Шарль Эксбрайя - Музыка, вперед!
– Речь идет не об этом, синьора!
– Жаль… Это блюдо мне особенно удается. Я бы могла приготовить его для вас.
Внезапно дверь распахнулась от сильного рывка, и комиссар, обернувшись, увидел человека с горбом, которого пытались удержать несколько мужчин.
– Что такое?
Горбун вырвался из рук преследователей и подбежал к Бутафочи:
– Синьор комиссар, они хотят помешать мне поговорить с вами!
Учительница узнала Веничьо, де Беллиса, Бонакки и Венацца, столпившихся в дверях.
– Что вы хотите мне сообщить?
– Что вы не сможете встретиться с Лючано Криппа!
– Отчего же?
– Они его убили!
Ряды преследователей поредели. Данте обратился к Феличиане Каралло:
– Вы были в курсе?
– Нет. Но Лючано Криппа был отъявленным негодяем. Я не сожалею о его смерти.
– Может быть, вы даже рады этому?
– Если честно, то да.
– Это признание может дорого вам стоить. Эй, как вас там?
– Виргилий, сеньор. Сандрино Виргилий к вашим услугам. Я сапожник.
– Слушаю вас.
– Так вот, дон Лючано был моим другом. Он и я, мы были единственные настоящие фашисты во всем Страмолетто. Он сказал, что написал вам и что собирается выдать всех предателей. Они убили его, чтобы он не смог вам ничего рассказать.
Веничьо и Бонакки запротестовали:
– Не слушайте этого субъекта, синьор, он лжет!
– Неправда! Криппа принесли в дом к его вдове и положили на кровать в комнате. У него пробита голова.
Данте торжествующе повернулся к учительнице:
– Вот и преступление, синьора, и я могу поручиться, что убийца – один из ваших приятелей.
– Вне всякого сомнения, так как все люди здесь – мои друзья.
Комиссар все же колебался, спрашивая себя, а не сумасшедший ли этот Виргилий, как тот старичок в красной рубашке. Он обратился к Веничьо и Бонакки:
– А вы утверждаете, что это неправда и что синьор Криппа жив?
– По крайней мере мы ничего не слышали о его смерти, синьор комиссар.
Сапожник заволновался:
– Обманщики! Проклятые лжецы! Падре был там и карабинер тоже. Карабинер даже советовал мне молчать, потому что убийца скрывается среди нас! Это, по-вашему, выдумки?
Марио улыбнулся:
– Бедный Виргилий… Ты всегда был слаб на голову, но откуда ты взял подобные бредовые идеи?
Бутафочи прервал бесконечную дискуссию:
– Самое простое – пойти к Криппа домой.
Веничьо и Бонакки бледнели, но крепились.
– Мы в вашем распоряжении, синьор комиссар.
Они вышли вместе. Виргилий шествовал впереди. Барбьери и Пицци, встреченные по пути, присоединились к процессии. Когда они позвонили в дверь Криппа, Марио и его другу показалось, что сердца их перестали биться. Через некоторое время дверь отворилась, и на пороге появилась молодая женщина в ярком цветастом платье.
– Что вам угодно?
– Можем ли мы поговорить с синьорой Криппа?
– Это я.
Виргилий вытаращил глаза.
– Мы пришли по поводу печальной кончины вашего супруга.
– Лючано умер?
– Вы ничего не знаете?
– Но как, когда?
Разозленный Бутафочи набросился на Виргилия:
– Что это за шуточки?
– Она врет, синьор, клянусь вам. Труп в комнате на кровати.
– Хотите войти?
Они вошли. В комнате, куда вбежал Виргилий, не было ничего интересного. Кровать была пуста. Сапожник с тупым видом оглядывался по сторонам, как собака, потерявшая след. Веничьо и Бонакки сияли счастливыми улыбками. Венацца промурлыкал:
– Несчастный Виргилий! Он совсем спятил в последнее время.
Данте задумчиво произнес:
– Вполне возможно… Как впрочем, возможно и то, что здесь целый заговор. Но если это так, клянусь, я докопаюсь до истины. Пока что я готов допустить, что Лючано Криппа жив, но в таком случае, где же он? Если он не в мэрии, нам нужно его найти, и мы найдем его.
Они исчезли так же быстро, как и появились. Веничьо удалось немного задержаться в дверях рядом с сапожником.
– Виргилий… Тебе лучше забыть все это!
– Никогда! Дон Лючано убит!
– А тебя это волнует?
– Я хочу отомстить!
– Дурак!
ГЛАВА III
Аттилио Капелляро судили за государственную измену. Так определил его поступок Данте Бутафочи. Все население Страмолетто набилось в зал мэрии, не вполне понимая, всерьез ли это или всего лишь фарс. Не разбираясь в тонкостях политики, люди находили совершенно естественным, что после падения Муссолини Аттилио занял место Марио, а по возвращении Дуче Марио занял место Аттилио. Они не видели, в чем состоит преступление в такой чехарде, подсказанной здравым смыслом. Комиссар восседал за деревянным столом между Пицци и Барбьери, играющими роли присяжных. Так как учительница снова отказалась явиться, Пьетро Массачо, умеющий читать и писать, был назначен секретарем, несмотря на его протесты. Аттилио – главный обвиняемый – стоял у стены справа. Между ним и трибуналом на скамье смирно сидели его сообщники: де Беллис и Бонакки. Карабинер с ружьем сторожил подсудимых.
Эта история выходила за рамки понимания крестьян. Однако сам процесс судебного разбирательства так напугал их, что они, оробев, хранили молчание, наблюдая за происходящим.
Данте Бутафочи наслаждался, с затаенной гордостью созерцая мужчин и женщин, согнутых его железной волей и ловящих каждое его слово. Впервые он ощутил себя важной персоной. Это было чертовски приятно, и он пожалел, что бедная Леонтина не может полюбоваться им в такой момент. Данте с царственным величием обвел взглядом встревоженные лица, но тут же покраснел, поймав ироничную улыбку карабинера. Этот тип явно не принимал его всерьез. Данте почувствовал себя оскорбленным и решил для себя, что отомстит Джузеппе сразу же по возвращении в Фоджу. Вдохновившись этой мыслью, он торжественно начал свою речь:
– Жители Страмолетто!
Он немного помолчал, чтобы оценить тишину, наступившую после вступления. Затем продолжил:
– Вы знаете, зачем мы здесь собрались. Мы должны вместе осудить Аттилио Капелляро, изменившего родине и Дуче! Мы не можем проявлять малодушие, даже когда враг отступает по всем направлениям.
Пушечный выстрел громче предыдущих прервал речь Данте, и Бонакки воспользовался паузой:
– Если враг отступает, синьор комиссар, почему выстрелы усиливаются?
Поставленный перед констатацией очевидного факта, Бутафочи не нашелся, что ответить. Реплика трактирщика вынуждала признать противоречие, которое беспокоило и его самого, несмотря на доверие к официальным сообщениям. Он неловко вывернулся:
– Замолчите, Бонакки! Вы будете говорить, когда я вас спрошу. Вызывается свидетель Марио Веничьо!
Марио вышел вперед.
– Вы являетесь мэром Страмолетте?
– Я был им, синьор комиссар.
– Вы им являетесь и сейчас! Никто не имеет права сместить вас с должности, на которую вы были поставлены доверием ваших сограждан!
Польщенный Веничьо согласился:
– Это точно!
Пьетра Массачо прервал допрос:
– Я должен все это записывать?
Данте с жалостью посмотрел на него:
– Вы должны записывать все, что здесь говорится.
– Это невозможно!
– Почему?
– Вы говорите слишком быстро!
– Значит, пишите быстрее! Марио Веничьо, расскажите нам, что произошло после 25 июля?
– Так вот, синьор комиссар…
Из толпы раздался угрожающий голос Бьянки:
– Будь осторожен, Марио, когда станешь говорить про мужа моей двоюродной сестры!
С другого места поднялась растроганная Лаура.
– Спасибо, Бьянка, у тебя доброе сердце. При всех благодарю тебя!
Тут вскочила и Бьянка:
– Не переживай, Лаура. К чему нам ссориться, ведь мы почти родные сестры!
– Я и не собираюсь ссориться с тобой, особенно из-за пустяков!
– Только мужчины могут интересоваться такими глупостями.
– Бьянка, завтра я делаю пиццу, придешь отведать кусочек вместе с нами?
– Хорошо, я зайду вечером, утром у меня стирка.
Бутафочи был совершенно сбит с толку. Ему понадобилось некоторое время, чтобы осмыслить услышанное, и он не сразу нашел нужные слова, чтобы прекратить бабскую трепотню во время судебного заседания. Его привел в чувство вопль Массачо:
– Я не успеваю! Вы не могли бы приказать им говорить помедленнее, синьор комиссар?
Вне себя Бутафочи грохнул кулаком по столу:
– Хватит! Это скандал! Провокация! Массачо, идиот, вы не должны записывать ничего, кроме моих вопросов и ответов на них! Понятно? Карабинер!
– Слушаюсь!
– Первого или первую, кто будет мешать вести допрос, выгоняйте за дверь, а я наложу штраф в 1000 лир!
Немедленно воцарилась мертвая тишина – в Страмолетто не много найдется людей, располагающих подобной суммой. Бутафочи оглядел укрощенную публику.
– Я слушаю вас, Марио Веничьо.