Фридрих Незнанский - Заговор генералов
Если судить по реакции профессора-сенатора, отношение к господину Чуланову в Америке неоднозначное. Но не такое же, чтобы печатать в газете, отличающейся определенной респектабельностью и весом, заведомую дезинформацию! Интервью Коновалову покойный теперь мистер Твейт давал не без умысла. И не просто за деньги, даже и большие. Твейта «подставили» с этой фальшивкой, затем уволили из ЦРУ, а после вообще убрали, чтоб замолчал навсегда.
Значит, есть такие силы, которым данное деяние по плечу?… Вот о чем придется говорить с мисс Джеми Эванс. Ссылаясь на всех богов, героев, президентов и лично Костю Меркулова…
Турецкий попросил любезного господина Джеремию Роббинса передать своему очаровательному шефу – или, правильнее, шефине – по возможности в ближайшее время назначить новую встречу «господину Турецки» для весьма важного сообщения, которое не терпит отлагательств.
Краткое изложение своей версии Саша доверил листу бумаги и отправил в далекую Россию, в генеральную прокуратуру, лично заместителю генерального прокурора Меркулову. В конце сообщения приписал: «Костя, я надеюсь, что мы его допросим и чьи-то уши обязательно вылезут, но… попробуй позвонить своей подруге, номер телефона которой я тебе пишу, и скажи с присущим тебе пафосом и убежденностью, что в сегодняшней ситуации все, что на пользу России, уже тем самым и на пользу Америке. Она умная и поймет. Откровения же такого рода – все-таки не мой уровень. Обнимаю. Твой Turetsky!»
Глава 20.
Геннадий Алексеевич Чуланов нервничал и потому счел возможным позвонить Константину Дмитриевичу Меркулову, под чьим контролем проходило расследование его «дела». Черт возьми! Никакого же дела на самом-то деле не было. А была провокация – гнусная, подлая, рассчитанная на недалекого обывателя, думских крикунов и застенчивых интеллигентов, вздрагивающих от слова «стукач».
Чуланов искренне надеялся, что посланные в Штаты следователи сумеют разобраться в истоках этой фальшивки и тем самым убрать с его портрета позорное и грязное пятно. Но дни идут, Дума стервенеет, пользуясь тем, что Президент по большому счету сейчас недееспособен, поскольку нуждается в срочной и тяжелой операции, и требует отстранения его, назначения новых президентских выборов… А это значит, что в нынешних тяжелых условиях осени, безденежья, неудач с экономическими реформами, которые просто саботирует монополистское лобби в правительстве… это значит, что чеченская война, отнимающая жизни детей у тысяч несчастных матерей, пропитывающая все общество злобой и озверением… это значит, что генералы, наворовавшие и настроившие себе роскошные особняки, которые просто не поймут, если их заставят вернуть народу украденное… это значит, в конце концов, что большинство населения страны готово немедленно отвергнуть все то, что с таким гигантским трудом подготавливалось и строилось за короткий, в сущности, срок с начала перестройки, а если по правде, то за последние четыре-пять лет, – все должно остановиться, рухнуть, к черту, уступив желанное место все тем же, прежним, генералам, большевикам и голодному, разъяренному электорату. Вот в этом контексте последний термин уместен.
Генерал Ястребов, выступая в Думе, уже в открытую призвал к немедленному отстранению Президента от власти и назначению народного референдума. Министр обороны Афанасьев, которого Ястребов же и вытащил в свое время на свет Божий, под яркие лампы телевизионных юпитеров и софитов, пока многозначительно помалкивает, иногда изрекая, что армия у нас пока еще не контрактная, а общенародная и служить она должна народу. Вот и пойми его – с кем? Министерство внутренних дел и все его службы насквозь пронизаны коррупцией и служить будут тому, кто немедленно, сию минуту, даст деньги. Даже если отнимет их у беременных матерей… Ответственные работники государственной безопасности уже в открытую, ничего не стесняясь, заявляют в печати, что, раз так случилось, что преступность, криминал заняли в государстве ключевые позиции, следует не убирать эту нечисть, а всячески привлекать к сотрудничеству. Боже! Что же творится на белом свете! Русь, куда несешься ты? Дай ответ…
Не дает ответа…
– Добрый вечер, Константин Дмитриевич! Я понимаю, что могу оторвать вас от дел, но вот решился побеспокоить: что нового? Знаете, устал чертовски, настроение скверное… И эти еще… никак не могут назначить срок операции. А Сам, естественно, нервничает. Да что я вам рассказываю, вы же слушаете выступления в Думе. Я не могу понять этих людей – как можно до такой степени потерять всякий стыд и совесть! В открытую, без элементарного стеснения, публично обсуждать вопрос: выживет Президент или нет? И все это с налетом такого жуткого цинизма, что становится страшно за людей! Простите мне мои эмоции, я понимаю, конечно, что на этом фоне моя просьба о защите какой-то там чести или справедливости может показаться настоящим пустяком. И тем не менее. У меня – взрослая дочь. У нее – друзья и подруги. Им жить, а как я буду людям в глаза смотреть?
– Я понимаю вас, Геннадий Алексеевич. Не хотелось бы торопиться в этом вопросе, но уверяю, что наши посланцы в Вашингтоне хлеб едят не даром.
– Очень рад этому обстоятельству. Прошу вас сообщить вашим коллегам, что, передавая им свою кредитную карточку, я, кажется, не очень ловко сформулировал фразу о том, что… одним словом, пожалуйста, пусть пользуются любыми необходимыми средствами…
– Я понял вас. Хорошо, при случае передам. Но уверяю вас, что нужды они не испытывают. Да, так вернемся к делу. Я получил факс от господина Турецкого, в котором он сообщает сведения, которые могут вас обрадовать. Естественно, все я вам сказать не могу, но сам факт, что в ваше досье внесена дезинформация, установлен. Дальнейшее расследование, в котором по моей личной просьбе принимает заинтересованное участие сама госпожа Эванс, покажет, я надеюсь, кем и с какой целью, а главное, когда были внесены так называемые исправления. Полагаю, что с сегодняшнего дня вы можете спать спокойно. Хотя я не советовал бы вам немедленно предавать данные факты гласности. Один из свидетелей, или, если хотите, участников сего действа, днями убит. И мне бы не хотелось принимать экстренные меры безопасности для своих сотрудников.
– Понял вас, Константин Дмитриевич. Но лично мне, доверительно, так сказать, вы можете сообщить, кем конкретно была инспирирована данная акция?
– Если вы готовы обещать мне, что не будете немедленно громогласно кричать об этом на всех перекрестках города Москвы, скажу.
– Даю слово!
– Полагаю… повторяю, я полагаю, что тем человеком, который и организовал интервью для газеты.
«Он наверняка не удержится, – думал, закончив разговор, Меркулов. – Но сейчас это уже и не имеет значения. Подготовка к событиям, каков бы ни был их итог, кажется, вошла в последнюю фазу… Теперь главное – не отслеживать их, а перехватить инициативу. Но – как?»
От решительно снял трубку и набрал номер помощника Чуланова. А через минуту снова разговаривал с Геннадием Алексеевичем.
– Прошу прощения, но, кажется, я немного поторопился, положив трубку. А мне ведь следует решить с вами еще один совершенно неотложный вопрос.
– Слушаю вас, – бодро ответил Чуланов. Вот ведь как немного надо, чтоб человека вернуть к жизни…
Константин Дмитриевич не мог бы честно признаться, что Чуланов так уж сильно импонирует ему. Но совершенно определенно он мог утверждать, что противоположная сторона в лице генерала Коновалова никак не импонирует. Больше того, пугает и раздражает. Но в таких случаях обязательно приходится выбирать из двух зол – меньшее. И каких-либо путей примирения тут не сыщешь. Меркулов прикинул свои возможности и сделал окончательный выбор…
– У меня к вам будет убедительная просьба, Геннадий Алексеевич. Но мне хотелось бы, чтобы вы не задавали мне вопросов, не спрашивали, почему, зачем и так далее. Просто приняли мою необходимость на веру. К тому же я, по моим представлениям, ни разу вас не подвел. Так как, принимаете просьбу?
– Хороший вопрос, – усмехнулся Чуланов. – Возможно, к моему несчастью… что здесь виновато – воспитание? убеждения? Не знаю, право… Но я почему-то привык верить людям. Итак, принимаю.
– Это в ваших силах. Постарайтесь, чтоб меня как можно скорее принял министр обороны. И без посторонних.
Чуланов долго молчал.
– Это настолько серьезно? – спросил наконец.
– Вы обещали не задавать вопросов.
– Хорошо! – решительно сказал Чуланов. – Кладите трубку. Я вам перезвоню.
Телефон зазвонил через пять минут.
– Константин Дмитриевич? Игорь Сергеевич примет вас… сейчас семнадцать сорок… значит, в восемнадцать тридцать пять. На Мясницкой, знаете? Вас встретит порученец. Всего доброго…
За вычетом дороги – то есть плотного потока транспорта, слякоти и хождений туда-сюда – имелось в запасе минут пятнадцать. Их тоже можно было употребить для дела.
