Марина Серова - Мешок с неприятностями
Глава 4
Я с сомнением смотрела на замшевый мешочек с гадальными костями. Искушение было очень велико.
Однако велика была и опасность превратиться в рабу своей страсти, окончательно утратить самостоятельность суждений и способность принимать решения.
Жалкий конец знаменитого частного сыщика — «гордости нашего дома»… «Давай, давай, Таня дорогая! — подначивал внутренний голос. — Зачем тебе дедукция Шерлока Холмса, зачем „серые клеточки“ Пуаро? Зачем, в конце концов, твой собственный нюх, кстати, столько раз заводивший тебя черт знает куда?.. Знай себе бросай косточки да толкуй формулы — много ума не надо. Может, вообще лучше закрыть твое детективное бюро и заделаться гадалкой? Работенка непыльная — не твоей нынешней чета. И платят, что интересно, не хуже».
Усмехнувшись, я швырнула неразвязанный мешочек в ящик стола.
— Нет уж, дудки!
Ну вот, уже начала разговаривать сама с собой вслух. Это называется — крыша в пути, что, впрочем, в данной ситуации не удивительно. Если в ближайшие часы не разложу все по полочкам — чего доброго, и в самом деле рехнусь. Тогда и карьера гадалки мне не светит: придется устраиваться в «фирму» к моему другу капитану Папазяну, там еще берут дебилов.
Ладно, пора залить черный юмор черным кофе.
Я свернула шею недокуренной сигарете и двинулась на кухню, прихватив трофеи с места преступления: камушек из кулака убитой женщины и воскресный номер газеты «Тарасов» из ее сумочки.
Спать мне хотелось два часа назад, когда я еще ждала звонка падре Леопольда. Но когда стало ясно, что он не позвонит — по крайней мере, сегодня, — сон улетучился, уступив место звенящей пустоте. В этой пустоте моей черепной коробочки, как в невесомости, лениво плавали редкие мысли, тупо ударялись в стенки, отталкивались от них и уплывали, чтоб через некоторое время стукнуться снова. Каждый раз я надеялась, что к берегам моего туманного сознания прибьется нечто новое, долгожданное. Но мысли были одни и те же, и от этого однообразия, граничащего с безысходностью, я совсем пала духом.
Почему же он не позвонил? После того, как святой отец проявил полное понимание момента, после того, как не побоялся преступить божьи заповеди ради торжества справедливости, после того, как он предложил мне помощь, и особенно после того, как лихо провернул операцию по моей эвакуации с места преступления — из окна церковного туалета, выходящего практически под «козырек» склада магазина «Шарм» и совершенно незаметного для наблюдателей из соседних домов, — я в него поверила.
Кстати, падре Леопольд понравился мне с первого взгляда, а я привыкла полагаться на свой первый взгляд. Признаюсь, я даже начала втайне жалеть, что он именно «падре», то есть католический священник, давший один такой обет, который, пожалуй, не нарушит ни за что на свете. Или все-таки нарушит, если я захочу приложить некоторые усилия? Одним словом, я даже об этом думала, каюсь. Но он не позвонил, хотя сейчас так мне нужен! У меня и правда осталось множество вопросов. А больше всего я жалела, что не спросила об этой дурацкой бусине: вдруг ему знакома эта штучка?
Почему же все-таки он не объявился? Неужели испугался гнева своего небесного работодателя? Или еще проще — ментовских «наездов», санкций со стороны католического начальства… Нет, вряд ли: не похож этот Леопольд на «подлого труса». Может, его до такой степени замучили «следственные действия», что бедняга просто упал и уснул без задних ног? Забыл телефон, хотя хвастался своей математической памятью? Или случилось еще что-то?
В одном я могла быть уверена: падре меня не выдал. Иначе эту ночь я провела бы в другом месте — без кофе и сигарет. Только вряд ли она была бы хуже нынешней, наполненной стуком однообразных мыслей в пустой голове.
Еще утром у меня была одна проблема: неизвестный и непонятный Махмуд. Лишь его мне не хватало, чтобы обеспечить господину Кравчуку небо в мелкую клеточку. Так этого, оказывается, было мало! Теперь на меня свалилось еще и зверское убийство бывшей жены Кравчука. Убийство, в котором я сама замешана, что называется, по уши. Сиди вот и жди теперь, когда за тобой придут! А исчезнуть нельзя: это может быть воспринято как косвенное признание вины. Да и как исчезнешь, если я сейчас не только Таня-детектив, но и Таня-весовщица, которой с утра на рыночную работу тащиться.
Смерть Ирины Кравчук теперь занимала меня целиком и полностью, даже чертов Махмуд отступил на второй план. Хотя… Совершенно очевидно, что ее убийство имеет отношение к базарной мафии: бедняжка сама сказала об этом по телефону открытым текстом.
Я прикрыла глаза и стала прокручивать в памяти весь наш разговор, показавшийся мне долгим, но на самом деле занявший минуты четыре, не больше.
Ирина говорила быстро, явно действительно очень торопилась. Из-за спешки и волнения она почти ничего не сказала о сути проблемы, зато очень подробно остановилась на том, как вышла на меня. Впрочем, я же сама этого потребовала, чтобы убедиться, что ее звонок не ловушка. Если б я знала тогда, что поговорить по делу и с глазу на глаз нам так и не удастся…
Она ясно сказала: «Я должна рассказать, что замышляет Альберт… Я случайно узнала… У меня с ним свои счеты». И тут же: «Он давно меня убрал бы, если б мог: я слишком много знаю про его делишки… Но теперь он вынужден сдувать с меня пылинки». В то же время: «Они не угрожают, хотя заставить замолчать могут, у них много способов». Здесь «они» — люди Кравчука. И, наконец, главное: «Это не Альберт — другие… Но они тоже с ним связаны». Вот тут впервые появляются новые «они» — «другие».
Что же из всего этого следует? Похоже, не Альбертик «заказал» свою бывшую благоверную: она была нужна ему живой. В оценке сложившейся ситуации Ирина (математическая спецшкола плюс факультет психологии плюс житейский опыт) вряд ли ошиблась бы. Видимо, между бывшими супругами действовало некое соглашение — что-то вроде пакта о взаимном ненападении. Каждый из них, зная друг друга и учитывая, так сказать, юридические реалии, считал за благо избегать открытой конфронтации. Однако оба при этом, чтоб по возможности обезопасить себя, вели активную разведдеятельность в тылу условного противника. Разумеется, на стороне Альберта была грубая сила, поэтому он даже не считал нужным маскироваться, действовал по схеме «против лома нет приема». В распоряжении же Ирины имелось лишь одно оружие — ум и женская хитрость. Ну и еще один «щит» — права собственности.
Что мог, по большому счету, предпринять против нее бывший муж? Установить тотальную слежку, нашпиговать квартиру и телефоны «жучками», отобрать сотовый. Что он, видимо, и сделал. Еще? Ну, перекрыть банковский счет, отравить любимую собачонку, наконец, избить — это уж на самый крайний случай.
Только не убить! Тогда кто же?
«Это не Альберт — другие, но они тоже с ним связаны». А ведь я должна знать убийцу, поскольку знаю, кажется, все связи Кравчука! Я имею в виду, конечно, заказчика — хозяина, воровского авторитета, а не «шестерку» — исполнителя, который… Минуточку! А в состоянии ли «шестерка» перерезать женщине горло в церкви? Интересное получается кино…
Вот она — первая по-настоящему новая мысль, и поэтому в моей голове сразу просветлело. В самом деле: почерк убийства может быть ключом к разгадке!
Не каждый день, прямо скажем, человека лишают жизни таким жутким, душманским способом. Именно душманским, абрековским — ну как же я сразу за это не ухватилась! Перед глазами сразу встали кадры из фильмов, вспомнились газетные кошмары, рассказы людей, прошедших Афган, побывавших в Чечне…
Стоп, стоп. Не спеши с выводами, детектив: ты же еще в самом начале пути. Это лишь предположение — однако, надо признать, не лишенное оснований. Сформулируем так: на данный момент представляется наиболее вероятным, что убийца Ирины Кравчук — человек с Востока. Возможно, исламист-фанатик: ведь он пошел на убийство в стенах католической церкви, а это — надругательство над религиозной святыней.
Только фанатик не упустит такого случая. Вспомним — на что в первую очередь набросились албанские экстремисты в Косове, когда их спустили с поводка? На православные храмы и монастыри…
Я стала по десятому или даже пятнадцатому разу перебирать в уме деловых партнеров Кравчука, в загашнике у которых могли отыскаться люди с подобными методами. Но сколько ни поворачивала свой мысленный калейдоскоп — картинка не складывалась.
Самым вероятным кандидатом в исполнители убийства казался мне некто Сайд, именующий себя «шейхом»: мелкий, но чрезвычайно вредный бандит.
Со своей небольшой группировкой, насчитывающей не больше пятнадцати боевиков, самоназванный шейх то появлялся на тарасовском криминальном небосклоне, то снова надолго отправлялся на «гастроли», а куда — Аллах ведает. Объявляясь в Тарасове, Сайд обычно доставлял много хлопот коллегам Гарика Папазяна: совершал дерзкие налеты на магазины и обменники, устраивал шумные разборки, не брезговал заказами на самую грязную работенку При таком неспокойном образе жизни ему приходилось довольно часто обновлять свою шайку, но самому до сих пор удавалось выходить сухим из воды. Сегодняшнее убийство вполне соответствует почерку бандитского шейха: этот зарежет хоть женщину в церкви, хоть черта в преисподней — лишь бы заплатили.
