Спрятаться не поможет - Марина Серова
– Не надо предполагать самое плохое, – заявила я. – Я, конечно, не психиатр, но если смогу побеседовать с вашей дочерью, то пойму, является ли ее поведение следствием психического расстройства, или всему виной внешние причины.
– А еще я знаю, что в Японии многие подростки становятся хикикомори, – словно не слыша меня, продолжала Елена. – Там это очень распространено. Вы, наверное, слышали, что девушки и юноши запираются дома, сидят там безвылазно, а потом кончают жизнь самоубийством!
– Но мы же не в Японии, – возразила я. – И потом у нас – совершенно другой менталитет. В Японии же люди привыкли всю жизнь трудиться с утра до вечера, для них очень важно «не потерять свое лицо». Хикикомори – это подростки, которые запираются дома в первую очередь потому, что они чувствуют стыд. Они не могут работать, как все обычные люди, и считают себя никчемными, лишают себя права на счастье. Многие хикикомори уже имеют опыт работы, при этом они занимались очень тяжелым, выматывающим трудом и подвергались издевательствам со стороны начальства. А насколько я поняла из вашего рассказа, у Киры с учебой все было хорошо, она получала высокие оценки за свои работы. У нее просто нет причин становиться так называемым хикикомори. Многие затворники страдают также аутизмом. Скажите, у вашей дочери есть какие-либо заболевания психики, связанные с неспособностью находиться в социуме?
– Нет, Кира здорова…
– Вот видите! – воскликнула я. – Не надо себе надумывать не пойми что. Мне кажется, причина изоляции Киры кроется во внешних факторах. И раз уж вы меня нанимаете, я найду причины и выясню, чего так боится ваша дочь.
– Так вы согласны взяться за мое дело и охранять Киру? – с надеждой посмотрела на меня Елена. Я кивнула головой.
– По поводу оплаты вашего труда не беспокойтесь, я могу заплатить вам прямо сейчас! – заверила меня Елена.
– Для начала я бы хотела познакомиться с вашей дочерью и побеседовать с ней, – заявила я. – Раз вы знакомы с моими расценками, то знаете, сколько стоит день моей работы. Расплатитесь со мной, когда я завершу свою работу.
– Хорошо, как скажете, – произнесла Елена. – Вот только я боюсь, как пройдет ваша встреча с Кирой. Если я скажу, что наняла для нее телохранителя, она может испугаться или начать нервничать. А то и вовсе откажется с вами разговаривать…
– Не беспокойтесь, если Кира чего-то боится, она наверняка не станет возражать против моей помощи, – заявила я. – Я сама скажу ей, кем я являюсь. Если хотите, можете представить меня своей знакомой, или репетитором иностранного языка, хотя думаю, это не понадобится. Просто скажите дочери, что я хочу с ней побеседовать, и лучше, если мы сделаем это наедине. Возможно ли устроить нашу встречу с Кирой сегодня?
– Да, мне так даже удобнее, – сказала Елена. – Завтра я должна быть на работе, а сейчас я свободна.
– Тогда давайте поедем прямо сейчас к вам домой, – предложила я. – Надеюсь, что Кира никуда не уйдет, иначе мне придется ее искать…
– Конечно, как скажете! – полностью согласилась со мной женщина.
Я попросила у официантки счет, мы с Еленой расплатились за заказ. Женщина и не притронулась к своему штруделю – несчастный рулет, разломанный на мелкие кусочки, так и остался сиротливо лежать на блюдце…
Глава 2
Елена Белоусова с дочерью проживали на улице Фурманова. Пока мы ехали в моей машине, моя клиентка сообщила мне, что раньше, когда ее мать была жива, они жили в трехэтажном доме в Зареченском районе. Дом был старый, и зимой в квартире возникали проблемы с отоплением. Из-за этого приходилось включать обогреватель, но даже он не помогал – приходилось сидеть в теплых свитерах и штанах, чтобы как-то согреться. К тому же часто не было света, и мама Елены купила керосиновую лампу, чтобы Кира могла учить уроки.
– Сидели при свечах, прямо как в девятнадцатом веке, – невесело усмехнулась Белоусова. – Сейчас это считается романтикой, но я ничего романтичного в этом не вижу. Когда мама умерла, я затеяла ремонт – сама клеила обои на кухне в свои редкие выходные. Успела сделать только кухню.
Потом дом признали аварийным и жильцов расселили. Несмотря на то что дом простоял бы еще много лет, его полностью разрушили, а Елене чудом досталась двухкомнатная квартира в девятиэтажном доме, практически в центре города. Соседям Белоусовых повезло меньше – кого-то отправили в поселок Солнечный, кого-то – на Третий Пролетарский проезд, кому-то пришлось жить в том же Зареченском районе в однокомнатной квартире.
– И Кире, и мне сразу понравилось наше новое жилье, – заметила Елена. – Мы живем здесь уже пять лет и ни разу не делали ремонт. Кире, конечно, пришлось перейти в новую школу, но она там быстро освоилась, и ее успеваемость не пострадала. И с одноклассниками моя дочь поддерживала нормальные отношения. У нее даже подружка была, Маша, с которой они сидели за одной партой. Жаль только, что сейчас они отношения не поддерживают – школьная дружба заканчивается, стоит только бывшим одноклассницам выбрать разные учебные заведения…
– Как вы считаете, Кира – общительная девушка? – поинтересовалась я. Елена неопределенно пожала плечами.
– Можно сказать, что она неконфликтная, – проговорила Белоусова. – Характер у Киры спокойный, но людей она близко к себе не подпускает. Держится от сверстников на расстоянии. Поэтому я и переживала, что с Машей они больше не общаются – какая-никакая, а дружба была. Маша, конечно, не особо прилежно училась, но на Киру плохо не влияла. Мне кажется, что дружба с моей дочерью дисциплинировала Машу – по крайней мере, ей удалось поступить то ли в институт, то ли в университет. Кира говорила, что сейчас девушка учится на факультете социологии. Сами понимаете, насколько большая разница выбранных профессий – одна – художница, другая – социолог. Поэтому, наверное, у них не осталось общих тем для разговоров.
– А в училище Кира с кем-нибудь подружилась? – полюбопытствовала я. Елена задумалась.
– Не знаю, лучше вам у нее самой спросить. Мне Кира не рассказывает подробности своей социальной жизни в училище. Она говорила
