Я тебя не знаю - Иван Юрьевич Коваленко
– Сегодня я видел ее с другим мужчиной, – сообщил наконец он. – Они шли, держась за руки, и были похожи на влюбленных. Она выглядела счастливой.
Наверное, Тимофей привык в работе ко всевозможным неожиданностям, поэтому слова старика не произвели на него никакого впечатления. Он только почувствовал, что стена, которую судьба для него строит, дополнилась еще одним кирпичиком.
– До этого я сталкивался с ней дважды. Радостью она не светилась.
Тимофей сделал глоток кофе. Кажется, он тоже не будет спать.
– Что вы знаете о ней? – спросил Александр Иванович.
– Факты говорят о том, что ее жизнь не была счастливой, – сказал Тимофей. – Хотя как знать. Родители ее умерли, когда ей было десять лет, росла она в небольшом поселке городского типа. Потом переехала в Москву. Информации о ней немного, но преступницей она не была. О ее личной жизни мне ничего не известно, кроме… последних событий.
– Она похожа на человека с двойственной натурой? – Александр Иванович выглядел заинтересованным, словно стал полноправным участником расследования. В принципе так оно и было, если смотреть на вещи широко.
– С двойственной натурой? Она похожа на странного человека. Ни на злодея, ни на добряка. Вещь в себе. И сегодня вы своим сообщением меня не удивили.
– Пару дней назад она написала мне на электронную почту. Откуда у нее мой адрес? Предложила встретиться и показала студию, где хранились работы ее друга. Мне нужно было засвидетельствовать, что со временем эти картины становились все более депрессивными. Что ее друг занимался самоуничтожением. Она была удовлетворена, когда я согласился с нею.
– Где находится эта студия?
– Недалеко отсюда.
– Мне нужен email, с которого она вам написала.
Александр Иванович достал смартфон и через некоторое время показал письмо.
– Перешлите его мне, – попросил Тимофей.
Получив сообщение, он тут же переслал его Варваре с короткой припиской: «Проверь, пожалуйста».
– Вы считаете, она убила его? – спросил Александр Иванович.
– Убить можно по-разному, – ответил Тимофей…
Попрощавшись с Александром Ивановичем, Тимофей вышел на улицу. Сразу же позвонила Варвара.
– Тимофей, я больше не могу делать это для тебя. – Голос в мобильном телефоне был спокойным, но чувствовалось, как неловко ей отказывать. – Мне и с первой-то проверкой оказалось непросто: ни ордера, ни повода. Эти люди нужны для более важных ситуаций. Они не задают вопросов, но наш негласный уговор: «неофициально» я их беспокою только в крайнем случае. Этот случай не крайний. Ты увлекся.
– Варвара, я понимаю. И если у тебя ничего не получится, хуже не станет.
«Потому что все и так хуже некуда», – подумал он.
– Послушай. Я всегда делаю что могу. Но это действительно не тот случай. Ты предлагаешь мне узнать данные человека, который ни в чем не обвиняется и даже официально не подозревается. Игра твоего ума – это, конечно, довод для меня, но у меня есть работа, а она подразумевает определенные обязанности и ответственность. Может пострадать моя репутация. Давай ты попробуешь разобраться сам. А если получишь предписание от руководства, я сразу его выполню.
Ночной город – иная реальность. Осень приближалась к концу, листьев на деревьях почти не осталось, дождь продолжал идти почти каждый день, в основном понемногу. Вот и сейчас асфальт был влажным, а потому казался разноцветным и украшенным. Возможно, за ночь опять образуется наледь.
Какие-то рестораны продолжали работать. Птицы спали, поэтому улицы казались еще более пустыми. Редкие прохожие погрузились в свои мысли. Все смотрели перед собой, и никто по сторонам или наверх, в небо.
Возможно, и неба давно никакого нет, и это он, Тимофей, все себе напридумывал. В конце концов, город дает многое для жизни: туннели и дороги, дома и провода между ними.
Но нет, небесная твердь никуда не делась. Однако на ней, затянутой ночными облаками, не было видно ни одной звезды.
В прошлом году Тимофей оказался за городом, шел по вечернему полю, окончательно испортил свои ботинки, страшно ругался, а потом посмотрел наверх. И растерялся от того, каким светящимся было пространство. Звезд с каждой секундой становилось все больше, и в какой-то момент они начали сливаться в единое полотно, которое при этом тут же распадалось на точки, стоило взгляду сосредоточиться.
У него тогда закружилась голова – он вспомнил, какими сильными могут быть настоящие впечатления. Сверху была непостижимость. И ее частью был он сам – конечный и бесконечный одновременно.
II
В жизни и сюжете порой случаются неожиданные повороты. Поэтому теперь нужно рассказать о моем друге – маркетологе. Он тоже связан со всей этой историей, причем самым загадочным образом.
Начать с того, что он не только маркетолог, но и писатель. Хотя правильнее называть его поэтом – не потому, что он пишет стихи (а он их не пишет), а потому, что не перестает смотреть на жизнь как на некое чудо. И книги свои сочиняет не для заработка и известности, а так – для себя. Хотя был момент, когда один из его романов начал продаваться, но это едва не разрушило его семью.
Он и его жена Мария. Историю их знакомства и то, как развивались их отношения, он подробно описал в своем последнем романе. Он назывался «Ревность» и особого успеха не имел. Книжка вышла небольшим тиражом, напечатал он ее за собственные деньги, и читателями были его родные и близкие да несколько друзей – вроде нас с Анисией.
О первом романе, который на некоторое время сделал его знаменитым, он говорит неохотно, словно те времена не только остались в прошлом, но исчезли совсем. О «Ревности», своем втором произведении, он тоже предпочитает не распространяться. Книга в книге. История ее создания описана в ней же самой:
«Став популярным, он получил заказ от издательства».
«В его ожиданиях все было прекрасно: за написанную книгу он бы получил миллион рублей».
«Тема романа – ревность. Нечто, что делает счастливых людей безумными слепцами».
«Книга едва не разрушила его отношения с Марией и, более того, едва не стоила ей жизни. Кроме того, он сам потерял работу».
Роман в итоге был написан, но позже срока. Издательство к тому времени от его услуг отказалось, денег он не получил, но обрел гораздо большее: заново Марию, заново себя и впервые в жизни отношения, которым, как мне кажется, уже ничто не угрожает.
Судьба дала мне возможность жить среди рассказчиков. Послушаем его. И то, как в его жизнь, прямым или косвенным образом, вплелась история Алисы.
Доверие – это волшебство. Как только мы с Марией договорились прожить жизнь вместе, все стало проще. Разногласия не ушли, но стали незначительными. Слабые стороны каждого уже не так выводили из равновесия. А то, что мы являемся полными противоположностями друг другу? В этом и есть главная мудрость жизни. Судьба не глупа. И мы постараемся ее не подвести.
«Ревность» была и осталась в прошлом. То, что Мария едва не погибла (об этом написано в книге), только укрепило нас обоих. Однако если ты любишь писать, то с годами ничего не поменяется. Мария это понимала, она мудрая женщина.
– В тебе же не умер писатель, – сказала она однажды.
Мы завтракали и готовились к рабочему дню. Мария уже успела привести себя в порядок и выглядела в привычном для себя образе – человека, у которого в жизни есть все: работа, муж и мир ее, цельный и целостный.
Так оно и было. Вся растерянность и неудовлетворенность, которые присутствовали в ней до нашего брака, испарились. Я не был легким человеком, но я был ее человеком. А прошлое? Оно-то дается для того, чтобы строить из него настоящее.
После того как вышел роман «Ревность», я перестал что-либо писать. По крайней мере, я больше не просиживал часами за компьютером. Среди файлов время от времени появлялись разного рода наброски и заметки, но никаких мыслей о новой книге не возникало. Возможно, я просто не подпускал их к себе, хорошо помня, как собственные амбиции едва не разрушили наши с Марией отношения.
Но Мария не была слепой. Она видела, что я по-прежнему люблю читать, сидя вечером в кресле. От нее не укрывалось и мое любопытство, которое я проявлял к любым новинкам, и как много времени я мог проводить в книжных магазинах, просто прогуливаясь между полками, разглядывая корешки и беря тот или иной экземпляр в руки.
Всякий, кто любит читать, в глубине души мечтает написать ту самую книгу. Иногда он ее действительно пишет. А иногда пишет, но в переносном смысле – своей собственной жизнью и поступками.
«Ревность» далась мне (и нам с Марией) слишком тяжело. И дело не только в том, что мы чуть было не расстались, а она
