Артур Омре - Риф Скорпион (Сборник)
— Но почему он не взял алмазы с собой?
— Он убрал ящичек с алмазами в шкаф на случай болтанки. Шкаф был в хвостовой части, которая сразу ушла под воду.
— А что стало с другим человеком, который был в самолете, с водолазом?
Это был единственный момент во всей этой истории, который причинял ей боль. С минуту она колебалась. По выражению ее глаз было видно, что ей тошно об этом говорить.
— Он сказал, что тот человек не пристегнул ремень и потому разбился насмерть при аварии.
«Тут возможны варианты, — подумал я. — Может быть, он летел один, а водолаза убил еще раньше, а может, оставил его тонуть, раненого и беспомощного». Была также, хоть и небольшая, вероятность того, что он сказал правду. Шэннон предпочитает думать именно так.
— Ладно, — сказал Баркли, потом резко изменил тон, видимо, решив, что пора сделать решительный ход. — А почему он с такой уверенностью указал направление по отношению к рифу? Он же наверняка не успел посмотреть на компас, пока самолет падал. А когда плыл на плоту, компаса у него не было.
Она спокойно ответила:
— Я уже говорила, был вечер. Солнце садилось. Самолет, северная оконечность бурунов на отмели и солнце были на одной прямой.
Тут она вдруг повернулась ко мне.
— Помнишь, Билл, ты еще меня спрашивал, видел ли он с плота буруны? Теперь я вспомнила. Там были буруны.
Я кивнул. Это, конечно, меняло дело. Но надо сначала найти риф. А это практически невозможно.
Баркли выбросил остатки бутерброда за борт и закурил.
— Ладно. Так где это место?
— Пятьдесят миль от рифа Скорпион, направление норд-норд-ост.
Он холодно посмотрел на нее.
— А почему вы вчера сказали мне, что оно находится к западу от рифа Скорпион?
— Я абсолютно уверена, что не говорила ничего подобного.
— Факт остается фактом. Именно так вы и сказали. Так что решите — или одно, или другое.
— Норд-норд-ост.
— Хорошо, — коротко бросил он. — Джордж, сбегай-ка в каюту, принеси ту карту. И прихвати навигационную линейку и циркуль.
Барфилд принес все это, они оба встали на колени и принялись рассматривать карту, расстеленную на полу кокпита. Шэннон подобрала ноги, чтобы они случайно не прикоснулись к ней. Она по-прежнему смотрела на них так, будто это были какие-то ядовитые твари. Физиономия Баркли приняла задумчивое выражение.
— Норд-норд-ост…
— Это примерно двадцать два градуса, — сказал я. — Линию следует проложить при помощи навигационной линейки, азимут снимите с девиационного круга.
Я знал, что он обнаружит, и напряженно ж: дал его реакции.
Он проложил линию и взялся за циркуль. Вопросительно взглянул на меня.
— Масштаб указан на карте?
— Да, одно деление равно шестидесяти морским милям.
Он снял расстояние и приложил циркуль к азимутной линии. Потом обернулся и мрачно посмотрел на Шэннон.
— Может быть, вы хотите сделать еще одну попытку?
— Вы меня спрашивали, что он мне рассказал, — равнодушно ответила она. — Я повторила его рассказ слово в слово. Чего вы еще от меня хотите?
— Прежде всего, чтобы вы сказали правду.
— Я говорю правду. Он вздохнул.
— Понятно. Тогда придется предположить, что врет составитель этой карты. В ближайшей к этому месту точке, где проводилось зондирование, глубина сорок пять морских саженей. Это, должно быть, шутка.
— С какой стати мне лгать?
— А такой пустячок, как три четверти миллиона долларов?
Тут в ней снова взыграла горячая ирландская кровь, во второй раз за время нашего знакомства.
— Ах ты, тварь безмозглая! Да если бы твои поганые алмазы валялись у меня под ногами, я не нагнулась бы за ними. Мне и думать-то о них противно. Если бы они были у меня, я отдала бы их тебе, радуясь, что наконец-то избавилась от них. Но тебе это невдомек. Объясняй тебе не объясняй, ты будешь стоять на своем.
— Отличная реприза, — заметил он. — Было бы еще эффектней, если бы вы швырнули что-нибудь на пол. Ну что же, пора приступать. — Он помолчал, потом кивнул Барфилду. — Джордж.
Барфилд обернулся, не поднимаясь с колен, схватил Шэннон за левое запястье и стал медленно выворачивать ей руку.
Не выпуская из рук руля, я подтянул ноги под себя и наклонился вперед, приготовившись к прыжку.
— Скажи ему, чтобы перестал, — сказал я.
Баркли быстро вытащил из правого кармана пиджака пистолет и непринужденно направил его в мою сторону.
— Спокойно, Мэннинг.
— Скажи ему, чтобы перестал!
Барфилд, не двигаясь, смотрел на нас, однако ее руку не выпустил. Губы Шэннон были плотно сжаты: ей уже было больно.
Я настолько озверел, что не чувствовал никакого страха.
— Слушай, Баркли, немедленно прекрати это. Если он сделает ей больно, я займусь тобой, и тебе придется застрелить меня. Если ты думаешь, что сможешь отыскать этот риф без меня, валяй.
Повисло напряженное молчание. Было неясно, какая чаша весов перевесит. Я попытался вздохнуть поглубже, чтобы прогнать подступивший к горлу комок.
— Не валяй дурака. Если бы она хотела обмануть вас, она бы придумала что-нибудь более правдоподобное. Может, там действительно есть отмель. Или где-то поблизости, в радиусе пятнадцати миль. Зондирование в этом районе проводилось отнюдь не везде. Маколи мог ошибиться в своей оценке местонахождения самолета. Единственное, что можно сделать, — это добраться туда и посмотреть все на месте. И тут вам без моей помощи не обойтись. Так что выбирай, или — или. И поскорей.
Баркли понял, что я прав. Он махнул Барфилду, чтобы тот отпустил Шэннон. Напряжение спало, и я сразу почувствовал жуткую слабость во всем теле. Мне удалось выиграть время, но я был уверен, что в другой раз они меня свяжут, прежде чем приступить к допросу Шэннон.
Она встала, демонстративно обернулась, улыбнулась мне и ушла, не обращая на них никакого внимания.
Барфилд развалился на скамье с чашкой кофе в руках.
— Герой, — сказал он. — Представляешь, Джой, у нас на яхте самый настоящий герой.
* * *Баркли снова взял руль, а я съел бутерброд и выпил кофе. Я сменил его в шесть часов. Они с Барфилдом спустились в каюту и принялись что-то обсуждать. Потом включили радио. Помимо специального морского диапазона там были короткие волны, и они поймали какую-то аргентинскую станцию, передававшую латиноамериканскую танцевальную музыку. Закат был яркий, розово-оранжевый. Когда он стал гаснуть, море вдруг стало похоже на бескрайнюю прерию, покрытую высокой, волнуемой ветром травой.
Я хотел было позвать Баркли, чтобы тот ненадолго взял руль, мне надо было поставить ходовые огни. Но тут на кокпит вышла Шэннон. Я ей объяснил вкратце, как управляться с рулем, и она сменила меня.
Когда я вернулся, она передвинулась с места рулевого чуть вперед. Сидела она совсем рядом, но не захотела дотронуться до меня, сказать что-нибудь. Закат вообще действует удручающе на людей, оказавшихся в трудном положении. Но я чувствовал, что Шэннон не хочет, чтобы я ее утешал, пока еще не хочет. Оставшись наедине, мы начинали чувствовать какое-то странное смущение. Со временем все будет по-другому, пока что с этим ничего нельзя поделать. Я постарался представить себе, что мы одни на яхте, и не в Мексиканском заливе, а в Яванском море, что мы забыли об окружающем мире и окружающий мир забыл о нас. На какое-то мгновение созданная моим воображением картина казалась настолько реальной, что возврат к действительности отозвался почти невыносимой болью.
Закат угасал, но было еще достаточно светло, чтобы я мог видеть ее лицо. Когда я снова повернулся и посмотрел на нее, она плакала, совершенно беззвучно, чуть откинув голову назад, не пытаясь закрыть лицо руками или утирать слезы. Просто слезы наполняли ее глаза и, переполнив какую-то меру, бежали вниз по лицу, одна за другой.
— Прости, Билл, — сказала она чуть погодя. — Это в последний раз. Я просто подумала о том, как он лежит сейчас один-одинешенек в большом доме, а за окном темнеет. Он боялся темноты. В последние месяцы он просто с ума сходил, когда наступали сумерки. Но раньше я всегда была с ним…
Она была для него опорой. Он нуждался в ее поддержке даже тогда, когда задумал обмануть и бросить ее. А когда не удалось, он снова обратился к ней за помощью и снова получил ее. Я не испытывал к нему никаких чувств, мне было наплевать, темнеет за окном или нет, но, если задуматься, картина получалась страшноватая: мертвец, лежащий один среди суперсовременной шведской мебели, в комнате, где день и ночь горит один-единственный светильник и играет музыка, если только проигрыватель не отключился сам собой. Он, наверное, пролежит там еще сутки, прежде чем его найдут. Шэннон говорила, что прислуга приходит по вторникам и пятницам. А как только тело обнаружат, полиция сразу же найдет в аэропорту ее машину и решит, что с преступлением все ясно, остается только разыскать преступницу.
