Феликс Меркулов - Хроника отложенного взрыва
Видимо, задержание стало первым шагом по реализации договора между ФСК и германскими спецслужбами по совместным действиям против урановой мафии.
Дмитрий Белугин «Столичная молодежь», 30 августа 1994 годаВ кабинет в тот день ворвался разъяренный Тинкин. Он бросил перед сидевшим за столом Белугиным свежий номер.
— Дима, что это за фигня? — с угрозой в голосе спросил Петр.
— Заметка, — спокойно ответил Белугин. — А в чем проблема?
— Почему мне ее не показал? Я веду эту тему.
— Тебя не было вчера. Не волнуйся. Данные точные.
— Плевать я хотел на твои данные. Это моя тема, не лезь в нее!
— Ты великий специалист в этом?
— Тебе русским языком объясняли, и не раз: нельзя подставлять друг друга. Если я пишу одно, не пиши вразрез. Показывай, советуйся. Мы должны работать одной командой. А ты выбиваешься из нее.
— Во-первых, успокойся и не разговаривай со мной в таком тоне. — Дима встал, он был ниже Петра, но чуть шире в плечах. — Во-вторых, у тебя свои источники информации, у меня свои. Если ты работаешь еще на кого-то помимо газеты — это твои проблемы. Я не буду советоваться с тобой только потому, что тебе надо кому-то угодить. А если что-то не нравится, то иди к Павлову.
Неожиданно Петр схватил Диму за грудки и прошипел:
— Ты русский язык понимаешь? Не трогай уран.
Дима освободился от захвата и оттолкнул Тинкина:
— Вали отсюда!
— Мальчик, ты даже не представляешь, во что влез… — прошептал Петр, выходя из кабинета.
— Почему они так повздорили? — расспрашивал Гольцов.
— По большому счету, — Андреев неторопливо выпустил клуб сигарного дыма, — Тинкин был прав. То, что сделал Белугин, называется — подставить товарища. У журналистов существует специализация. Каждый сидит на определенной теме. Обрастает определенными связями. Порой у него появляются какие-то обязательства, пусть даже моральные, перед теми, с кем он сотрудничает. И вдруг приходит кто-то со стороны и бьет вразрез тому, о чем раньше писал журналист. Все оказывается совсем наоборот. Журналист попадает в дурацкую ситуацию: родная газета признает, что он был не прав. Мало того, получится очень некрасиво, если журналист уже пообещал кому-то «замолчать» тему или написать с определенной позиции.
— Но откуда Белугин узнал про уран, если над этой темой работал Тинкин?
— Кто-то слил Диме. — Андреев развел руками. — Причем этот кто-то знал, что не стоит обращаться к Тинкину, потому что у того есть свои обязательства перед противоположной стороной… Вы совсем не пьете кофе.
Перед Гольцовым до сих пор стояла полная чашка, принесенная официанткой.
— Что-то не хочется, — произнес Георгий. — Вы были на работе в день убийства Белугина?
— Естественно.
— Как все происходило? — Гольцов потихоньку набирал обороты.
— Кто-то пообещал Диме передать интересную информацию. Сказал, что «дипломат» с документами будет в камере хранения на Казанском. Утром ему передали номерок. На вокзал Дима поехал на машине редакции. Обратно — на такси.
— Почему машина не подождала его?
— Павлов приказал.
— Но ведь это быстро: взять «дипломат» и вернуться. В пробках дольше стоять, — не унимался Гольцов.
— Тогда движение было посвободней.
— Все равно.
— Павлов наказывал водителей, даже если машина задерживалась на минуту. У него пунктик по поводу машин: чтобы все были на месте.
Сладковатый запах сигар заполнил и этот кабинет. Аромат следовал за Андреевым, где бы тот ни находился.
— Почему же он вообще дал машину? — Безобидные на первый взгляд расспросы Гольцова становились все настойчивее.
— Павлов неплохо относился к Диме. Часто просил выполнить разные поручения: сходи туда, принеси то. Мальчики и девочки искали предлог отказаться — гордые. А Дима соглашался.
— Кто-нибудь видел, как Белугин вернулся на работу с кейсом?
Андреев на мгновение задумался:
— Не думаю, что кто-то обратил на это внимание. Это потом уже многие кричали: я видел, я был рядом. А Дима тихо пришел на работу, тихо открыл «дипломат». И взорвался.
Долгий разговор начал утомлять Андреева. Он несколько раз посмотрел на часы, показывая, что пора заканчивать. Взамен своей откровенности журналист рассчитывал на ответное расположение Гольцова. Вдруг понадобится что-нибудь уточнить или у Георгия появится какая-нибудь интересная информация… Он просто обязан принести ее сначала в «Репортер». О чем Андреев прозрачно намекнул Гольцову. Тот, безусловно, согласился.
— А что было после взрыва? — осторожно спросил Георгий после некоторого перерыва, когда разговор плавно повернул в другую сторону.
— О-о-о, — приглушенно и многозначительно протянул журналист. — В редакцию стали приносить целые чемоданы компромата на Ткачева.
— Кому приносили?
— Иногда сразу Павлову. Иногда — Тинкину. Мы несколько месяцев палили по Ткачеву из всех орудий. А потом… — Андреев резко замолчал.
— Что было потом?
— Потом враз все прекратилось.
Георгий вышел из редакции и посмотрел на часы. Вечером Михальский обещал подъехать к нему на работу, в Интерпол.
Российское национальное бюро Интерпола все так же располагалось на последнем этаже серого бетонного здания, затерянного среди безликих кварталов Новых Черемушек. Неосведомленные проходили мимо этого здания, не задерживая шаг. А посетители не всегда находили его с первого раза.
Михальский приехал за несколько минут до окончания рабочего дня. Гольцову пришлось спускаться и уговаривать сержанта. Ничего не попишешь, правила есть правила.
— Ты работаешь в пентхаусе, — заметил Яцек, когда они поднимались на лифте.
— А ты думал, мы как белые люди.
Апартаменты Гольцова представляли собой стандартный пенал: пятнадцать квадратных метров, на которых было тесно от мониторов, процессоров, принтеров. Несгораемые шкафы, убивавшие пространство, были переполнены.
— Скромненько тут у тебя, — произнес Михальский, усаживаясь на стул. — Хоть бы взятки брал, что ли.
— У кого?
Яцек почесал затылок и произнес:
— Да, работку ты себе нашел. Даже взятку не у кого потребовать. Разве что Бен Ладен раскошелится.
— А если его возьмут?
— Тогда беда. Останешься без работы. Что выяснил у Андреева?
Гольцов вкратце пересказал.
— К чему мы пришли? — спросил Михальский.
— Пока ни к чему. Новых версий нет. Единственная ниточка — урановый след. Но скандал был за полтора месяца до убийства. Прошло слишком много времени. Если бы у Белугина было что-то серьезное, он бы успел напечатать.
— Хороший у тебя вид, — сказал Яцек, посмотрев в окно. На фоне мрачного спального района возвышался небоскреб, офис Газпрома. А дальше в наступающих сумерках светились шпили университета, типичного образчика архитектуры сталинских времен. Его уже наполовину закрывала новостройка, элитное жилье.
— Надо бы к следователю заглянуть, — предложил Михальский.
— Я был у него, — недовольно нахмурив брови, бросил Гольцов.
— И молчишь! Рассказывай!
— Да ничего интересного. Документы уже в суде. Посмотреть их невозможно, пока не вынесут приговор. В компьютере у него ничего не осталось. А так он не помнит. По-моему, он вообще не склонен был говорить про это дело.
— Глухо, — Михальский задумался. — Постой. Андреев вроде рассказывал, что после взрыва пачками носили компромат на Ткачева?
— Да.
— Но ведь это подтверждает версию, что убийство было чисто пиаровским ходом. Надо выяснить, кому именно был выгоден накат на Ткачева.
— Что-то здесь не то.
— Ты говоришь, Павлов часто использовал Диму на посылках? Может, это ответ? — продолжал гнуть свою линию Яцек.
— Что ты имеешь в виду?
Михальский внимательно посмотрел на Гольцова, поднял вверх указательный палец и произнес:
— А если бомба была предназначена Павлову?
В коридоре послышался цокот каблучков. В кабинет заглянула секретарша начальника НЦБ Зиночка, симпатичная девушка с белокурыми кудряшками.
— Шеф изъявил желание вас увидеть, товарищ майор, — сообщила она.
— С чего бы это? — удивился Гольцов.
— Не знаю, — ответила она. — Но если у тебя не было дурного предчувствия, значит, ты лишен интуиции.
— Неужели все так плохо?
— Там увидишь. Главное — смотри начальству в глаза, отвечай коротко и точно. Не волнуйся и не спорь. — Зиночка, как всегда, опекала сотрудников Интерпола.
— Зиночка, неужели я похож на человека…
— Ты похож на болвана, который днем пропадает неизвестно где. А по вечерам сидит в кабинете и занимается фигней, вместо того чтобы смотреть телевизор, — не дав ему продолжить, с серьезным видом договорила Зиночка их излюбленную фразу.