Виктор Пронин - Человеческий фактор
– Ни фига себе! – присвистнул Епихин. – А фундамент, опоры, прочая дребедень?
– Вот на это и уйдет неделя. А сам ангар установят за день-два. У них это отлажено, специалисты подготовленные.
– Их тоже надо оплачивать?
– Установка за счет фирмы-продавца.
– Ну хоть маленькое послабление, – облегченно вздохнул Епихин. – И сколько стоит такой ангар?
– А! – Долгов беззаботно махнул рукой. – Спроси у бухгалтера, она лучше знает.
– А люди?
– Наконец-то я услышал дельный вопрос. – Подумал я о людях. Проблема решаема. Докладываю. Некоторые ребята из первого ангара перейдут во второй. В первом возникнет легкий напряг, но не надолго. У некоторых наших работников есть на примете друзья-приятели, обещали привести. Я заглянул на две-три мебельные фабрики, многие соблазнились нашими условиями.
– Нехорошо переманивать, Николай Петрович!
– Почему нехорошо? – простодушно удивился Долгов. – Что же здесь нехорошего? Я же им предложил большую зарплату, а не меньшую! Немчиновские – те просто все согласны к нам перейти. Чего им таскаться каждое утро на электричках, автобусах... Нет-нет, совесть меня не мучает.
– А вы ее?
– Хороший поворот! Настоящая проблема – станки. Но мыслишка есть. Не все сейчас мебельные фабрики работают. Не все. Мне удалось узнать адреса двух законсервированных. Вернее, адреса их владельцев. Поговорим. Авось и они соблазнятся.
– Денег хватит?
– Авось! – Долгов опять беззаботно махнул рукой. – Перебьемся, переморгаем, оботремся... Где наша не пропадала!
– А наши оптовики возьмут новую продукцию? – спросила Катя, рассматривая проспекты с выставки.
– Еще один хороший вопрос. Я поговорил со многими, показал картинки... Сомнения у них, конечно, есть, но попробовать никто не отказался.
– И ты уверен в успехе? – спросил Епихин.
– Валя! Ровно на сто процентов. И не надо нам тряпок, скоб, пружин и прочего дерьма. Только хорошие станки и дерево. Все. Ну и, конечно, клей, лак. Если дело пойдет, мы оба ангара переведем на сосну. Монополистами, блин, станем! – Долгов расхохотался.
Глядя на него, невольно улыбнулись и Епихин с Катей.
Совещание закончилось.
Казалось бы, все хорошо, все мило и достойно. Но Епихин возвращался домой с саднящим чувством. Да, прибавилось работы, но это его работа, они с Долговым договорились, что снабжение и реализация будут на нем, а вся производственная текучка – на Долгове. Здесь все правильно. Но он не мог не видеть, не мог не понимать, что он здесь только снабженец. Все решения принимаются без него, с ним не то что не советуются, его попросту не ставят в известность, и только когда все решено и даже деньги заплачены, ему сообщают то, что находят нужным. И для того лишь, чтобы нагрузить новыми заботами и хлопотами.
– Ну, ничего, разберемся, во всем разберемся и со всеми разберемся, – бормотал он, глядя в мутное стекло электрички. – Разберемся, дорогие товарищи, разберемся, уважаемые господа... И недолго ждать осталось.
Задевало Епихина и то, как к нему относились рабочие – они попросту его в упор не видели. По любому вопросу обращались или к Долгову, или, в крайнем случае, к бухгалтеру, прекрасно понимая, что Катя не просто бухгалтер, а еще и жена Долгова.
А Епихин...
Ну что Епихин, о чем с ним говорить-то?
Не о чем с ним говорить.
Как-то Епихин, не сдержавшись, все это высказал Долгову, чем поверг того в изумление.
– Валя! – воскликнул он. – Не понимаю! Мы же договорились, что производство на мне. Тебе хочется ковыряться во всех этих проблемах? Я же не лезу к твоим снабженцам, оптовикам, торгашам! Ты возишься с ними и возись. Согласен? Ну, скажи, что согласен!
– Так-то оно так, да вот только...
– Не пудри себе мозги! И не бери в голову! Если рабочие сунутся к тебе со своими болячками – ты первый взвоешь! Попросту взвоешь. Собирайся лучше в Польшу – у них ткани приличные и цена божеская! У нас скоро диваны обивать нечем будет. Я дам тебе адреса, пошатайся там, только осторожней, публика вороватая... Помнишь, у нас как-то была ткань с высоким ворсом да еще и в полосочку... Те диваны за две недели ушли! Вот такую ткань ты должен найти кровь из носу. Заметано?
– Когда?
– В понедельник. Там и загрузись, на машине вернешься, чтоб по дороге ничего не случилось.
– А что может случиться?
– Когда имеешь дело с поляками... Все, что угодно, может случиться. Утруска, усушка, может оказаться, что привезешь совсем не тот материал, который отобрал, оплатил и сам загрузил. Заметано?
– Так пломбы же, – попробовал возразить Епихин.
– Валя! – расхохотался Долгов, как всегда, неожиданно и некстати. – Пломбу ставят люди. Люди их и снимают. Люди ставят новые пломбы, еще краше прежних! Я так понимаю – если наши на луну слетали, то и пломбы сообразят, как потревожить. Заметано?
– Деньги.
– Сегодня нету, но я Кате уже дал команду. Дня через два-три получишь. А пока вертись на собственных накоплениях.
– Там тех накоплений...
– Не ворчи, Валя. Через три дня восполнишь свой тайничок, сундучок, чулок или где ты их прячешь!
Такой вот разговор состоялся у Епихина с начальством и, как всегда, оставил чувство тягостное и даже с ноткой оскорбленности. Это надо признать – Епихин частенько чувствовал себя оскорбленным и далеко не всегда для этого был повод. Он мог обидеться на машину, которая обрызгала его водой из лужи, на кошку, которая некстати дорогу перебежала, обижался он и на красивую девушку Жанну, хотя ей свои обиды не высказывал, в себе носил, пока они не рассасывались, как может рассосаться доброкачественная опухоль.
Все было, как обычно, – Фатима смуглой своей дагестанской улыбкой блистала за стойкой бара, к вечеру постепенно подходили постоянные посетители, рассаживались за любимые свои столики, издалека показывая Фатиме, чего они хотят и сколько – кому большой бокал, кому маленький, а кто-то решается на стопку водки. Жесты знакомы, всем понятны. Многие здороваются, хотя нигде, кроме этой забегаловки в полуподвале у Белорусского вокзала, не встречаются.
Пришел Епихин.
Еще от входа помахал Фатиме рукой, показал растопыренной ладонью, что бокал ему нужен один, большой, а пиво, как обычно, – «Невское светлое». Фатима кивнула, жестом спросила, нужны ли фисташки, Епихин развел руки в стороны, мол, а как же иначе, что же это за пиво без фисташек. Фатима показала баночку – дескать, фисташки будут получше, порция побольше и, конечно, подороже. Епихин в ответ кивнул – конечно, давай, где наша не пропадала. И сел за свой давно уже облюбованный столик в углу.
Это был тот самый день, когда к Фатиме зашли те самые двое парней, которых уже больше недели пытался увидеть Епихин.
Пришли.
На этот раз и Михась, и его толстоватый приятель Алик были молчаливее, как бы присмиревшие – не то чего-то ожидали, не то что-то у них случилось. Не кричали по мобильнику, не шумели, приветствуя Фатиму. Пришли, сели, уставились в стол, и оторвался Алик от стола только на секунду, чтобы показать Фатиме два растопыренных пальца, дескать, два бокала и больше ничего. У обоих были сумки, они повесили их на спинки своих стульев.
Нынче в Москве редко увидишь человека, у которого не было бы при себе сумки, портфеля, саквояжа, а то и просто целлофанового пакета с портретами или Божественной Аллы или Филиппа Великолепного. И у этих двоих тоже были сумки, черные, мешкообразные, с «молниями», защелками, замочками и прочими железками, которые должны были каждому знающему человеку на расстоянии подсказать, что хозяин этой сумки – не хухры-мухры, с ним надо поосторожней, с ним надо ухо востро.
Подходили все новые посетители, Епихину пришлось сдвинуться со своим стулом, к нему подсели уже знакомые девицы в обтянутых джинсах, поздоровались со значением, как бы присматриваясь к нему, как бы примериваясь, он откликнулся – подвинул к ним пепельницу и уже этим дал понять, что их увидел разговор возможен, и кто знает, кто знает, чем этот разговор закончится.
Но все это была мишура, все это была игра, может быть, даже талантливая – это когда игры никто не замечает. Смысл и суть передвижений Епихина были в другом, ему нужно было как можно ближе поставить свой стул к сумке Михася, которая теперь болталась совсем рядом, ему достаточно было опустить руку вдоль стула, и он касался этой самой сумки с «молниями», замочками и защелками.
А дальше пошел его непроизносимый разговор со Следователем, разговор, который возникал все чаще – каждый раз, когда Епихин совершал нечто необычное. Да, свои действия он называл просто необычными, не более того.
И уж никак не криминальными, упаси боже!
– Скажите, Валентин Евгеньевич, а почему вам понадобилось именно в тот день прийти в пивной бар, или, как вы его называете, в эту забегаловку? Что вы там делали?
– Пиво пил.
– Один?
– Да... Правда, потом ко мне подсели две девушки...
