Полина Дашкова - Приз
– Да погодите вы, Всеволод Сергеевич, со своими блинами и кальмарами, – рассердился Григорьев, – я все понимаю, кроме одного: зачем было убивать Драконова? Ну познакомил, и что?
– А то, что мог потом болтать об этом в разных эфирах и в интервью. Драконов был любопытен, всюду совал свой нос, и болтлив до безобразия.
– На Рики не написано, что он неонацист, состоит в обществе «Врил» и тем более, что через него можно выйти на террористов. Я, например, узнал об этом только сегодня, – сказал Григорьев, – почему вы думаете, что об этом мог узнать Драконов?
– А почему вы думаете, что он не мог об этом узнать? Вы поймите, Драконов в последние годы пользовался любым информационным поводом, чтобы появиться в эфире или в какой-нибудь газетенке. Я вас уверяю: и во Франкфурте – Рики, и потом, в Москве – Вове он задал много неприятных вопросов. Франкфуртские контакты Приза должны быть герметичны Драконов представлял потенциальную опасность. Не сегодня, гак завтра или через год, он мог стать косвенным источником информации о тех связях Приза, о которых никто не должен знать Так не лучше ли сразу заткнуть писателя? Впрочем, я сам не был уверен, что это работа Приза. Я нарочно не лез в расследование, наблюдал. Следствие вели нехилые люди Лиховцева Зинаида Ивановна, железная гетка. лучший следователь прокуратуры. Ваш знакомый, майор Арсеньев. Мне было интересно, что они нароют. Гак вот Там тупик. Формально все чисто. Наркоман, рецидивист, ударил писателя по голове дубиной. Хотел ограбить. Улики, мотив, личность преступника, все о'кей. Правда, наркоман никак не признавался, тянул время. Но сегодня ночью он повесился в камере, оставил записку «Я виноват, мама, прости».
Вошла Клер, как всегда бесшумно. Кумарин и Григорьев не сразу заметили ее, и оба вздрогнули, когда она тактично кашлянула.
– Мольтке беседовал с каким-то человеком, плавая в море. Они заплыли за буйки, довольно далеко Простите, месье, боюсь, у меня плохая новость.
– Что? – хором крикнули Кумарин и Григорьев. Клер улыбнулась, на этот раз мягко, открыто.
– Нет-нет, месье, совсем не то, что вы думаете Просто беседа была короткой, зафиксировать ее не удалось. Человека, с которым он беседовал, наши агенты, к сожалению, упустили. А с Мольтке все в порядке Он вылез на берег, съел порцию мороженого. Сейчас он на такси направляется в госпиталь Святой Терезы, навестить своего больного друга. Кстати, что касается здоровья месье Рейча, там все значительно лучше, чем казалось в начале Необходимости в операции нет.
– О человеке, с которым беседовал Мольтке, нет вообще никакой информации? – спросил Кумарин.
– Молодой мужчина спортивного телосложения. Короткая стрижка, темные волосы. Отлично плавает. Не исключено, что беседа в море носила случайный, незапланированный характер и никакого практического значения не имеет
* * *– Сергей Павлович, вы можете пойти погулять, – сказала Дмитриеву медсестра Надя. w Старик ей надоел Он крутился под ногами, пытался помочь, без конца предлагал чаю или кофе. Василиса сидела в ванной на табуретке, в тюрбане из полотенца. Надя только что очень ловко вымыла ей голову и теперь занялась ее руками.
– Колечко у тебя какое интересное, – сказала она и как бы нечаянно царапнула ногтем ожоговый пузырь.
Василиса сморщилась от боли.
– Мужской перстенек, да? – продолжала Надя, не отпуская ее руку. – Подарил кто-нибудь? Или нашла?
– Надя. в аптеке надо что-нибудь купить? – спросил Дмитриев из прихожей.
– Да вроде все есть у вас! – крикнула в ответ Надя и добавила совсем тихо, обращаясь к Василисе: – Молчать долго собираешься?
Дмитриев появился на пороге, уже в уличных ботинках и в линялой джинсовой кепочке.
– Точно, ничего не надо? – он переводил взгляд с
Нади на Василису и вдруг нахмурился. – Что с тобой, Васюша?
У нее были испуганные глаза.
– Да нормально все, Сергей Павлович. Не переживайте. Идите, воздухом подышите, – добродушно улыбнулась Надя.
Он подошел к внучке, поцеловал ее в щеку
– Я скоро вернусь, Васенька.
«Дед, не уходи, не оставляй меня с ней!»
Надя отпустила ее руку и принялась размешивать фурацилин в большой кружке. Дед еще раз поцеловал Василису и ушел. Хлопнула дверь. Василиса вздрогнула Еще несколько секунд она видела перед собой зеркало, раковину, стакан с зубными щетками и мыльницу на стеклянной полке. В зеркале плавало ее собственное лицо, маленькое, бледное, рядом большое розовое лицо медсестры, но сквозь эту реальность опять неотвратимо и ясно просвечивала другая, чужая.
Все грохотало и рушилось. Первую половину дня 20 апреля 1945 года английская авиация непрерывно бомбила центр Берлина. Отто Штраус вместе с Гиммлером и Геббельсом должен был подняться наверх из бункера в рабочие помещения Имперской канцелярии. Туда прибыла небольшая группа членов «Гитлерюгенд», поздравить фюрера с днем рождения и получить из его рук награды за отличную службу в отрядах противовоздушной обороны.
Путь из бункера казался бесконечным. Гиммлер нервничал. Ему не хотелось наверх. Там рвались бомбы. Он безумно боялся за свою жизнь, еле справлялся с животной паникой, которая не покидала его в эти дни и в любой момент могла вырваться наружу в виде постыдной истерики. Внешне рейхсфюрер обязан был оставаться спокойным, собранным, и Отто Штраус каждые шесть часов вводил ему один из препаратов собственного изобретения, сложную смесь наркотиков, от которой человек делается почти бесстрашным, но при этом не перестает соображать и может продержаться без сна и отдыха несколько СУТОК Однако паника нарастала, с каждой инъекцией дозу приходилось увеличивать. По своей природе Гиммлер был провинциальным чиновником, мелочным, нудным человечком, с налетом романтического мистицизма. В иных обстоятельствах он прожил бы жизнь тихо, как амбарная мышь. Ходил бы на службу, аккуратно сортировал бумаги, слушался начальства. Или продолжил бы разведение кур. По выходным мог посещать какой-нибудь оккультный кружок. Но история вознесла его на небывалую, невозможную для такого характера высоту
Гиммлеру удалось воспользоваться заговором и неудачным покушением на Гитлера 20 июля 1944 года таким образом, что в его руках сосредоточилась гигантская власть. Он добился поста командующего группой армий, подмял под себя внешнюю разведку. С августа 1944 года по март 1945-го Гиммлер был самым могущественным человеком Рейха. Никто не имел столько титулов и полномочий: министр внутренних дел, министр здравоохранения, высший руководитель всех полицейских служб, служб разведки, спецслужб гражданских и военных. Сокровенные дерзкие мечты маленького человечка, тихой чиновной Золушки, на несколько месяцев стали явью. Отто знал, чем это закончится, но предпочитал не портить своему другу удовольствия. Доктор Штраус использовал возможности, открывшиеся перед ним благодаря временному взлету Гейни, чтобы обеспечить себе благополучное будущее, спокойно продолжить свои исследования, уже в новых условиях, под крылом других покровителей.
Перевешав заговорщиков-генералов на мясных крючьях и рояльных струнах, Гиммлер воспользовался их планами. Военная аристократия и высшие офицеры бвера надеялись, что смерть Гитлера позволит им договориться с Западом, заключить перемирие и совместно продолжить военные действия на Востоке, против Советского Союза Гиммлер, конечно, не собирался убивать фюрера В этом уже не было необходимости. Фюреру осталось совсем немного.
Первую осторожную попытку договориться с Западом Гиммлер предпринял еще в 1942-м, через Шелленберга. Тогда ничего не получилось. Но не стоило терять надежду Гиммлер видел себя единственным человеком, способным управлять Германией после Гитлера. Он считал, что главы западных держав не могут не понимать этого, и упорно продолжал присылать к ним своих представителей
Однако события на фронтах развивались столь стремительно, что шансов договориться с каждым днем оставалось все меньше. Запад требовал безоговорочной капитуляции Германии. Для Гиммлера это было невозможно. Не только потому, что Гитлер пока еще дышал, но главным образом из-за собственных амбиций Гейни так мучительно прогрызал себе дорогу к власти, что, добившись наконец своей цели, не келал признать себя побежденным.
Сейчас, в апреле 45-го, он падал, летел вниз с нарас тающей скоростью, совершая в воздухе забавные телод вижения. Штраус мог бы помочь своему другу Гейни –нет, не удержаться наверху. Никакой вершины уже не было. Остались только кровавые закопченные обломки. Отто мог смягчить падение, не дать милому Гейни раз биться насмерть. Однако доктору это не нужно было Время Гиммлера кончилось. Для Штрауса начиналась другая эпоха. Падающая мышь интересовала его лишь как объект лабораторных наблюдений.
Едва пи не больше, чем английских и американских бомб. Гиммлер боялся встречи с Борманом. Он не переносил открытого взгляда в глаза врагу. Борман был враг хитрый и сильный Но даже он, при всем своем прагма-тише, не желал видеть, что все уже кончилось. Он по инерции продолжал интриговать, отталкивать всех от фюрера Бедняга Мартин не понимал, что нельзя быть тенью тени Не понимал этого и Геббельс. Вместо того чтобы удрать подальше с женой и детьми, он привез свое семейство в страшное здание рейхсканцелярии и поселил всех бункере, рядом с разлагающейся биологической оболочкой своего искусственного божества.
