Я тебя не знаю - Иван Юрьевич Коваленко
Сейчас это не важно. Он на работе.
В алтаре за иконостасом горел свет – значит, кто-то там находился. Наверное, священник.
Воздух внутри церкви был по-своему прозрачен. Кажется, вот-вот распадется на крошечные шарики, а между ними образуется что-то, что будет пролегать вне времени и расстояния, – туннель в иной мир, совершенно недоступный там, за пределами храма.
Какая-то женщина стояла на коленях перед иконой и молилась. В руках маленькая книжечка.
Через некоторое время из алтаря вышел пожилой мужчина в подряснике. Седые волосы собраны в хвостик. Серьезное спокойное лицо.
Тимофей направился к нему.
– Здравствуйте, – сказал он.
Седовласый старец остановился. Между ними состоялся едва ощутимый молчаливый диалог, который происходит всегда, когда два незнакомых человека пытаются заговорить.
– Как я могу к вам обращаться? – спросил Тимофей.
– Отец Сергий.
– Отец Сергий, меня зовут Тимофей, я следователь полиции.
Священник жестом указал на скамейку, которая стояла у боковой стены храма. Рядом никого не было. Молящаяся осталась в другом конце церкви, ее не было слышно. Еще одна женщина, вдали, собирала огарки свечей с подсвечников.
Тимофей не мог избавиться от необъяснимого внутреннего смущения, но списывал это на «подкорку», в которой копилось веками: храм – это храм, а священник – посредник между человеком и Богом. Даже если и окажется, что никакого Бога на самом деле нет.
– К вам иногда заходит девушка. Ее зовут Алиса.
Он так и сказал – «заходит», потому что все в ее походке и поведении говорило, что сегодня она была здесь не первый и не второй раз. Вполне возможно, она просто стояла перед образами и молилась – и, зная ее внешнюю замкнутость, можно было подумать, что так оно и было, – но Тимофей чувствовал, что это не так. Такие люди, как Алиса, какими бы закрытыми ни были, нуждаются в тепле. И когда тебя отвергает весь мир или ты отвергаешь его, остается одно-единственное прибежище – мир необъяснимого. Для кого-то это алкоголь и наркотики, но самые счастливые (наверное) обретают этот мир в духовной жизни. Даже будучи абсолютно далеким от религии, он понимал, что храм – это, скорее всего, лучшее место для таких душ, а потому испытывал к отцу Сергию некоторый пиетет – ведь именно в нем, по-видимому, Алиса нашла утешение. А значит, это как минимум человек, который пытается делать мир лучше.
Двадцать секунд, что они сидели, не произнося ни слова, многое сказали Тимофею. Никогда прежде он не сталкивался с такой тишиной. «Этот человек целостен, – подумал Тимофей, – а значит, лучше всего говорить с ним прямо – иначе все будет разрушено». Поэтому и не стал ходить вокруг да около, а сразу спросил про Алису.
Отец Сергий молчал. Они словно поменялись местами, и теперь Тимофей находился на допросе, и это он сидел, ожидая, когда человек напротив скажет хоть что-то.
Тимофей плохо разбирался в вопросах религии, но одно знал точно: ни один священник не раскроет тайну исповеди. Что-то вроде адвокатской тайны. Вопрос был в том, сможет ли отец Сергий что-то подсказать? Иногда для этого и не нужны слова.
– В чем вы находите опору? – спросил отец Сергий. Его голос был тихим, но не приглушенным. Скорее всего, он старался, чтобы их разговор никто не слышал, поэтому Тимофей тоже перешел почти на шепот.
– Какое это отношение имеет к вопросу? – сказал Тимофей.
– Всем нам нужна опора. И я хотел спросить, в чем она у вас? Так я пойму, есть ли смысл в нашем разговоре.
С Тимофеем никогда не говорили вот так – прямо, твердо, но при этом абсолютно спокойно. Это был для него новый вид силы, какой-то мощи, в которой нет «насилия». Океан, который и был, по сути, океаном. Тимофей один раз оказался на побережье и в первый день своего пребывания у океана почти все время стоял на берегу, смотря вдаль. Вокруг играли дети, взрослые лежали на деревянных кушетках, кто-то пил алкоголь, кто-то читал, а кто-то вообще ничего не делал. Так всегда происходит на море. К концу дня Тимофей абсолютно сгорел, к коже невозможно было прикоснуться, но всю ночь, несмотря на сильную боль, он «слышал» воду, видел ее и представлял, что она бесконечна во всех своих измерениях.
Вопрос отца Сергия был понятен, но он решил на него не отвечать. В конце концов, кто тут полицейский?
– Дело Алисы закрыто, – произнес Тимофей. – Она и не была обвиняемой. По большому счету даже подозреваемой оказалась условно, поскольку это чистая формальность: она – близкий человек того, кто погиб. Я тот, кто ее допрашивал. У меня есть ощущение, что я не все знаю про произошедшее. Полицией дело закрыто, но для меня оно не закончено.
– Вы говорите, что полиция ее ни в чем не обвиняет?
– На сегодняшний день – да.
– Значит, дело закрыто, – ответил отец Сергий и поднялся со скамейки.
Тимофею пришлось собрать все силы, чтобы не повысить голос – так неуважительно с ним мог обходиться только начальник, да и то, когда был не в духе. Он догнал седовласого старца.
– Давида отпевали, – сказал Тимофей. – Это значит, он не убивал себя.
Отец Сергий не стал оборачиваться. Сегодняшний разговор был окончен. Покой Алисы – в этих стенах, и любое слово могло разрушить его на каком-то тонком уровне. Возможно, священник заботился именно об этом. И только это удержало Тимофея от того, чтобы не прижать этого человека к стене, как он делал уже один раз в жизни с подозреваемым, когда его все-таки вывели из себя.
Первое посещение церкви прошло не самым лучшим образом. Нужно будет подробнее узнать про этого священника, и, возможно, тот станет сговорчивее.
Тимофей, ты же и раньше знал, что несовершенен. Но теперь оказывается, у тебя не хватает терпения. А ты-то считал, что хватает!
Весь понедельник он провел в расстроенных чувствах. С легкостью справляясь с получасовыми молчаниями, он, как стало ясно, слаб при игре «в долгую».
Он и раньше знал, во время тех или иных «подвисших» дел, что ему по-настоящему неймется, как бы поскорее все разрешилось. Но эмоции, как правило, находились под его контролем – ему всегда удавалось смотреть на ситуацию «сверху», а значит, в определенной степени управлять ею. Здесь же что-то иное. И не успокаивали ни слова Варвары («Ты слишком зациклен. Она просто обнажила какую-то слабую сторону в тебе, а ты смириться с этим не можешь»), ни время.
Кстати, об отпевании и похоронах, которые прошли пару дней назад. Алисы там не было – только несколько родственников и друзей со стороны усопшего. Да сам Тимофей.
С ним вежливо здоровались: одни считали его родней погибшему, другие – знакомым. Для всех он был представителем «другой стороны», но в итоге не получил от происходящего почти никакой информации.
В какой-то момент он заговорил с девушкой, которая, как и он, была никак не связана с остальными людьми.
– Вы хорошо его знали? – спросил Тимофей.
Она кивнула.
– Все как-то неожиданно, – пробормотал он.
Она не смотрела на него, но в ее душе происходила борьба.
– Я знала, что она не придет, – произнесла наконец девушка. – Сделала все, чтобы Давид умер. Иногда мне казалось, что их отношения – забавная игра с ее стороны, «как долго он протянет». Давид отдавал ей все силы, а она их брала, брала и в итоге забрала все до последнего.
– Вы были с ней знакомы?
– Видела пару раз. А с ним я сама встречалась некоторое время, хотя он меня бросил, и я, по идее, должна его ненавидеть. Но ненавидеть Давида невозможно. Это был светлый человек, который всем дарил надежду, и я никогда не поверю, что он был счастлив, живя бок о бок со своей противоположностью. Свет и тьма. В одну из встреч мы провели вместе минут пятнадцать, столкнувшись на одном мероприятии, в другую – и того меньше. Оба раза он был с ней. И я не могла отделаться от мысли, что между ними, да, действительно что-то есть, но совсем не то, что должно быть между любящими друг друга. Он был на одном уровне, а она – на другом. И их миры искрили при соприкосновении. Вернее, искрил только его, а ее издавал что-то вроде глухого удара колокола. Понимаете?
Тимофей медленно кивнул.
– И еще мне почему-то кажется – вернее, я знаю точно, – он не собирался умирать. Хотя его последние работы и были сплошь печальными. Но такие, как он, не сходят с ума настолько, чтобы оборвать свое существование. Я жила с ним какое-то время, и есть вещи, которые в человеке не исчезают и не появляются – даже если судьба забрасывает его на дно.
Девушку звали Екатерина, и она не была похожа на человека, который что-то себе надумывает. Но ревность – страшная сила, порой
