Александр Горохов - Забытые на обочине
- Пойдем...
Они добрели до кромки озера, покрытой рыхлым, уже тающим припоем. Хватило сображения не лезть в воду. Окружающий мир казался все таким же предельно четким и сказачно прекрасным. Чувства осторожности хватало, чтоб не купаться в озере, не падать с высоты, не раздеваться до гола. Срабатывали самые основные изначальные инстинкты - чувство страха, половая тяга, жажда и голод. И на этом - всё, не более того. Состояние животного, которое, как известно, никому не завидует.
Оба упали на мокрую землю от страшной боли, которая сперва ударила в живот и тут же сжала мышцы, словно захрустела в ломающихся суставах. От этой боли потемнело в глазах, все тело скрючила судорога и через минуту они выли как звери, катаясь у кромки озера.
Окружающий мир вернулся во всей своей беспощадности. Не было никакого дурмана в мозгу. Ощущение неминуемой смерти переполняло все существо и мысль эта была реальная и четкая, незамутненая даже болью.
Алла встала на колени и с трудом, испуганно спросила.
- Грша... Мы умираем, да? Он сказал, что мы умрем.
Гриша грызь собственную руку, чтоб не кричать.
- Да... Он всех прикончил... Он не сумасшедший.
Алла пыталсь вспомнить что-то совершенно необходимаое, но боль застилала разум.
- А мой Петр... Да, Петр... Он не умрет. Он сбежал... Михаил его увезет... Он сбежал.
- Никто не сбежал.
Боль заполняляа всю округу, даже с неба светилась боль. Из последних сил Алла произнесла..
- Гриша... Сними с меня свитер... Нет, засунь руку мне за спину. Там что-то есть. Кириянов засунул..
Она извивалась на земле и Гриша пытался задрать ей свитер, выдернул его из джинс, Алла перевернулась и увидела, что на земле лежит пузырек, емкостью с обычный стакан и заткнутый притертой пробкой. Он был заполнен чем-то жидким и темным.
- Открой, Гриша. Открой, это спасение, у меня нет сил...
Гриша взял пузырек, пробка не вытягивалась, её удалось вырвать зубами.
Он подполз к Алле, обхватил руками её голову и сунул в рот горлышко пузырька.
Обжигающая жидкость хлестнула в горло, Алла захлебнулась, сделал несколько глоков и отвела пузырек от губ.
- Ты тоже. Пей. Быть может поможет. Пей!
В пузырьбке оставалось совсем немного - меньше глотка.
- Допивай. - задыхалась Алла. - Допивай. Или подохнем или...
Сознание у неё отключилось. Гриша поморщился, выпил остатки из пузырька, но боль в теле не проходило, стала тупой и безразличной.
...Алла очнулась от холода все на том же краю озера. Небо уже потемнело, но отраженные лучи солнца ещё давали окрест рассеяный, словно молочный, фон. Откуда-то издалека доносились приглушенные звуки, от дальнего берега будто мелькали всполохи зарницы. Или - догорал невидимый за деревьями гигантский костер.
Гриша повернулся и спросил сипло, незнакомым голосом.
- Алла... Ты жива?
Она плохо его расслышала, во всем теле чувствовала ломоту, но прежней непереносимой боли не было, все растоворялось в усталости.
- Гриша... Мы живы?
- Да... Кажется. Но я не могу встать...
Она попробовала его посадить на земле, но и руки его и ноги оказались парализованы.
- Надо идти, Гриша! - отчаяно крикнула она.
- Куда? Лучше уж здесь.
- Хорошо. Лежи. - Алла легко встала. Мозг её был ясен, тело упруго и напряженно.
- Лежи, Гриша! Я сейчас вернусь!
Она скинула с себя куртку и набросила на Гришу, после чего повернулась и побежала к крутому берегу озера.
До поселка оказалось около сотни метров через лес. Всполохи за грядой ещё голых дервьев стали явственней, громче зазвучали голоса, слышался гул автомобильных моторов. Алла бежала на эти звуки, но полностью все происходящее до сознание не доходило.
Она миновали несколько домов и увидела пожарище. Ровным и сильным, казалось беззвучным огнем был залит двухэтажный особняк, фриз которого подпирали четыре колонны. Над колоннами, в отбеске пламени золотились широкие окна. По стеклам уже бежали трещины. Дом от фундамента до крыши был обьят пламенем, но в этом огне строение каким-то чудом ещё сохранялось - во всей красе своей дом стоял перед глазами, словно за занавесом этого огня.
Две пожарные машины отрабатывали моторами чуть в стороне. Немногочисленная публика смотрела на пожар спокойно и уже безнадежно. Две высокие, серебрящиеся струи воды из стволов бранспойта казалось не тущили, а наоборот - только помогали сильней, ровней и выше разгорется густому пламени.
Огонь вдруг погустел, почернел, дал клубы дыма и строение, вместе с колоннами, золотыми стеклами и высокой крышей - даже не рухнуло, а беззвучно осыпалось, взметая к небу тучу сверкающих и тут же гасших искр.
Пожарище осталось за спиной. Алла все ещё бежала по дороге, и сознания хватало лишь на то, чтоб держаться улицы, а не повернуть со страха и от растерянности в поля, через лес, вообще неизвестно куда. Она выскочила из световой зоны, образуемой пожаром, и почти сразу её кто-то окликнул из темноты.
- Эй, подруга, это ты что ли?
Михаил неуверенно выступил на дорогу и всмотрелся.
- Странно, но это действительно ты! Ну, и видок!
- А ты ещё ждешь? - нелепо спросила Алла.
- Да ждем вместе с Петькой! Что поделаешь? Пошли, до машины сто метров. - А Гришка где? Не нашла?
- Сейчас найдем.
Они покинули поселок и прошли по дороге, пока не добрались до притулившейся за разрушенным сараем машины.
Петька спал на задних креслах и не проснулся, когда Алла всмотрелась ему в лицо и погладила по голове.
- Куда едем? - спросил Михаил.
- К озеру. С другой стороны села.
Она села к рулю и за несколько минут обьехала поселок, скатилась по бездорожью к озеру. Алла остановила машину и включила дальний свет фар.
Гриши, там где она его оставила, - не было. Не было нигде.
Алла нажала на сигнал, потом выскочила из машины и крикнула.
- Гриша!
Ей никто не ответил. Ни на берегу, ни на ещё не сошедшем, сером льду озера никого не было видно.
Алла вернулась в машину, сказала нервно.
- Он где-то здесь...
- Ну и что? - спросил Михаил.
- Будем искать. - она включила скорость и выжала сцепление.
- Сегодня? - засомневался Михаил.
- Сегодня и завтра! Пока не найдем!
... Он пришел в себя, когда уже начал захлебываться. Выдернул из воды мокрую голову и обнаружил, что лежит на кромке льда, на краю полыньи, на правой руке всё ещё болтается стальное кольцо наручника. Мозг работал ясно. Он понял, что несколько минут назад, а может час - захотел напиться, полез в полынью и едва не захлебнулся.
Но тело подчинялось любому приказу и он встал. Что-то надо было сделать, какой то внутренний приказ погнал его к берегу. Ощущая с каждым шагом, что приказ этот отменить никак нельзя, Гриша вошел в поселок и не останавливаясь прошел мимо уже затихшего пожара. От дома с золотыми стеклами ничего не осталось, если не принимать во внимания груды пепла, обгоревших бревен и двух высоких кирпичных труб. Пожарные уехали. Возле пепелища слонялись лишь только самые стойкие зеваки.
Теперь он точно знал направление своего пути. Увидел красный "сааб" возле дома за калиткой и решительно прошел к нему. Раскрыл двери, миновал короткие сени и оказался на знакомой кухне.
Светилась лампочка под потолком, но сразу чувстовалось, что в доме уже никого нет.
В полу зияла дыра - люк в подпол был открыт.
Гриша сконился над люком и позвал.
- Рогожин!
Потом вспомнил, что глухонемой его не услышит. Он нашел в сенях лестницу, спустил её в подвал. Но и там никого не было, лишь все так же, как обычно, горела под потоком скудная лампочка синего света.
Гриша прошел сквозь низкую дверь к горловине тоннеля, который столь долго копал. Но всей этой стройки уже не существовало - весь тоннель оказался "по горло" залит водой. Весенний паводок, судя по всему, где-то прорвал ненадежную крепежку кровли и все сооружение затопило от начала и до конца. На поверхности воды, отражающей тусклый синий свет лампочки, лишь плавала чья-то белая кепка.
Гриша выбрался из дому и постоял на крыльце, понимая, что идти ему теперь некуда, хотя куда-то идти надо. Надо идти подальше от этого пустого дома с затопленным тоннелем и остатками пожарища - за забором в двацати трех метрах.
За лесом, который Гриша миновал через полчаса - оказалось неширокое шоссе. По позднему часу машин на нем было уже немного. Светя фарами они мчались мимо Гриши. На автобусной остановке стояли молчаливые сгорбленные люди и Гриша миновал их, потому что остановка ему тоже не была нужна. Перед ним, на горизонте, дыбилось ровное оранжево-серое зарево и Гриша подумал, что это, конечно, Москва. Впереди показалась неясная мужская фигура. Человек шел покачиваясь, размахивая правой рукой и в такт жестикуляций своей руки громко декламировал густым, красивым басом.
Не дай мне бог сойти с ума Нет лучше посох и сума Нет, лучше труд и глад!
Не то чтоб разумом моим Я дорожил, не то чтоб с ним Расстаться был не рад:
