Виктория Платова - В плену Левиафана

— И беспокоитесь о ней.

— Да.

— И о малютке-сыне тоже.

Еще одна хрупкая вещь в дополнение к первой; тонкие, как бумага, чашечка и блюдце с просвечивающим рисунком, лучше бы Селесте и вовсе их не касаться!

— Да. Я беспокоюсь о них обоих.

— Если бы они оказались поблизости, беспокойство было бы не таким сильным?

— Не понимаю, к чему ты клонишь.

— Она вам не пишет, — и снова Нанни не обнаружил вопросительного знака в конце предложения Селесты. — Вы, наверное, волнуетесь, не знаете, что с ней?

— Я не так давно здесь, как ты правильно заметил. Наверное, письма еще не дошли.

— Или у нее нет возможности отправить письмо. Такое тоже может быть. А ведь и двух строчек бы хватило, чтобы вы вздохнули спокойно. «Дорогой, я жива, и с сынишкой все в порядке»… Или как она вас там называет?

«Морячок». Виктория называет Нанни «морячок».

Мой морячок, что не слишком вяжется с униформой лейтенанта берсальеров. Не потому, что Нанни мечтал когда-то стать морским офицером, это была слишком мимолетная, слишком пугливая мечта. Из-за маленькой яхты, стоявшей на приколе в порту Массавы, — его, Нанни, яхты. Путь до Массавы из Асмэры занимает не так уж много времени, а с Викторией, которая сидит рядом, на пассажирском сиденье автомобиля, время и вовсе пролетает незаметно. За эти нечастые прогулки на яхте Нанни и получил прозвище «морячок», но Селесте знать об этом совсем не обязательно.

— «Дорогой, я жива, и с сынишкой все в порядке»… — снова повторил Селеста. — Вы бы дорого отдали, чтобы прочесть это. Чтобы услышать.

— Да. — К чему спорить с очевидным?

— Думаю, я мог бы помочь вам связаться с женой. И не только это.

— Что же еще?

— Она ведь обитает сейчас где-то на побережье, так? Недалеко от Римини, в Каттолике.

Нанни пытается вспомнить, когда успел рассказать об этом ушлому парню Селесте. Они ни разу не вели подробных доверительных бесед, как это бывает у лейтенанта с Барбагелатой. Все ограничивается приемом-передачей порошков, во время этого сакрального акта Нанни чувствует себя преступником. Если бы Виктория узнала об этом…

Она никогда не узнает об этом.

Нанни возьмет себя в руки и отвяжется от морфия в самое ближайшее время. И от Селесты заодно. Но когда же он успел проговориться о Каттолике? О ней знает лишь Барбагелата, но тот и слова лишнего демону-Даниэлю не скажет.

— Удивляетесь, откуда я знаю? — Селеста как будто прочитал мысли лейтенанта. — Просто я кое-что нашел несколько дней назад.

— Что же?

— Билет.

— Какой билет?

— Железнодорожный. Железнодорожный билет на Каттолику, уже пробитый. Зачем хранить картонку, которая никогда больше не пригодится, подумал я. Только из сентиментальных соображений. Только из-за того, что с этим билетом что-то связано…

— И где же ты нашел билет?

— В казарме, на полу. Он вывалился у вас из кармана.

— Ты не мог его найти, Селеста, — Нанни почувствовал, как кровь прилила к лицу.

— Но я нашел, — кукольная голова подмигнула лейтенанту сразу двумя полустертыми глазами. — Смотрите, вот он!

Через мгновение маленький рыжеватый кусок картона перекочевал в руки Нанни. Так и есть, Каттолика, седьмой вагон, двадцать первое место. Это место занимал лейтенант Нанни Марин в поезде, который мчал его к жене. В краткосрочный отпуск после ранения. Плечо болело уже тогда, рана все не затягивалась, но Нанни не обращал на это никакого внимания.

Счастливые времена. Счастливый поезд. Счастливый билет.

— Что же ты не отдал его сразу?

— Эээ… Отдаю теперь.

Нанни никогда не носил этот билет в кармане. Он хранил его за отворотом бустины. Там же, где и все остальные свои сокровища. А демон просто обшарил сумку лейтенанта своими лапами (теперь они кажутся Нанни липкими, как у паука), перетряхнул ее до основания, влез в самое сокровенное. Нагадил в прошлом Нанни и попытался испачкать будущее. А что же сам Нанни? Вместо того чтобы двинуть мерзавцу по физиономии, стоит и переминается с ноги на ногу.

Нанни не хочет ссориться с Селестой, вот что!

Если уличить Селесту в воровстве и пригрозить ему разоблачением, тот может обидеться. И тогда — прости-прощай, чудесный порошок! Может, лейтенант и правда вытащил билет из бустины, да позабыл об этом? Или вообще не клал его туда, где живут сбывшиеся и еще неосуществленные мечты? Наверное, так оно и есть, Нанни просто забыл.

Забыл.

Забыл положить, забыл, что вынул, — забыл, забыл!

Голова у Нанни в последнее время соображает туго, а Селеста тут вовсе ни при чем. И лицо у него безмятежное, как у фарфоровой куклы. На нем нет ни единой морщинки, ни единой лживой складки.

— Что ж, спасибо, Даниэль.

— Всегда пожалуйста! Так я был прав?

— О чем ты?

— Ваша жена живет сейчас в Каттолике.

Нанни заколебался. Селеста так настойчив, что отмолчаться вряд ли удастся. Сказать правду или солгать? Ничего страшного в правде нет. Селеста — его боевой товарищ… Ну, или просто товарищ. Он не слишком церемонится с журнальными красотками и юным Тулио, он позволяет себе отпускать сальные шуточки по поводу и без повода, и фельдфебель Барбагелата недолюбливает рядового. Но в отношении самого Нанни Селеста ведет себя безупречно.

Он всегда выполнял свои обязательства в отношении… чудесного порошка.

Да и что изменится, если лейтенант подтвердит догадки Селесты — пусть и коротким кивком? Ровным счетом ничего.

Но кивком дело не обошлось.

— Да. Она устроилась именно там, — сказал Нанни.

— По нынешним временам не самое спокойное место.

— По нынешним временам вообще не сыщешь спокойных мест.

Напрасно он подтвердил догадку кукольной головы. Ощущение, что он сделал что-то не то, гвоздем засело в сердце лейтенанта. Понять бы только, откуда возникло это ощущение.

— Не сыщешь, верно. Но всегда найдутся надежные люди. Которые помогут и защитят в случае необходимости.

— Что же это за люди?

— Надежные, я же сказал. Они… могут присматривать за вашей женой. Поддержать в случае чего. Я имею в виду не только моральную поддержку, как вы понимаете.

— С чего бы им беспокоиться о чужом человеке?

— Они — мои друзья. И вы мой друг. Я же могу назвать вас моим другом?

— Эээ…

Селеста в очередной раз ставит Нанни в неловкое положение. И в страшном сне он не мог бы представить себе такого друга. Другое дело — Барбагелата, с ним лейтенанта связывает Африка, связывает война. Но даже Барбагелата никогда не позволял себе подобной фамильярности. А что общего может быть у Нанни с Селестой, которого он знает без году неделя?

Порошок.

Его белые кристаллики слепят глаза даже сейчас. Забиваются в рот, мешают одернуть зарвавшегося наглеца.

— Мы ведь друзья, так?

— Да.

Зачем только Нанни произнес это «да»? Но слово уже выскочило из глотки и теперь змеей обвивает кукольную голову Селесты. Змея перемещается из одной пустой глазницы в другую, исчезает в глубине черепа, чтобы снова появиться — теперь уже во рту: Селеста на секунду высовывает кончик языка (подозрительно похожий на змеиный) и быстро облизывает и без того мокрые губы.

— Так вот. У меня есть пара друзей в Каттолике. Они приглядят за вашей женой. Или даже переправят сюда. К вам. Конечно, это потребует финансовых вливаний. Но семья — это такая штука, за которую любые деньги отдать не жалко.

Такая штука. Вот оно что.

— Я прав? — продолжал наседать Селеста.

— Насчет семьи?

— Насчет семьи и финансовых вливаний. Вы можете во мне не сомневаться, лейтенант. Я никогда не подводил вас и сейчас не подведу. Да и вам будет спокойнее, если любимая женушка переберется под ваше крыло.

— Что же требуется от меня?

— Сообщить адрес. И ждать благополучного завершения дела. Ну что, согласны?

Крошечная змея, свернувшаяся на губах Селесты, вырастает до размеров змея-искусителя. Не так уж он неправ, этот мокрогубый рядовой. Нанни и впрямь было бы значительно спокойнее, если бы Виктория с сыном поселились где-нибудь поблизости, хотя бы в том же К. Неизвестно, что ожидает всех их в ближайшие месяцы и даже дни. Во всем царит неопределенность. И в такой ситуации Виктории и впрямь лучше находиться рядом.

— Честно говоря, Селеста… Я не совсем понимаю, как ты собираешься осуществить это практически.

— Об этом можете не волноваться. От вас требуется сейчас лишь принципиальное согласие. Несколько писем. Самое главное — письмо вашей жене. Как ее зовут?

— Виктория.

— Красивое имя.

— Да. Но что касается денег…

— Об этом тоже можно пока не беспокоиться. Рассчитаемся позднее, когда станет ясно, куда катится вся эта война.

На этом разговор и закончился. И возобновился лишь тогда, когда Селеста в очередной раз вернулся из долины с новыми пакетиками, которые так ждал Нанни. Прежде чем отдать их, рядовой поинтересовался у своего командира, готово ли письмо?