Дети из детского дома напротив - Юлия Июльская
— Я часто уезжал отсюда, но всегда возвращался. — Громкий театрально вздохнул. О причинах возвращения лучше промолчать.
— Процветающий гостиничный бизнес тоже ваше детище?
— Нет-нет. Гостиница принадлежит Элеоноре. Я лишь поддерживаю ее. Финансово, советами. Мы с ней добрые друзья.
— Очень хорошо. Торговый центр — ваш? Не ошибаюсь? Для обеспечения населения качественными товарами и услугами, ничего не забыла?
— Хорошо, что напомнили! — Громкий хлопнул по столу ладонью. — У нас новый торговый центр открывается.
— Знаю.
Об этом центре говорили все. Утром в гостинице Лике уже успела наслушаться о прекрасном и замечательном магазине, об акциях и скидках, и о получении товара.
— Не забудьте отметить стремление в политическом направлении… — Громкий вновь вернулся к своему главному вопросу. Его немного раздражало, что журналистка без энтузиазма схватывает его идеи, его заслуги. Она не восхищалась им и вела себя слишком дерзко, заносчиво, высокомерно. Лика его разочаровала.
«Вот что большие города с людьми делают, — подумал он. — Не такая она и послушная. Ложное представление».
— Я талантливый управленец. — Громкий обвел рукой, охватывая своим движением все вокруг: лежащее, стоящее, кабинет в целом. Кто мог сомневаться в его словах? Он управлял строительной компанией и до сих пор был на свободе.
— И на какой ступени власти вы хотите оказаться? — спросила Лика. Она не пропустила мимо ушей то, что Громкий уже говорил, а лишь требовала подтверждения ранее сказанных слов.
— Я человек, который близок к населению своего города. Меня знают. И не побоюсь сказать, любят.
— Местная власть?
— Да, — кивнул Виктор Леопольдович.
— Если не ошибаюсь, существует такое понятие как несовместимость деятельности? — Лике очень нравилось изучать подобные вопросы. Жаль Марк всегда был против. — И вам придется распрощаться с бизнесом.
— Распрощаюсь. — Без тени улыбки сказал бизнесмен. Ох уж эти идеалистки. Это их бредовые идеи ломают мир, так хорошо сложенный низменными людьми.
— Я обязательно об этом упомяну в статье. — Лика широко улыбнулась и закрыла блокнот. — Вы очень интересный собеседник.
Громкий слегка покраснел. Он уже выбросил мысли из головы об очаровании юной девицы. Она оказалась не такая услужливая и преданная как верная собака, как верная Эля. Но сейчас… Она дала ему повод?
— Надеюсь, я увижу черновик статьи? — Виктор Леопольдович все еще не доверял Лике.
— Непременно. — Лика знала, что Марк всегда согласовывает заказные статьи с клиентами. А она никогда не соглашается с их правками.
Лика встала, за ней следом — Виктор Леопольдович. От его торопливых и неловких движений несколько папок со стола упали на пол.
Лика на мгновение замерла. Одна из папок раскрылась, на белых листах показались яркие, красочные картинки многоэтажных домов с подписью «Мечта детства».
Виктор Леопольдович уже тянулся за ними, но Лика оказалась быстрее.
— Это ваш новый проект? Как интересно. Что же вы промолчали? — Лика протянула папку. Интуиция или другие внутренние свойства говорили ей о том, что эта папка — сборник тайн Громкого.
— Я не молчу, — стеснительно улыбнулся Громкий, быстрым движением вырвав папку. — Пока об этом лучше не писать. Проект в разработке. Не могу знать, какие результаты будут. Вдруг дело успехом не закончится.
Виктор Леопольдович положил папку в самый дальний ящик. Какая все-таки судьба! Так тщательно готовиться, чтобы создать образ для журнала и … оказаться на грани провала из-за нелепого движения руки.
— Какие красивые картинки? А название — такое воодушевленное! Это дом для детей? — Лика настаивала на своем.
Громкий вздохнул.
— Вы наверно слышали о программе по обеспечению жильем выпускников детских домов? Моя компания будет заниматься подготовкой и будущим строительством таких домов здесь, в Витево.
— Это повысит ваш рейтинг, — уверенно заявила Лика.
— И все-таки, пусть это пока будет в секрете.
Лика неодобрительно взглянула на стол: что-то определенно тайное и нехорошее оставалось в этом кабинете, что Лика так и не смогла раскрыть.
— Сегодня приходите на открытие нового торгового центра, — напомнил Громкий. — Торговый центр — это рабочие места, достойная зарплата, ассортимент, все на высшем уровне. Все для наших людей. Увидите своими глазами.
— Обязательно. И о музее я помню. До свидания.
— Всего вам хорошего.
Лика быстро вышла из кабинета и оказалась лицом к другой двери с грозной табличкой: «Грачев». Ни инициалов, ни должности, ни графика приема. Только табличка в виде двух распахнутых черных крыльев птицы и устрашающая тишина за дверью, где обитает неизвестный Грачев.
Глава 5. Рассвет
Где-то рождался рассвет. По небу, словно по бесконечной ленте, тянулись облака — из густой тьмы они медленно превращались в синие, а затем в пепельно-серые. Чернота расступалась, уступая эту чашу весов дню. Но день и ночь всегда вместе, и если на одну чашу восходит день, на другой непременно начинает властвовать ночь.
Память — это тоже лента, лента из цветных фотографий, кадров из фильма, что именуется жизнью, которые застряли в глубинах разума. Чем мы становимся старше, тем длиннее становится эта лента, тем больше счастливых моментов остаются только кадрами на пленке, только воспоминаниями.
Воспоминания… Они заставляют нас осознавать, что прошлое невозвратимо. Они заставляют нас улыбаться самой грустной улыбкой в мире.
Алексей закрыл глаза.
Где-то на зеленой лужайке под ярким летним солнцем бегала детвора. Зимой всех посещает особая тоска и грусть, ощущение безысходности и неотвратимости судьбы, а в детском доме эти чувства более ощутимы. Но летом стирается любая тоска, все оживает и живет, все устремляется к небу, приближаясь к свету солнца. Лето — это вечный полет детства, вечное счастье.
В скудном дворе детского дома, где скрипели как престарелые деревья, качели, тоже было лето. И все этим наслаждались: играли, бегали, шумели, смеялись, сидели на цветастых подстилках, прятались за буйными зарослями ягодных кустов…
Это было много лет назад… Лет пятнадцать назад…
Маленький мальчик, крепко сжимая мяч, бежал по лужайке. Ему так натерпелось поиграть с ним. Напротив сидели несколько светловолосых девочек, которые бережно расчесывали волосы единственной кукле. Он не обратил на них внимания.
Мальчик так заигрался, что не услышал ни резких шагов, ни наглого смеха. Это были другие, более взрослые дети, лет по тринадцать. Они никогда не гуляли вместе, редко виделись, но в честь теплых летних дней всех детей выпускали гулять вместе.
— Твое время вышло. Мяч отдай! Пора нам играть, — грубо сказал один из них, высокий, худощавый, в веснушках.
Мальчик был растерян, он чувствовал себя самым одиноким ребенком в мире, но мяч отдавать не хотел.
— Там
