Владимир Тодоров - Пятый арлекин

«И чего это я размечтался прежде времени?— зло подумал Краснов, глядя узкими воспаленными глазами на дорогу,— пока я расторгну с ними все договора, они меня свободно под вышку подведут. Ох, рвать надо когти отсюда, и чего я только это раньше не сделал. Обычная формула жизни — жадность фраера сгубила, хотелось побольше, чтоб чистый миллион. Надо поторопить Нортона, в край­нем случае использовать туристский канал. Хорошо, а что я сумею провезти с собой, если меня выпустят? Только Нортон поможет, и чем скорее, тем лучше. На подонка Неживлева надежд мало: если его тряхнут, то он не только меня — всех выложит со всеми пот­рохами».

Как следует из размышлений Краснова и Неживлева, оба компаньона прекрасно знали друг друга. Более того, в эти самые минуты Неживлев также думал о Нортоне Глайде. Неожиданно пошел дождь и они порадовались этому случайному обстоятельству, которое уничтожало следы их преступления. Теперь Караваеву невозможно было отыскать.

Итак, моросил дождь, и был он невесомым и тихим, предвещая назавтра хорошую погоду и настроение, десятки тысяч людей уст­ремятся в следующее воскресенье в подмосковные леса и многие пройдут совсем близко от места, где лежит несостоявшаяся балерина Караваева, ставшая жертвой обычного полудетского любопытства. И только два человека среди огромного многомиллионого города знают об этом, но будут молчать, повязанные одной прочной нитью предыдущих преступлений, соединившей их навсегда. Впереди на шоссе замигал электронный сигнал милицейской машины. Сержант ГАИ, несший службу на шоссе в это почти предутреннее время, издали, сквозь водяную порошу, углядел автомашину «ГАЗ-24», с огромной скоростью продвигавшуюся в направлении города.

— Стопори!— с тревогой бросил Краснов,— нам только с ми­лицией истории не хватало!— Машина остановилась, но из нее никто не вышел, ожидая пока сержант не приблизится к ним. Он подошел к машине, по-мальчишески нескладный, и, отдав честь, попросил предъявить документы на машину и водительские права.

— У тещи на блинах были! Достаточно?— ехидно ответил Неживлев.— Смотри, сержант, чтоб не потерял завтра погоны,— пригрозил он сержанту, но это было не самое страшное, страшное заключалось в том, что Семен Михайлович действительно мог ис­полнить угрозу, да что значит мог, когда дал уже внутреннюю клятву, что так оно и будет.

— Я забираю ваши документы,— глухо произнес сержант, а может ветер приглушил слова,— получите их завтра в городском управлении ГАИ после выяснения некоторых вопросов. И прошу следовать по шоссе в пределах дозволенной скорости.— У сержанта не было прибора, регистрирующего степень опьянения, но он не стал выяснять это старым допотопным способом, вероятно сыграло ехид­ное замечание Неживлева, но сержант твердо решил доложить сво­ему руководству об этом инциденте, а там уже, если кого заинте­ресует подозрительная машина, пусть решают сами.

Настроение у Краснова и Неживлева снова опустилось к нижне­му пределу, потому что теперь, если этот случай на шоссе притянуть к исчезновению девушки, можно уследить связь, пусть даже ничем не доказанную и не подтвержденную. «Успокойся,— бросил Семену Михайловичу Краснов, первым пришедший в себя,— сегодня же заберешь документы, а я предупрежу Вальцова, что мы заезжали к нему, он как раз живет в этой стороне. Это на всякий случай. Для чего заезжали? Очень просто: ты его на день рождения не пригласил, а потом совесть заговорила, вот и поехал к нему и угостил коньяком. Сам не пил. Я, естественно, был с тобой. Вот еще одно алиби. А Вальцов до конца будет стоять на том, что мы провели у него два часа времени. Он мужик железный. Детали обговорим. А сержанта завтра уберут из города, чтоб не выступал там, где нe надо, пусть покажет свое служебное рвение в провинции, там простора для таких фанатиков больше. Подключу к этой акции Олега Михай­ловича, я ему одну иконку в серебре с эмалью подкину. Он за нее не то что сержанта, кого хочешь на Дальний Восток спровадит!»

Таким образом, компаньоны по подпольному бизнесу и соучастники преступления въехали в город в достаточной степени успокоенные, и на этом день рождения Неживлева можно считать полностью завершенным. Только не мешает в заключение привести разговор Игина с собственной женой, когда они покинули, одни из первых, квартиру Неживлева. Наклонился Борис Иванович к своей маленькой невзрачной Ларисе и сказал, тесно прижавшись к ней:

— А знаешь, Лариса Ивановна, давно я не видел столько дерьма сразу и в одном месте!— и когда она посмотрела на него с некоторой хитрецой, тут же серьезно пояснил:— Нет, ты не подумай, я ведь тоже не ангел, только я своими силами никому не причиняю зла, а наоборот, приношу радость, предлагая редчайшие предметы искус­ства, получая, конечно, от них комиссионные или, как принято говорить,— «навар», за то, что я сижу на своем месте, атрибутирую неизвестные раритеты, звоню кому нужно, а если возникает необ­ходимость — не побрезгую и привезти на дом. Так что я получаю «навар» за свой нелегкий, скажем, труд. И если кое-что уходит «туда»,— Николай Петрович имел ввиду западные страны, а секре­тов у него от Ларисы Ивановны не было, доверял он ей, тем более, что некоторые сделки проходили в квартире и даже при ней: не станешь же выгонять верную, преданную женщину на улицу,— то никого это особенно не затрагивает — ни частный сектор, ни госу­дарство, потому что у государства столько ценностей, что и одной десятой невозможно выставить в наших музеях. А эта банда, кото­рую ты видела, из них половина убийц, это я тебе точно говорю, если не состоявшихся, то потенциально созревших для этого уголов­ного действия. Я не ошибаюсь, у них глаза страшные...

И они пошли дальше, свернув в переулок: маленькая женщина, жаждущая любым путем тихого семейного счастья и неприметный миллионер Игин, отправивший за границу тайным незаконным об­разом не меньше вагона редчайших икон, серебряной утвари с рас­писной перегородчатой эмалью работы гениальных русских масте­ров, уникальных картин живописцев, среди которых были Рокотов, Боровиковский, Тропинин, редчайшие изделия ювелиров а многое другое, что могло бы украсить музеи нашей страны, но было похи­щено и безвозвратно потеряно при помощи и прямом пособничестве этого человека, с его философией чуть ли не благотворительной доброты...

2. ДЕНЬ ЗАБОТ

Второй секретарь посольства Соединенных Штатов Америки Нортон Глайд был способным работником, вовремя исполняющим свои обязанности, но эта сторона его деятельности была только прикрытием, потому что главной его службой была профессия кад­рового разведчика ЦРУ, обладающего большим опытом. Выезжая на встречи с нужными ему людьми, он предпринимал такие меры пре­досторожности, что зачастую это выглядело смешно, но в то же время соответствовало инструкциям, нашпигованным в различные шпионские пособия для работников посольства. Так, когда ему пред­стояло встретиться с Неживлевым, он для полнейшей гарантии и безопасности встречи, выезжал на посольской машине с шофером, находясь в скрюченном состоянии ниже заднего сиденья и никак не просматривался снаружи. В городе Нортон Глайд опять-таки прика­зывал шоферу поездить по улицам, затем на скорости свернуть в переулок, который полностью просматривался, и тогда лишь по­кидал машину почти что на ходу при небольшом торможении. Ма­шина следовала дальше, а Глайд наблюдал из подъезда, не было ли за ним «хвоста». Иногда через переулок вскоре действительно про­езжала какая-нибудь машина, и если это были чекисты, рассуждал Глайд, то они никак не могли усечь маневр разведчика такого клас­са, как Нортон Глайд. Эти предосторожности он предпринимал не только ради себя, но и ради безопасности Семена Михайловича, на которого имел далеко идущие виды помимо операций с антиквар­ными предметами.

На этот раз он спешил в условленное место после звонка Неживлева в посольство. Разговор, который состоялся между ними, был абсолютно безотносительным: позвонили Глайду и спросили: «Скажите, Василий Константинович дома?», на что тот ответил:

— Набирайте лучше номер. Здесь такого нет.

Это значило, что Семен Михайлович ждет его на запасной квартире по улице Москвина, невдалеке от Большого театра. Эту квартиру Семен Михайлович снял на три года по договору для встреч с Глайдом. Каждый раз они при встрече обуславливали новый пароль. Теперешний предусматривал встречу через два часа. Звоня в посоль­ство из телефонного автомата, Неживлев прикрыл рот платком, как учил его Глайд, на случай, если вдруг голос будет записан на плен­ку. Их первая встреча состоялась по рекомендации Игина, и Глайд вскоре тайно побывал на квартире Семена Михайловича. До этого он еще как-то надеялся купить его деньгами. И более всего интере­совал Глайда тесть Семена Михайловича. Но когда увидел обста­новку в квартире, то понял, что Неживлев, благодаря своему под­польному бизнесу, более богат, нежели выходец из обеспеченной семьи техасских скотопромышленников Нортон Глайд, и что одними лишь деньгами его не проймешь. Поэтому, выуживая иногда све­дения о тесте и совершая сделки, он оплачивал их только долларами, получая взамен уникальные произведения. И все время Глайд ожи­дал момента, когда сумеет прижать чем-нибудь Семена Михай­ловича и получить доступ к архивам генерала, хранящимся в не­большом сейфе. Понятно, что генерал не держал дома государствен­ные секреты, но знал Глайд со слов Семена Михайловича, что пишет Александр Филиппович Неживлев книгу воспоминаний и взял для этого из архива кое-какие документы, представляющие ценность для американской разведки. По сведениям, полученным от того же Се­мена Михайловича, книгу генерал (в силу постоянной   занятости) не закончил, но документы находились в сейфе и некоторые из них в свое время были помечены грифом «секретно». Они, конечно, кое в чем устарели за давностью лет, но не потеряли для Глайда огром­ной ценности, в силу своей подлинности. Еще он хотел знать, чем занимается Александр Филиппович Неживлев за границей, и где именно находится, чего Семен Михайлович не из патриотических побуждений, а из чистой трусости, не говорил.