Ян Флеминг - Разглашению не подлежит. Осьминожка. Полковник Сун
Бонда прошиб холодный пот. Он только что решил застрелить обоих в спину, когда те станут возвращаться, а потом, воспользовавшись эффектом внезапности, расправиться с Евгением, белокурым юнцом и остальными, если таковые окажутся. Он вытер правую ладонь о разодранные на колене брюки и сел плотнее.
— Что ж, думаю, что пока мы увидели достаточно, — сказал фон Рихтер. — После завтрака мы с Вилли займемся последними приготовлениями.
— Очень хорошо. Этот Вилли — как такой юноша отнесся к вашим опытам?
— Чрезвычайно хорошо. У юного Вилли весьма любопытная биография. Его отец был человеком Гиммлера, американцы повесили его в Нюрнберге по вздорному, как вы понимаете, обвинению в военных преступлениях. После этого Вилли стал сыном полка…
Последовало еще что-то, но Бонд уже не слушал. Голоса удалялись в сторону якорной стоянки. Он поднял пистолет и стал ждать. Однако, вопреки ожиданиям Бонда, парочка вовсе не собиралась приближаться к нему, а вместо этого они пошли куда-то к воде. Когда они снова оказались в поле зрения, их отделяло от Бонда семьдесят или восемьдесят футов. Бонду пришлось отказаться от своей затеи — при таком ненадежном освещении точный двойной выстрел вызывал большие сомнения. Если только они не вернутся… Но нет, неловко ступая, они миновали надводную часть лодки и исчезли за фасадом дома. Ладно, пока довольно.
Если для стрельбы свет был еще явно недостаточен, то для того, чтобы обнаружить передвижения Бонда, он вполне подходил и становился все сильнее, словно кто-то постепенно подкручивал фитиль огромной лампы. Бонд подождал три минуты, прислушиваясь, собираются ли немец и китаец вернуться, затем выбрался из тайника и стал подниматься к началу расселины. Подъем занял у него больше времени, чем спуск, и к тому моменту, когда Бонд оказался наверху, солнце уже всходило. Он остановился, чтобы перевести дух и все обдумать; покрытый камнями склон казался пугающе открытым; но ведь еще предстояло преодолеть сто футов голой поверхности холма. Так что… Он встал, расправил плечи и решительно зашагал вперед. Наконец он достиг ровной площадки — теперь, при свете дня, искать защиты в колючем кустарнике не было смысла — и поспешил в укрытие нависающего выступа и дальше — туда, где кончалась ровная тропинка.
Теперь перед ним простиралась россыпь странных геологических образований — это была гряда огромных, в двадцать — тридцать футов высотой, каменных блоков почти правильной прямоугольной формы, тянувшаяся примерно на полмили и наваленная так беспорядочно, что перемещение хотя бы на десяток ярдов означало бесконечную цепь подъемов и спусков. Снизу и сверху были скалы. Во время первого путешествия на преодоление этой груды глыб у Бонда ушло пятьдесят минут, но и сейчас он не мог надеяться уложиться меньше, чем в полчаса. Далее лежал еще короткий подъем на ровную площадку скалы, а после — легкий спуск на пляж и к лодке. Что ж, вперед.
И действительно, каменная гряда отняла у него куда больше, чем тридцать минут. Теперь он поднимался на скальную площадку, и в этот момент на противоположном конце площадки появился человек и направил на Бонда револьвер.
Это был высокий мужчина в дешевом темном костюме, теперь помятом и порванном. На плече у него висел зеленый пластмассовый футляр для бинокля.
— Доброе утро, мистер Шемс Бонд, — проговорил он с сильным русским акцентом и захихикал. Бонд стоял без движения.
— Я видел вас… сверху, — добродушно объяснил незнакомец. — Мы пойдем наверх. — Левой рукой он указал в сторону холма.
Бонд не шелохнулся.
— Нет? Тогда… застрелю. Мне все равно, — русский топнул ногой. — Мой друг… наверху. — Не сводя револьвера, он сделал поднимающее и несущее движение. — Тяжело. Можно упасть. У меня… в порядке. — Новый смешок.
Все было очень просто. Оставалась крошечная надежда на то, что пока не появился отсутствующий друг, Бонду удастся найти мимолетное укрытие от револьверной пули во время предложенного подъема. Бонд согласно кивнул.
— Молодец, — незнакомец оскалился. — Подойдите сюда. — Левая рука указала на место, с которого нельзя было кинуться в схватку. Бонд подошел.
— Теперь ваш пистолет. Медленно, пожалуйста, без резких движений.
Револьвер настойчиво смотрел в грудь Бонда. Никому не дано прицелиться и выстрелить раньше, нежели чело-веху, который уже навел оружие на цель и готов стрелять в любой миг. Будучи не в силах помочь себе. Бонд вытащил «вальтер» из заднего кармана и протянул его на ладони.
— Благоразумно… Бросьте его.
Еще один шанс упущен. Бонд отшвырнул автоматический пистолет в сторону и услышал, как тот брякнулся о камень.
— Ваш друг… — жест в направлении побережья. — … не поможет, а? Теперь… следуйте, мистер Бонд. Не торопитесь, не торопитесь.
Бонд хотел было уже повиноваться, как вдруг его конвоир зашатался, словно от сильного удара в спину, и откуда-то снизу послышался резкий характерный хлопок патрона среднего калибра, за ним немедленно последовал тихий, но отчетливый лязг передернутого винтовочного затвора. Вдалеке едва слышно прокатилось запоздалое эхо.
Рука, державшая револьвер, опустилась. В устремленном на Бонда взгляде застыло жуткое выражение изумления и мольбы объяснить, как такое могло случиться. Бонд хрипло произнес:
— Это стреляли с пляжа из винтовки. Его сердце глухо стучало. Он так и не узнал, были ли поняты его слова. Русский сделал полуоборот, чтобы посмотреть назад, но грянувший в этот момент второй выстрел вывел его из равновесия. Подкошенный, он рухнул и уткнулся лицом в щебень. На плече и чуть выше поясницы темнели пятна крови.
Схватив свой «вальтер», Бонд бросился к пляжику и спустя две минуты был уже там. Лицас столкнул шлюпку в воду и сел за весла.
— Превосходный выстрел, Нико, — сказал наконец Бонд.
— Тебе понравился? Целиться пришлось вверх, однако, воюя в Греции, к этому привыкаешь. Да здесь не было и двухсот ярдов. Этой своей подружкой я срезал однажды фрицевского унтера с шестисот. — Он любовно кивнул лежавшей теперь на коленях Бонда винтовке «ли энфилд». — Сегодняшние наши клиенты начисто забыли о том, что существуют винтовки. Если в радиусе пятидесяти футов они никого не видят, то думают, что в безопасности. Бьюсь об заклад, наш друг на скале был немало удивлен, когда я его зацепил.
— Да уж, — глухо ответил Бонд, вспомнив выражение лица русского.
— Я следил чертовски внимательно, но пока он не возник перед тобой, даже не подозревал о его присутствии.
— А он тебя видел. Сам мне сказал.
— Вот как? Тогда с его стороны совсем непростительно так светиться, да еще стоять, размахивая пистолетом перед твоим носом. Кстати, кто он такой?
— Человек Аренского. Патрулировал холмы, увидел меня и спустился, чтобы перехватить.
— Боюсь, мы очень рассердим бравого генерала. Но будем надеяться, что он не станет пытаться вмешиваться в наши планы на сегодняшний вечер.
XVI. Временный капитан
В полдень «Альтаир» находился в пяти милях к югу от порта Вракониса, и его курс лежал на северо-восток. Видимость была превосходной, обещая хорошую погоду, но море еще играло, и каик, устремленный наперекор волнам, то и дело неуклюже переваливался. Более неуклюже, нежели позволяла бы опытная рука у штурвала.
Георгис Ионидес имел сравнительно небольшой опыт в вождении судов такого класса, хотя собственным судном — двадцатичетырехфутовым мотоботом «Цинтия»-он управлял с завидным мастерством. Он очень надеялся, что прежде чем погода улучшится, она не станет хуже; он боялся не за себя — последующие несколько часов плавания пройдут под прикрытием того или иного острова — а за свою «Цинтию» и за людей, правда, в меньшей степени, которые теперь находились на ней. Зачем им понадобилась именно она, и куда они направляются?
Однако все по порядку. С довольной ухмылкой Георгис переложил штурвал на несколько делений влево, и «Альтаир» плавно соскользнул с гребня волны. Он быстро постигал искусство управления «Альтаиром», да ведь он все схватывал на лету. Все дело в инстинкте, в том, что он прирожденный моряк. Дед частенько говаривал… А впрочем, ладно. Эти люди. Они, без сомнения, затеяли что-то противозаконное. Греки-то, мужчина и девушка, спокойные, вполне внушают доверие, но англичанин с его горящим взором, конечно же, сорвиголова. Георгис Ионидес понял это сразу. Он нисколько не удивился, когда часом ранее эти люди перенесли на «Цинтию» два завернутых в мешковину предмета, сильно смахивавших на винтовки. Георгис, разумеется, вежливо повернулся спиной и сделал вид, что интересуется только погодой. Недаром же он был уроженцем ионического острова Кефалиния. Кефалинийцы так обделывают свои дела — все видят, все примечают, но рот держат на замке.
