Людмила Васильева - ...И двадцать четыре жемчужины

Бурмин внимательно рассмотрел икону. Он сразу увидел, что письмо старое, хотя живопись кажется свежей.

— Старинная? — нагнулся над иконой Шульгин.

— Да. Если это не искуснейшая подделка, то можно предположить, что ей не меньше трехсот лет.

Рядом с иконой золотой крест. Шульгин взял его:

— Да... Ничего себе... граммов четыреста, не меньше. — Он вложил крест в руку Бурмина. — Ну-ка прикинь...

— Похоже, что литой.

— Как ты считаешь, вещи драгоценные?

— Не сомневаюсь. А у вас никаких сведений о них нет?

— Пока нет. Да, кстати, фамилия погибшего туриста — Фогель. Ганс Фогель. Тебе придется делать запросы. Займись этим немедленно. Икона и крест попали к туристу, конечно же, незаконным образом. Но нужны доказательства. С Петровкой я договорюсь, будете работать вместе. Сейчас инспектор тебя подвезет, оттуда позвони.

На рабочий стол Бурмина ложились все новые бумаги и фотографии, на которых были люди в одежде конца девятнадцатого века. Тут же снимки различных предметов — икон, ювелирных изделий старинной работы, репродукции с картин. Бурмин раскладывал их по кучкам, словно тасовал карты.

Сотрудник принес новые документы. Бурмин отложил их в сторону.

— Похоже, что вы решили завалить меня материалами архивов всей Московской области. Ну ладно, снимки ювелирных изделий нужны и списки вещей на розыске. А репродукции с картин зачем?

— Так, Владимир Михайлович, вдруг окажется, что дела о картинах помогут нам?..

— Зачем гадать? Делайте более тщательный отбор.

— Есть, товарищ майор, сейчас же распоряжусь.

Найденная в вещах погибшего туриста иконка отправлена к эксперту. Опрос обслуги из гостиницы, где останавливались туристы из ФРГ, ничего существенного не дал, так что пока ни единой зацепки.

Бурмин готовился к совещанию у полковника Шульгина, на котором будет обсуждаться план разработки операции. Он посмотрел списки вещей на розыске. Были в них и иконы, но похожей по описанию на найденную — «Положение во гроб» — не встретилось.

Бурмин выдвинул ящик письменного стола, положил в него часть бумаг, посмотрел на часы.

— Ого, уже четыре. — Встал быстро, как бы стряхивая оцепенение, и направился в кабинет Шульгина. Полковник отхлебнул из стакана чай. Предложил и Бурмину, подав ему стакан с хорошей заваркой.

— Ну как? Есть что-нибудь наводящее?

— Пока ничего. Документов гора, самому мне их не разобрать. Если бы не спешка, там на местах могли более толково отобрать нужное.

— Не паникуй. Все равно всю жизнь будет только срочное и непредусмотренное. А насчет помощников распоряжусь... К совещанию подготовился?

— Да. Вот набросал, посмотрите.

Пробежав бумаги, Шульгин усмехнулся:

— По такому плану ровно четверть управления должна на нас работать. Многовато...

— Так ведь иначе не получается.

— Знаю я тебя... Уже рассчитал: напишу побольше, все равно урежут... Так ведь?

— Исходил из реальности.

— Ну ладно. Через час совещание. Что дал опрос обслуги в гостинице?

— Почти ничего: из группы Фогель несколько раз отлучался, два дня подряд возвращался в гостиницу поздно. Вот и все.

После совещания Коля Сухарев, помощник Бурмина, заглянул в его кабинет: Владимир Михайлович дремал, сидя в кресле.

Коля осторожно перенес телефон на свой стол, стараясь не шуметь. «Ого, как намотался, — подумал о Бурмине, — я тоже пока передохну, а то, как глаза откроет, опять пошлет гонять по городу».

Телефонный звонок Коля прервал сразу, успев быстро схватить трубку. Незнакомый голос спросил:

— Товарищ Бурмин?

Коля определил, что голос принадлежит человеку пожилому.

— Он просил вас позвонить?

— Не сомневайтесь, молодой человек, я по государственному и весьма неотложному делу...

Бурмин открыл глаза. Коля протянул ему трубку. Звонил эксперт по иконам, Антон Герасимович:

— ...Выяснились важные и, осмелюсь сказать, неожиданные обстоятельства. Не знаю, можно ли в разговоре по телефону...

— Не стоит. Подождите меня, я сейчас приеду.

Реставрационные мастерские размещались в одной из старых московских церквей. В комнате, где работал эксперт, было достаточно светло, всю стену занимало окно, защищенное решеткой. Антон Герасимович, пожилой мужчина небольшого роста, в новом белом халате и докторской шапочке, кинулся навстречу Бурмину. Маленькие глазки его сверкали от возбуждения.

— Как я ждал вас, Владимир Михайлович! — Он прижал к груди пухлые руки. — Ведь иконка-то, иконка ценна не золотом и камнями... — Он замолк, словно артист перед публикой.

— Слушаю вас, Антон Герасимович. — Бурмин не сдержал улыбку.

— Вы фамилию Муренин слышали? Помещик Муренин?

— Приходилось.

— Так вы представить себе не можете, чья иконка к вам попала. Я как только в руки ее взял, так и обалдел, если можно так выразиться. Вот вижу, вижу, а поверить боюсь, ведь я еще до войны в Малые Камни с комиссией ездил, муренинскую коллекцию искал.

Бурмин понимал, что Антону Герасимовичу необходимо высказаться, и терпеливо слушал.

— Рассматриваю ее, дорогую мою, а лупа в руках прыгает, в глазах туман. Ах ты, думаю, так ведь и разум недолго потерять. Овладел собой, стал опять рассматривать и сопоставлять факты. А самому и так ясно: муренинская она, я ведь его опись на память знаю: «Икона «Положение во гроб»... Полагаю, что писана в пятнадцатом веке новгородским мастером, оклад золотой наложен много позже, в нем семь камней природной формы, главный — изумруд, цены значительной. Мария Магдалина, воздевши руки, в горести пребывает, которую словами выразить невозможно. Матерь божия прильнула к сыну...»

Но ведь муренинских списков у меня нет, звоню в министерство, прошу срочно прислать. Ждал, волновался. Прибыли списочки — все сходится, а все равно поверить окончательно боюсь. И ведь знал, где разгадка, где ключ. Обратной стороной поворачивал иконку, подойдите-ка к свету, полюбуйтесь, — вот он, трилистничек муренинский, знак его.

— И что же, сомнений у вас нет?

— Нету, дорогой Владимир Михайлович, уж поверьте мне, муренинская она, другой такой нет и быть не может. Вот ведь в описи и камушки перечислены, и размер обозначен. Подобной иконы я не встречал. Ведь Муренин, ах какой знаток был непревзойденный, он ценнейшие вещицы собирал.

Антон Герасимович сложил исписанные листки, подал их Бурмину:

— Почитайте, я пока предварительно написал. Если доверяете, подпишу как положено...

Бурмин вернулся в свою рабочую комнату после обеда. Он задернул штору и положил перед собой пожелтевший от времени лист бумаги.

Это была копия с описи коллекции, составленной когда-то Мурениным. Она разделена теперь на три части. Во второй части, где описаны найденные предметы, сделана пометка. Рядом с описанием вещей — золотого медальона с миниатюрным портретом Пушкина и нагрудной серебряной позолоченной иконкой с образом владимирской богоматери, выполненным в технике эмали, — рукою Муренина написано:

«Ноября месяца десятого числа 1912 года подарены мною Е. Т.».

Кто такой или кто такая «Е. Т.», до сих пор остается неизвестным. Но, видимо, многого был достоин тот человек, если Муренин не пожалел подарить ему такие ценности из своей коллекции. К описи приложена копия с рапорта егеря Опарина, датированная маем 1936 года:

«...найденные мною ценности происшествие такое получилось. На моем участке змей много попадает корову мою укусила гадюка от яду корова сдохла. Я их тварей стал бить и в етот день вчера у поваленова дуба называется Марьин дуб свален давно сильно заросши травой. К дубу ползла гадюка я ей на голову сапогом наступил она тут подохла и я нагнулся к дохлой змее промеж травы стекляшка будто валялась с железкой отломленная я взял зубом это золотая штука была. Я нашел в дупле в нутре дуба значит все что перечисляю после чего все закрыл в дубе и скоро поехал до участкового штоб сообщить ету важность про клад. Все описал как было ничего не схоронил для себя из клада потому как кажный должен по сознательности што ето для рабочей и крестьянской власти нужно в чем подписался

Часть коллекции помещика Муренина нашел егерь Опарин, как и описывал. Лежала перед Бурминым справка, что Опарин Антон Кириллович погиб, защищая Родину в 1943 году, был руководителем группы партизан Больше-Каменского района. Награжден посмертно орденом.

После того как в 1936 году был найден клад, это событие связали с пребыванием в сторожке помещика Муренина, который скончался там в 1917 году. Припомнили рассказы про непонятную гибель его приближенного Кузьмы Бородулина.

Под развалинами печки нашли железную коробку, в ней еще четыре предмета — три небольшие иконы в окладах и одну нагрудную, украшенную камнями. Специалисты сказали, что это предметы большой ценности.