Галина Куликова - Женские штучки, или Мир наизнанку
Жанна громыхнула на кухне кастрюлей, будто напомнив, что они в доме не одни.
– Наверное, ты ждешь, что я извинюсь, – внезапно подал голос Вадим, и Ольга даже не сразу сообразила, что он имеет в виду их отношения.
Вадим изо всех сил старался глядеть ей в глаза, но у него плохо получалось, и взгляд то и дело убегал в сторону.
– Да, я именно этого и жду, – бросила Ольга.
– Ну, тогда извини. Мне было с тобой хорошо, но… ничего настоящего между нами так и не возникло.
Ольга окаменела. Так он пришел сказать, что бросает ее! Если сейчас накинуться на него с обвинениями, он будет только рад облегчить душу. Нет, фигушки. Она не станет упрощать этой пошлой парочке жизнь. Нужно хорошенько подумать, подготовиться и уж потом… Что она сделает потом, Ольга не знала. В голове ее билась мысль о том, что Жанна – несовершеннолетняя. Соплюшке только семнадцать, она даже не имеет права заказывать выпивку в ресторане и водить машину. Наверное, этим можно как-то воспользоваться, чтобы отомстить…
– Ну, оглянись на наши отношения, будь честной, – говорил между тем Вадим. – Между нами все время существовала дистанция.
«Я даже знаю, как ее зовут», – ехидно думала Ольга.
– Наша совместная жизнь оказалась чередой сплошных будней. Ни у тебя, ни у меня не возникало желания совершать милые безумства. Мы никогда не называли друг друга шутливыми прозвищами, не хохотали по пустякам… Да у нас и не было общих приятных пустяков! Все было так невероятно серьезно… Ты понимаешь, о чем я?
Она понимала. Она понимала, что он без ума от этой маленькой фиглярки, которая притаилась где-то на кухне и, наверное, почти не дышала, прильнув к щелке в двери. Нет, долго держать себя в руках она не сможет.
– Ты еще должен будешь вернуться на работу?
Ей необходимо высказаться. Как можно быстрее. Сегодня.
– Да. Освобожусь к одиннадцати.
– Но это чертовски поздно!
Когда Ольга принимала решение, она не терпела проволочек.
– Первое апреля, ты не забыла? День дурака. Очередная пьянка. Ты ведь знаешь: нашему народу дай только повод повеселиться… Начальник ждет, что я буду тамадой за столом.
– Жаль, – сухо сказала Ольга. – Я должна сказать тебе кое-что наедине. Без… свидетелей. – Она мотнула головой в сторону кухни. – Ну, значит, в другой раз.
– Да, в другой раз, – охотно согласился тот.
Вероятно, мужчины ощущают опасность, как ящерицы, и вовремя отбрасывают хвост.
– Я что-то не поняла: с какой стати ты явился днем? – спросила она, спохватившись.
– Хочу забрать кое-какие вещи. Не возражаешь?
– Да на здоровье. – Ольга широким жестом обвела комнату. – Вспоминай, что здесь твое…
Ему хватило четверти часа на то, чтобы побросать в сумку барахлишко. Все это время девчонка не показывалась, засев на кухне. Длинноногая белобрысая мерзавка! Ольга была уверена, что придумает достойную месть. Им обоим.
* * *
Лиза робко постучала в кабинет Ратникова. Она по-прежнему относилась к новому шефу с опаской, хотя он всячески выказывал ей свое расположение. Лизе нравилось, что он не фамильярничает, не позволяет себе пошлостей типа «лапочки», «киски» или «детки». В свою очередь Ратникову импонировало, что его новая помощница не прибегает к опереточным приемчикам вроде демонстрации ножек и хлопанья ресницами.
– Можно мне спросить? – осторожно поинтересовалась Лиза, не зная, как ее шеф отнесется к инициативе снизу.
– Давай садись, я весь внимание.
Ратников отложил бумаги и, сцепив руки перед собой, поглядел на Лизу тем особенным взглядом, который отрабатывал годами, – внимательным, дружелюбным и немножко нежным. Его светло-голубые глаза обежали всю ее и остановились на лице. Лиза тоненько кашлянула и сказала:
– Я тут все думала про историю с Неверовой Ниной Николаевной.
– Так-так, Лиза, умоляю, не бойся показаться глупой, высказывай любую идею. У нас нет покуда ни единой зацепки. Если что пришло в голову – давай, не томи.
– Мне кажется абсолютно невероятным, чтобы, проговорив больше получаса с Неверовой, мужчина ничего про себя не рассказал.
– Сухарев досконально выспросил ее о содержании той спонтанной беседы и не обнаружил там ничего ценного.
– Может, Неверова утаила кое-какие подробности?
– Зачем? Это ведь не в ее интересах.
– Возможно, она просто недооценивает важности того, что утаила.
– С чего ты вообще взяла, что она что-то утаила?
– Ну… просто я подумала: Сухарев – не тот человек, которому может довериться такая женщина.
Ратников вперил взгляд в полированную крышку стола, пытаясь вызвать к жизни образ Артема Сухарева, потом раздумчиво кивнул:
– Да, в этом что-то есть. Тогда, может быть, ты сама с ней побеседуешь?
– А этика? – нахмурилась Лиза. – Сухарев и так-то отнесся ко мне… э-э-э… несколько предвзято.
Ратников так удивился, что непроизвольно выпучил глаза и даже пару раз по-совиному моргнул:
– Предвзято? А как же его слащавая любезность, которой он одаривает всех без исключения женщин?
Лиза сморщила нос и решительно ответила:
– Никакой любезности. Со мной он ужасно недружелюбен.
– Странно, странно. Весьма странно. Ну да ладно. Если ты говоришь, что Неверова могла не до конца довериться Сухареву, я тебе, конечно, верю. Тогда, если не возражаешь, скажем, что автор идеи – я сам. В этом случае наш Тема не станет показывать характер.
Лиза кивнула, но все же сочла своим долгом предупредить:
– Конечно, я могу и ошибаться. Здесь нет ничего, кроме женской интуиции…
– А что? Это интересно. Уж чего только мы не использовали в своей работе! А вот женскую интуицию – еще ни разу.
* * *
Нина Николаевна сидела напротив Лизы и, надув губы, рассматривала свои изящные руки. Лиза уже составила о ней свое впечатление. Эдакая скрытая эгоистка. Веселая, жизнерадостная, готовая помочь… если это никоим образом не мешает ей решать свои проблемы. Себя, любимую, она всегда ставит на первое место. Собственные интересы – превыше всего. Ими она никогда не поступится. Но если вы впишетесь в график ее добрых дел, она вас с удовольствием осчастливит. Черт, таких людей трудно не любить. А любить – еще труднее. Они и нравятся, и вызывают досаду, и сердят, и восхищают…
Очень важно иметь в виду, что Нина Николаевна была красавицей. И еще артисткой. Она позволяла себе жеманиться даже перед женщинами, и глаза ее, когда она очаровательно моргала, были наивные-наивные, лишь иногда в них мелькала хитринка – вот, дескать, я тут разыгрываю роли, но вы-то, вы-то все понимаете…
Лиза решила, что самое правильное – сыграть с Ниной Николаевной Неверовой в ее собственную игру. Принять ее правила безоговорочно.
– Поверить не могу, – восхищенно сказала она, – что незнакомый мужчина может вот просто так, сразу проникнуться нежными чувствами к женщине. Ко мне никогда никто не клеится на улицах. Посмотрят оценивающе – и проходят мимо. Видимо, во мне не хватает чего-то эдакого…
Она окинула Неверову слегка ревнивым взглядом. Та приложила руку к груди и плаксивым голосом протянула:
– Ума не приложу, почему они ко мне цепляются…
Копна темно-рыжих волос рассыпалась по ее плечам. Волосы выглядели не просто ухоженными – заласканными.
– Вы очень красивая, – будто бы с неохотой призналась Лиза. – И прическа, и фигура, и ноги.
– Вот-вот, – встрепенулась Неверова. – Этот тип начал именно с ног.
– Да что вы? Впрочем, ничего удивительного, – спохватилась она, вспомнив, что подыгрывает.
– Говорит, ваши ножки привели меня в трепет. Если бы я встретил вас неделей раньше, обязательно уговорил бы вас позировать для рекламного снимка.
– Как волнующе! – Лиза шумно выдохнула. Это было и в самом деле любопытно. И чисто по-женски безумно интересно. – А для какого рекламного снимка?
– Не то чулок, не то колготок. Знаете, он минут пять бегал вокруг меня, цокая языком и потирая руки. Словно мои конечности – некое существо, отдельное от меня. Сущий болван!
«Что же ты раньше об этом не рассказывала, Нина-дубина?» – раздраженно подумала Лиза, а вслух воскликнула:
– Послушайте! А ведь он может быть рекламным фотографом!
Неверова завела глаза вверх и, секунды две поразмышляв, медленно кивнула:
– Да… Пожалуй, может. Боже, почему я сама об этом не подумала?! Не вспомнила наш разговор от первого до последнего слова? Какая я глупая! – И, тут же воодушевившись, повысила голос: – Да это просто чудо что за мысль! Он действительно говорил про колготки. А я-то даже внимания не обратила на его трескотню – идеальная лодыжка, хороший подъем…
