Спрятаться не поможет - Марина Серова
– И чем же закончилось рисование заката? – поинтересовалась я.
– Ну, Кира вроде ничего путного не нарисовала, – вернулась к предыдущей теме Елена. – А вот бабушка, по словам дочки, сделала очень красивую картину в альбоме. Жаль только, тот альбом потерялся. Наверное, с переездом куда-то пропал – ведь всех вещей с собой не увезешь. А я бы очень хотела найти ту картину – в память о маме… Ладно, я что-то совсем вас заболтала. Можете не разуваться, проходите в обуви, а я попытаюсь поговорить с Кирой.
Сама Елена сняла туфли и аккуратно поставила их на тумбочку. Я последовала ее примеру – не хочется топтать уличными кроссовками чистый пол. Белоусова прошла прямо по коридору к запертой белой двери и постучала.
– Дочка, открой, пожалуйста! – попросила она. Спустя некоторое время дверь комнаты отворилась. Я увидела на пороге худощавую девушку среднего роста, одетую в серую майку и легкие шорты. Темно-каштановые волосы Киры были подстрижены под «каре», челку она заколола, чтобы та не мешалась. Лицо девушки выражало недовольство, словно мать отвлекла ее от какого-то важного дела. Однако испуга в глазах Киры я не заметила – непохоже было, что она чего-то сильно боялась.
Заметив меня, Кира нахмурилась и проговорила:
– Что случилось? У нас гости? Я занимаюсь, и у меня болит голова.
– Это я уже слышала, – спокойно заметила Елена. – Кира, это Евгения. Она хочет с тобой поговорить.
– Зачем? – девушка посмотрела на меня враждебно и заявила: – Мне некогда.
Я подошла ближе и, видя замешательство Елены, вступила в разговор:
– Кира, я хочу поговорить с вами по поводу ваших занятий в училище. Точнее, по поводу ваших пропусков пар.
– Вы что, из художки? – изумилась Кира. – У меня мигрень, я говорила Снежанне Александровне. Справки нет, но я делаю домашние задания дома.
– Нет, я не из училища, – покачала я головой. – Я – ваш телохранитель, и мне вы можете рассказать все, что вас беспокоит в последнее время. Мы можем поговорить наедине?
Кира посмотрела на мать, в ее взгляде теперь читалось искреннее удивление. Не сказав ни слова, она перевела взгляд на меня и, немного поколебавшись, спросила:
– Это правда? Вы действительно телохранитель? Или это ложь? У вас есть доказательства?
– Естественно, – я вытащила из кармана свое удостоверение и протянула Кире. Девушка внимательно просмотрела его, изучила с разных сторон, а потом вернула его мне. Однако я видела, что Кира сомневается.
– Могу показать лицензию на оружие и документы, удостоверяющие мою личность, – заявила я. – Мне от вас нечего скрывать, вы вправе требовать подтверждение того, что я та, за кого себя выдаю.
– Ну, удостоверение может быть поддельным, – заметила Кира.
– Дочка, это я наняла Евгению, – проговорила Елена. – Можешь ей верить, она не мошенница и не преступница. Евгения Охотникова – лучший телохранитель в Тарасове, она многим людям помогла. Это проверенная информация.
– Ладно, допустим, – произнесла Кира. – Хорошо, я согласна с вами поговорить. Только наедине, хорошо?
– Конечно, – кивнула я головой.
– Я пойду в кухню, чтобы вам не мешать, – сказала Белоусова. – Если хотите, можете закрыться в комнате, но я и так не войду.
С этими словами Елена направилась по коридору в глубь квартиры. Я улыбнулась Кире и спросила:
– Можно я войду?
Девушка кивнула, и я прошла в комнату молодой художницы. Кира заперла за мной дверь на замок – вероятно, она не доверяла матери и боялась, что та войдет или захочет приоткрыть дверь, чтобы подслушивать нас. При желании Елена запросто могла бы услышать, о чем мы разговариваем – сомневаюсь, что из кухни ей ничего не слышно. Однако едва я зашла в комнату, как услышала тихие звуки какой-то телепередачи – похоже, на кухне находился телевизор, и Белоусова специально включила его, дабы не мешать нам с Кирой. Что ж, весьма разумно с ее стороны, по крайней мере можно надеяться на то, что девушка решится на откровенный рассказ о событиях, так взволновавших ее.
Кира прошла к столу возле окна и села на табурет. Комната девушки была хоть и просторной, но едва вмещала всю находившуюся здесь мебель и художественные принадлежности. Здесь царил не такой порядок, как в коридоре – письменный стол был весь завален листами, из-под них едва виднелась клавиатура включенного ноутбука. Рядом стоял открытый чемоданчик на ножках – как я догадалась, этюдник. На кровати лежали огромные листы с рисунками, выполненными карандашом. В комнате находилось два шкафа – один, как я поняла, для одежды, другой – книжный сервант, заставленный толстыми томами. Наверняка литература об искусстве, подумала я про себя. На полу стопкой стояли холсты разных размеров. Некоторые из них были пустыми, некоторые были измазаны масляными красками, по крайней мере я видела сбоку неаккуратные мазки. На самом крайнем полотне я увидела натюрморт – металлический самовар на столе, возле которого стоят чашки, заварочный чайник и лежит полотенце. Фоном для постановки служили бордовая тряпка с узорами и белое полотенце с красной вышивкой.
– Это вы написали? – кивнула я на холст. Кира сидела на стуле, буравя меня испытывающим взглядом. Мой вопрос вызвал у нее удивление – вряд ли девушка ожидала, что я стану интересоваться ее живописью. Немного погодя, она кивнула.
– Да, а что?
– Красиво, – заметила я. – Никогда не умела рисовать.
Натюрморт и в самом деле мне понравился, несмотря на то что он стоял боком и картинку я видела не фронтально. Я не разбираюсь в живописи, но было в работе Киры нечто необычное, заставляющее долго изучать ее работу, не отрывая взгляда. Можно сказать, картина притягивала к себе, хотя некоторые предметы были не совсем ровными, а на красной тряпке переливались разноцветные мазки разных размеров. Но в целом полотно смотрелось гармонично и не вызывало какого-либо диссонанса. Тетушка Мила, как я уже говорила, порой вытаскивала меня на выставки или на вернисажи,
