М. Ишкова - Большие гонки

- Да?

- Почему мы никак не можем найти общий язык? Я стараюсь изо всех сил, и все напрасно.

Трент не сомневался в искренности парнишки, но что он мог ему ответить?

- Ты, Дан, замечательный парень. Понимаешь, у меня есть друг, его зовут проповедник Энди. Ты, должно быть, слышал о нем - он отправляет службы в Храме Эрис на Флашинг-авеню в Нью-Йорке. Он как-то объяснил мне, что проблема с Когтями не в том, что они что-то скрывают или двуличны по натуре. Беда в том, что они сами часть проблемы, которую пытаются разрешить. Когда закончилась Объединительная война, в Корпусе МС служили солдаты. Они как были, так и остались честными и исполнительными служаками. В них не было ничего от полицейских ищеек. Далеки они были и от политики. Прежним миротворцам и в голову не пришло бы попытаться взять под контроль Инфосеть. В Корпусе МС первого призыва даже намека не было на какую-нибудь секретную службу. Они исполняли приказы вышестоящего руководства, и точка. Сейчас исполнение приказов сверху не составляет и сотой доли тех обязанностей, какие они сами взвалили на себя. Руководители Корпуса считали, что нельзя стоять на месте. Чтобы противостоять угрозам, необходимо развиваться. Они начали брать на себя все больше и больше ответственности. Если такая политика вступала в противоречие со здравым смыслом, значит, долой здравый смысл! С сохранившими разум политиками - долой таких политиков! В конце концов Корпус начал управляться самим же Корпусом. И в этом в немалой степени повинны Когти, «Общество Джонни Реба» и еще с полдюжины подобных организаций, которые поставили себе цель разрушить сложившуюся ныне политическую систему. Не улучшить ее, не реорганизовать, а свергнуть. Это нереально, Лан. Землю дробить нельзя, да и не получится. С парнями из подобных подпольных групп случилась та же беда, что и с миротворцами. И теперь они жить друг без друга не могут.

Лан резко перебил его:

- Каллия знает о твоих тайных мыслях?

- Вряд ли. Я сказал ей, что не хочу никого убивать. Это было первое условие, которое мы обсудили. Больше ни о чем таком «тайном», как ты выразился, мы не разговаривали.

- Я заметил, ты посматриваешь на нее, - сказал Лан. - Если завалишься к ней в постель, она возражать не будет.

- Я подумаю об этом.

- Но ты хочешь или нет?

- Да, - неожиданно признался Трент. Следом с ужасом подумал, что этот молокосос все-таки достал его. Теперь он, Трент Неуловимый, тоже готов выплеснуть свою душу первому встречному в припадке искренности.

Лан между тем одобрительно кивнул:

- Почему бы тебе не поговорить с ней? Объяснил бы - мол, так и так.

- Существует вопрос, на который я пока не знаю ответа. Это здорово мешает.

- Что за вопрос?

- Лан, она из Посвященных? Она клялась на крови отдать все силы на борьбу с Объединением? Лан с гордостью подтвердил:

- Точно.

- Тогда получается, что, если она даст согласие, это будет не по взаимной привязанности, а в силу необходимости. Чтобы ничто не отвлекало товарища по оружию от полной концентрации при выполнении задания. Разве не так?

- Каллия всегда знает, когда и как следует поступить. Трент покачал головой.

- Знаешь, Лан, иногда так хочется пойти поперек правил. Каллия очень красива, просто сногсшибательна, однако мне не по душе, когда я становлюсь частью ее работы. Одним из пунктов выполнения плана мероприятий. Я с удовольствием завалюсь к ней в постель, если она захочет этого. Боюсь, что она уже забыла, как это бывает, когда просто хочется. Когда не во исполнение плана. А спать с кем-то из чувства долга - это просто ужасно.

Лан опустил голову, долго рассматривал смятое одеяло.

- Ты рассуждаешь очень поверхностно, - наконец сказал он. - Вообще, ты недалекий человек, Трент. Это мне и не нравится в тебе.

- Тебе не понравились мои слова о том, что убивать скверно? Это тебя обижает?

- Трент, сам посуди, иногда вовсе не так уж дурно пришибить какого-нибудь гада, - горячо заговорил Лан. - Иногда это единственный выход. Одна женщина - я не могу назвать тебе ее имя, она была очень важной шишкой в Когтях, - приютила нас, когда наша мать умерла, а папаша угодил на общественные работы. Когда Каллия подросла, она решила вступить в «Общество Джонни Реба». Они пользуются в Америке куда большей популярностью, чем «Эризиан Клау». Приютившая нас женщина настояла, чтобы Каллия не дурила и записалась в Когти. Она многому научила нас, но прежде всего внушила мне и Каллии, что мы должны быть одинаково хороши в любом случае - когда надо что-то исполнить и когда следует воздержаться. Одна из ее заповедей гласила, что идеалы, которые двигают людьми, дают им надежду и смысл, не умирают сами по себе. Их убивают те же самые люди, которые страстно за них боролись. Когда Сара Алмундсен подписывала Декларацию, где были изложены принципы, на которых должно строиться Объединение, она вряд ли могла предположить, во что это выльется. Лагеря для общественных работ, отряды миротворцев-поджигателей... Если бы Сара встала из гроба, она присоединилась бы к нам.

Он помолчал, давая время Тренту осмыслить сказанное. Трент вынужден был мысленно согласиться с тем, что здесь было над чем задуматься. Простота тоже порой бывает с потаенной глубиной.

Лан между тем продолжал развивать свою мысль:

- Если ты веришь во что-то, что представляется тебе значительным, ты должен знать, что, как только одержишь победу, все это обернется злом, против которого ты воевал. Что ж, теперь руки опускать? Покориться? Оставить зло безнаказанным? Сара Алмундсен, например, убила куда больше людей, чем Гитлер. Другой такой кровопийцы не было во всей истории. И все же она - героиня! Я лично верю в это. Как иначе? Скажи!

Трент первым делом восстановил дыхание, потом уже собрался с мыслями. Некоторое время смотрел на Лана Сьеррана. Просто смотрел.

Тот терпеливо ждал.

- Ты и твоя сестра, - начал Трент, - ступаете по миру без единой собственной мысли в головах. Два прекрасных молодых человека, сильных, неглупых. Одна женщина, чье имя ты не называешь, взяла вас на воспитание и наполнила ваши головы чужой мудростью. Однако она позабыла предупредить, что чужой мудрости не бывает. Чужая мудрость - это уже не мудрость, а система отвлеченных ценностей, которая может быть только навязана. Она может выглядеть логичной, убедительной, даже захватывающей, но это чужая мудрость. Вам сказали: убивать плохо, но бывают случаи, когда это хорошо. Логично? Вполне. Например, в целях самообороны. Ваша опекунша забыла добавить, что убивать в любом случае плохо. В любом случае! Я прочувствовал это на собственной шкуре, теперь это моя мудрость. Я могу повторить. Убивать скверно! Нельзя убивать!

- Я знаю, - согласился Лан. После короткой паузы он добавил: - Я знаю, что ты был вором. Но я также знаю, что ты убил элитника. Миротворцы утверждают, что ты сгубил сотни людей на спецбазе «номер первый».

Трент резко и отрицательно помотал головой:

- Я не делал этого, Лан! Не делал!! Даже не пытался!!!

- Я верю тебе, - встревожился Лан. - Что ты так разволновался? Я понимаю, ты совсем другой человек. Настоящий товарищ! Это все ставит на свои места. А то вор, вор! Какой ты вор!.. Ты - ворюга, каких еще свет не видывал!

У Трента опустились руки. Он некоторое время смотрел на Лана. Желание послать его куда подальше, сказать что-нибудь оскорбительное покинуло его так же быстро, как возникло. Он кивнул:

- Да, ты прав. Я ворюга. Еще тот ворюга!

27

Чтобы получить право умереть за идею, необходимо заплатить очень высокую цену.

На следующее утро, когда Трент поднялся, Лан уже ждал его.

- Я хочу пойти с тобой, - заявил он. Трент коротко ответил:

- Как знаешь. Только вряд ли тебе это понравится.

Как только Трент выключил движок и в салоне погас свет, их окутала беспросветная тьма. Так и сидели десять минут, с 10.00 до 10.10.

- Ты что, - поинтересовался Лан, - так и торчишь здесь, наблюдая за проезжающими роллигонами?

- И за вездеходами. Я подсчитал, что на восемь роллигонов на этом участке трассы приходится один «хамелеон». Прошло еще несколько минут.

- Скучно, - пожаловался Лан.

- Почитай книгу. Или поспи.

Лан включил свой «глазок». Перед ним тут же, чуть пониже лобового стекла «хамелеона», возник голографический экран размером с ладонь.

В 11.00 по дну провала проехал роллигон.

В 11.15 Лан отложил «глазок» в сторону. Оставил вклю­ченным.

- Скучно, - снова заявил он.

- Поспи.

Лан что-то проворчал, потом перебрался на заднее сиденье. Оно было ему коротко, пришлось поджать ноги. Спал беспокойно, постоянно ворочался и, если откровенно, до смерти надоел Тренту вздохами, каким-то неясным бормотанием, непрекращающимися попытками найти удобное положение. Головой Лан упирался в боковое стекло, распрямить ноги места не хватало, и он постоянно толкал коленями спинку сиденья Трента. В результате тот никак не мог сосредоточиться и полностью переключиться на виртуальное восприятие. К тому же оставленный включенным «глазок» достаточно ярко подсвечивал салон. Наконец Лан каким-то образом ухитрился оседлать спинку заднего сидения и затих. Такая поза была невозможна на Земле, впрочем, и на Луне ее тоже трудно было назвать расслабляющей или удобной.