе это для книги нужно, да, Лев? — Толик просиял от возможности продемонстрировать полезность, но радость его тут же померкла. — А как же Аджей? Он дела закончит и расстроится, что я не дождался.
— У него дел сейчас столько, что он, как ночь наступит, не заметит, Толь. Поехали? С ребятами увидимся. Мне они тогда, в «Обетованном», понравились, хорошие у тебя друзья.
Почему бы и не прокатиться до настоящего клуба фанатов? Делать нечего все равно. Компромат он передал, совесть его теперь чиста. Убийцу пусть ищет Мохов. Аджею помощь его не нужна, адвокаты не дадут его в обиду, особенно теперь, когда раскрытия самой старой и грязной тайны можно не бояться. А в том, что Полонскому придется уехать из России, большой беды нет. Что это значит в сравнении с тюремным сроком? За границей тоже есть стены, на которых он сможет писать свои картины.
Сидя в троллейбусе, гулком и почти пустом, Гуров забронировал себе место на самолет на послезавтра. Как раз успеет увидеться с наставницей Маши, благодаря которой и прибыл в Онейск. Созвониться с Витей. В последний раз угостит старшего лейтенанта, узнает о его планах на архив Сифонова, может, подскажет что-то. И домой.
Клуб «Новый день» оказался помещением из двух объединенных квартир. Те же бумажные обои, что и везде, так же покрытые пылью дешевые пластиковые плафоны, какими снабжают лампы застройщики. Гуров ясно представил себе, как к Аджею Полонскому, знаменитому земляку, обратились за помощью в создании официального клуба в родном городе, и он купил эту жилплощадь. Оформил изменение планировки, пробил дверной проем в стене. Уехал, и более за все эти годы здесь не менялось ничего. Стоял стол для пинг-понга, пылились шахматы. И дело было даже не в нищете организаторов или социальных служб. А в старательно выученном раз и навсегда
