Полина Дашкова - Вечная ночь
Ика знала, что стоит за этим «вообще». Деньги. Марк подсадил на деньги Женю и Стаса. Эти двое работали исключительно ради бабок. Егорке, идиотику, нравился сам процесс, хотя и ему Марк платил прилично. Ике просто некуда было деваться. Ни образования, ни жилья, никого на свете, кроме Марка. Она ненавидела его, она его любила, и, наверное, было бы справедливо, если бы маньяк убил не Женю, а её, Ику.
* * *Дядя Мотя продолжал разглядывать её своими мёртвыми глазами. Но ей больше не было страшно. Все вдруг стало по фигу.
— Ангел, — произнёс дядя Мотя, и в голосе его послышалась лёгкая хрипотца, — чудо девочка. Хрупкая, нежная, беззащитная. Глаза большие, грустные. Шейка тоненькая, как у цыплёнка.
— Т-так и х-хочется придушить, — прошептала Ика, не отводя взгляда.
Он засмеялся, потрепал её по щеке.
— С юмором у тебя все в порядке. Значит, жить будешь.
Вова просмотрел несколько кассет и дисков, не помеченных звёздочками. Убедился, что там ничего интересного. Порнушка, ужастики, садо-мазо, всякое дерьмо, которое продаётся в обычных ларьках и в магазинах «для взрослых». Марк покупал и часами пялился в экран. Говорил, ему это нужно для работы.
Вова прокручивал кассеты, диски, вынимал, бросал на пол, ставил другие. Один раз ему попался диснеевский «Пиноккио», любимый мультик Ики. Она знала его с детства, почти наизусть. Когда услышала знакомую музыку и голос волшебного Сверчка, чуть не завыла, зажала рот ладонью.
Вова остановил диск, вытащил, отбросил. Поставил следующий, там опять была порнуха.
— В т-туалет можно? — спросила Ика дядю Мотю.
— Иди.
Она заперлась ванной, включила воду. Звук льющейся воды её всегда успокаивал. Она стояла у раковины и смотрела на себя в зеркало, как будто видела впервые.
— У тётки болезнь Альцгеймера. Что-то вроде старческого слабоумия. Она опустилась, живёт в грязи, беспомощная, совсем сумасшедшая, — пробормотала Ика, глядя в глаза своему отражению, — если они меня отпустят, клянусь, я поеду к ней и буду ухаживать. Какой бы ни была она злыдней, всё равно, родная папина сестра. Она — всё, что осталось от папы, от моего детства. Господи, честное слово, если они отпустят меня, я поеду к тёте Свете. Хоть что-то хорошее сделаю в жизни.
Ика выключила воду, хотела выйти, но вдруг отчётливо услышала голос Томы.
— Матвей Александрович, вы извините, я не думала, что их так много. Можно сложить в пластиковый мешок.
— Не думала она! Я же тебя предупреждал, прихвати какую-нибудь большую сумку.
— А вот, смотрите, тут наверху вроде есть сумка. Вова, достань. Да вытряхни ты все это барахло.
— Куда? — спросил Вова.
— Хоть на голову себе! И давайте, давайте быстрей, ребята, не копайтесь, — торопил их дядя Мотя.
«Они собирают кассеты и диски, на которых сняты клиенты, — поняла Ика, — взяли мою сумку, она на верхней полке в стенном шкафу. Они здесь, в прихожей, поэтому так хорошо слышно».
— Матвей Александрович, а с девчонкой что? — вдруг спросила Тома.
— Догадайся на счёт три! — сердито рявкнул дядя Мотя.
* * *— Я не сомневаюсь, это подделка! — тупо повторял майор Завидов. — Вы уверяете, что о дневнике вам сказала Карина Аванесова. Но девочка заявила, что никакого дневника не было.
— Ну допустим, она этого не заявляла, — возразил следователь Соловьёв, — она только повторяла: нет, я ничего не знаю.
— Она знала, — Борис Александрович тяжело, безнадёжно вздохнул, — когда мы встретились с ней в коридоре, она прошептала мне: только не говорите им про дневник.
— Это вы сейчас придумали! Почему вы при девочке этого не сказали? — спросил Завидов.
— Я не решился. Она плакала. Мне кажется, ей что-то известно о Жениной тайной жизни и она боится, что это дойдёт до её родителей. У неё очень строгая семья, и одно то, что её подруга занималась такими вещами…
— Какими вещами? Ну, договаривайте! Жени Качаловой больше нет, теперь о ней можно сказать что угодно! — заорал Завидов.
— Эдуард Иванович, пожалуйста, потише и повежливей, — одёрнул его Соловьёв.
В квартире Родецкого шёл обыск. Было полно народу. Соловьёв сумел прочитать дневник Жени с помощью лупы. Он разбирал самые сложные почерки не хуже старого учителя. Потом дневник взял Завидов и тоже вооружился лупой.
Часа два назад, перед тем как отправиться на квартиру, в учительскую ещё раз привели Карину Аванесову. За ней пришла мама, полная, громкоголосая дама. Она говорила с сильным армянским акцентом и не давала дочке раскрыть рта, отвечала вместо неё.
— Карина не читает чужих дневников! — заявила она, не дослушав вопроса. — Чего ещё вы хотите от моего ребёнка? Вы что, не видите, в каком она состоянии?
— Карина, ты подошла ко мне вчера после урока и сказала, что Женя перепутала тетради, — напомнил Борис Александрович.
— Я не знаю.
— Ты подходила или нет? — спросил Соловьёв.
— Нет. Да. Насчёт сочинения.
— Пожалуйста, расскажи подробнее.
— Сочинение по «Капитанской дочке». Я спросила Бориса Александровича, проверил он уже или нет.
— Был у вас разговор о Жениной тетради?
— Да. Нет. Я не помню.
— Конечно, она не помнит! Как она может помнить в таком состоянии? — кипятилась мама.
— Женя звонила тебе, просила поменять тетради, она перепутала, сдала не ту, в которой было сочинение. Ты сказала мне, что Женя болеет, хронический бронхит, — говорил старый учитель, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и мягко.
— Да, она болела. Я сдала её сочинение. Я ничего не знаю, я тетрадку не открывала.
Девочка дрожала и плакала. Так и не добившись никакого толку, её отпустили.
— Я уверен, графологическая экспертиза легко определит, что это подделка, — продолжал повторять Завидов. — Вообще, все враньё, от начала до конца.
— Нет, не враньё, — тихо сказал Соловьёв, — в том, что это дневник Жени и никакая не подделка, я лично не сомневаюсь.
— Да брать его надо! В камере он быстро расколется, — рявкнул Завидов, — учитель!
В гостиной телевизор стоял на небольшом комоде. Там, на дне нижнего ящика, под кипами старых газет и журналов, нашли плоскую деревянную шкатулку.
— Это не моя вещь, — прошептал Борис Александрович, — он оставался один в комнате, я выходил на кухню, готовил чай. У него был портфель, небольшой, чёрный. Он с ним не расставался. Когда сел вот в это кресло, поставил его на пол, у ног.
Старый учитель даже попытался изобразить все в лицах. Показал, как они вышли на балкон, перевесились через перила, разглядывая машину.
Шкатулку открыли. Внутри, в конвертах из папиросной бумаги, лежали пряди волос. Светлая, длинная, прямая. Рядом с ней пара серебряных серёжек с аметистами. Рыжая, закрученная спиралькой. Золотое колечко с тёмным крошечным рубином. Пепельно-русая, короткая и жёсткая. Серебряная цепочка с крестиком.
В багажнике машины старого учителя нашли пластиковый пакет, в котором лежали большие стальные ножницы, новая, запечатанная бутылка масла «Беби-дрим», упаковка хирургических перчаток.
* * *Марина Качалова позвонила Соловьёву и продиктовала адрес квартиры, которую снимал некто Марк, как бы писатель, и где он проживал вместе с Дроздовой Ириной Павловной. Марина сказала, что пыталась дозвониться Ике на мобильный, послала несколько сообщений, но ни ответа, ни привета.
Соловьёв передал трубку Антону. Он не мог говорить. Он допрашивал учителя Родецкого, и ему не хотелось, чтобы майор Завидов брал инициативу в свои руки.
— Тут ещё такая ситуация, — сказала Марина, — я понимаю, это вас, в принципе, не касается, но её тётка в Быкове очень болеет, мои родители живут в соседней квартире, помогают, как могут, и звонят мне каждый день, спрашивают, когда Ика приедет. На самом деле, ей обязательно надо там появиться, срочно. Тётка совсем плоха, родственников, кроме Ики, никаких.
— Так, может, она и уехала туда, в Быково? — спросил Антон.
— Нет. Мои родители знали бы. Я с ними говорила буквально десять минут назад.
Антон отправился на Полежаевскую.
— Не исключено, что этот как бы писатель Марк, с которым она живёт, и есть порнограф Молох, тёзка нашего маньяка, — напутствовал его Соловьёв, — если не пустят в квартиру и откажутся разговаривать, свяжись с районным отделением, вот тебе ордер на обыск. Но это крайний вариант. Сначала ты просто поговоришь с Дроздовой. По идее она должна пойти на контакт, Женя — её подруга. Да, и учти, Дроздова, когда нервничает, может начать заикаться, так что будь мягким, доброжелательным, насколько возможно.
Дом прятался глубоко во дворах. Когда Антон нашёл нужный подъезд и припарковал свой старый обшарпанный «Жигуль» возле новенького шикарного «Вольво», в кармане у него просигналил мобильник.
Эту гениальную игрушку Антону совсем недавно подарили на день рождения родители. Он не мог нарадоваться. В телефоне была куча разных функций, большой цветной дисплей. Хочешь — влезай в Интернет. Хочешь — фотографируй, снимай на видео, записывай музыку, голоса. Он ещё не до конца все освоил и слегка удивился, обнаружив не только текстовое послание, но и картинку.
