Ирина Глебова - Выкуп
– Конечно, – говорила ей подружка Вера, – тебя они уважают, ведь у тебя родители в Испании погибли и брат офицер.
Но Соледад подозревала, что дело не только в этом. Явным вожаком этой компании был уже взрослый семнадцатилетний парень, и, несмотря на рисковую репутацию, он нравился всем девчонкам двора. Когда Соледад и Вере приходилось проходить мимо ребят или сидеть недалеко от них, Вера всегда восхищённо шептала:
– Какой он красивый, этот Серёжка Охлопин!
Самый первый раз, когда она сказала об этом, добавила:
– Жутко похож на артиста Столярова. Помнишь, из фильма «Цирк»?
Парнишка и в самом деле был хорош собой: высокий, ловкий и сильный – девочки не раз видели, как он легко отжимается на турнике и, играючись, крутит «солнце». Густые русые волосы и без расчёски слегка вились вокруг высокого лба, серые глаза из-под тёмных бровей смотрели весело и насмешливо. Но Соледад быстро заметила, что, когда Серёжка глядел на неё, насмешки во взгляде не было. Ей было всего четырнадцать, но она была испанка! И что означают подобные взгляды, для неё не представляло секрета. Конечно же, она нравилась этому парню! И он тоже нравился ей всё больше, чем больше она к нему приглядывалась. Хулиган? Ну, это как посмотреть! Он ведь учился в школе ФЗУ и работал на заводе токарем. А отец не раз говорил, что хороший токарь – это рабочая элита. То есть, Сергей не был бездельником, и если он хорошо, даже франтовато одевался – он сам на это зарабатывал. Соледад уже знала, что Охлопины – многодетная семья, Сергей, самый младший, родился через два месяца после смерти своего отца. Много лет они бедствовали, мать одна поднимала детей, но теперь живут хорошо: все работают, даже он. Девочке нравилось, когда мужчина следит за собой, любит красиво одеться: она хорошо помнила, что подобное было в традиции у неё на родине. Но не только франтоватость и обаяние Серёжки Охлопина привлекало Соледад. Этот парень отлично играл на гитаре! Не раз она видела, хотя и мимоходом или издалека, как ловко, неуловимо быстро бегают по струнам его пальцы, слышала очень приятный его голос. От гитарных переборов и переливов голоса у неё замирало сердце, потому что в этом тоже была как бы частица Испании… Пел парень популярные дворовые песенки – о пиратах, о драках из-за роковой любви или что-то нагловато-весёлое, вроде «Шарабан мой, американка!» Но Соледад особенно и не вслушивалась: главное – гитара и голос. Только однажды, когда она проходила мимо компании, старательно отводя взгляд, Сергей резко прервал песенку, которую наигрывал, и после короткой паузы, заиграл негромко и запел:
Четверо генералов,Четверо генералов– Ах, мать родная! —Восстали дружно.Их, как придёт сочельник,Их, как придёт сочельник,– Ах, мать родная! —Повесить нужно!
Девочка замерла, повернулась и впервые встретилась взглядом с глазами парня. Его глаза не насмешничали, как обычно, хотя он слегка улыбался. Он пел песню, которую она помнила: её запели поздней осенью 36-го в Бадахосе, как и по всей Испании! Тогда франкисты уже вплотную подошли к Мадриду, бои шли на окраине столицы. Вот тогда и родилась эта задорная песенка с такой яркой мелодией! Её сразу запели все – сначала в Мадриде, потом по всей стране. И мама пела её, и она, Соледад, и отец там, на фронте, наверное тоже пел… А теперь, через три года, на русском языке эту песенку пел парень, которого звали Сергей – пел для неё…
Через несколько дней произошло почти то же самое: Соледад шла через двор, и Серёжа Охлопин, увидев её, заиграл и запел другую очень популярную песню испанских республиканцев:
Наша армия за Эрбо– Румба-ла, румба-ла, рум-бам-ба —Этой ночью перешла,– Ах, Кармела, ах, Кармела! —Этой ночью перешла.
Соледад сначала остановилась, а потом медленно пошла к ребятам. Сергей сидел на лавочке один, остальная компания сгрудилась напротив – кто на столе, кто просто на траве. Она шла, а он, не отводя от неё взгляда, продолжал петь. Девочка обошла скамью, стала у парня за спиной и положила ему руку на плечо. Сделала это так спокойно и легко, словно не первый раз. У неё была фотография, привезённая из Испании: отец сидел, торжественно выпрямившись, а за его спиной стояла мама, спокойно положив на плечо мужчины руку – точно так же, как сейчас Соледад… Кто-то из ребят, опешивших в первый момент, хохотнул, но сказать ничего не успел: Охлопин неуловимым движением оскалил зубы, сощуренные его глаза опасно блеснули. А потом он повернул голову, улыбнулся Соледад, и на его щеках проступили ямочки. Всё это время он не переставал наигрывать, а теперь вновь запел:
А фашисты с самолётов– Румба-ла, румба-ла, рум-бам-ба —Сыплют бомбы без конца,– Ах, Кармела, ах, Кармела! —Сыплют бомбы без конца.
Но теперь они пели дуэтом: Соледад подпевала парню на испанском языке.
Приёмные родители были очень заняты на своих работах, а Соледад привела домой Сергея раньше, чем дворовые слухи дошли до их ушей. Они посидели вечером вчетвером, попили чай, потом отец и Сергей долго стояли на балконе, курили, разговаривали. Когда гостя проводили, отец сказал, пожав плечами:
– Хороший парнишка, очень толковый… Правда, насчёт всего у него есть своё мнение… Может быть, это и хорошо?
Он вопросительно посмотрел на дочь:
– Ваша дружба… Ведь это что-то большее, да? Он самостоятельный и уже взрослый, а тебе только четырнадцать…
– Я тоже уже взрослая, папа!
Соледад улыбнулась так, что Крупенин сразу вспомнил о том, что Олечка – испанка, а испанские девочки взрослеют значительно раньше, и о взрослой жизни тоже многое знают чуть ли не с самого детства… Словно прочитав его мысли, Соледад добавила:
– Не беспокойся, папа: Серёжа меня не обидит!
Мама обняла её, сказала ласково:
– Ты у нас необычная девочка! И правда взрослая: разве кто-то из твоих подружек пережил то, что ты? Дружи, раз пришло время дружить…
Вскоре двор привык к необычной картине – дочь главного инженера в компании мальчишек-хулиганов. Впрочем, вскоре заметили и другое: парни перестали ругаться, задевать прохожих и обижать малышей. Да и просто реже шататься по двору: ходили компанией в кино, летом на пляж, а зимой на каток, а то и в походы за город… Потом компания распалась сама собой, но привычная пара – Серёжка Охлопин и Оля Крупенина, – всё так же оставались вместе.
Летом сорок первого года Соледад сказала родителям:
– Мы с Серёжей договорились, что поженимся через два года, когда мне исполнится восемнадцать.
– Разве ты не хочешь учиться, поступить в институт? – удивился отец. Они переглянулись с матерью: понимали, конечно, что дело идёт к замужеству, но всё же…
Девушка беспечно махнула рукой:
– Захочу, поступлю! Серёжа тоже хочет, чтобы я училась.
– Ну а сам-то он?
– Мужчине высшее образование не обязательно, если он может хорошо содержать семью!
– А он сможет? – с улыбкой спросила мама.
– Конечно!
Соледад знала, что говорит. Сергей уже имел репутацию умелого и удачливого картёжника, часто вечера, а иногда и ночи он проводил на квартирах, где игра шла по крупному – его охотно приглашали. Соледад ни за что не стала бы рассказывать об этом родителям – знала, что приведёт их в шок. Ей же очень нравилась эта таинственная жизнь Серёжки, и не только потому, что он всегда был при деньгах. Для неё карты тоже ассоциировались с Испанией, словно возвращали её в детство, в Бадахос, в маленькую таверну, где отец вечерами играл с друзьями, а она, сидя у него на коленях, разглядывала красивых дам и кавалеров на картинках-картах…
Родители поздно вечером обсудили разговор с дочерью и решили: два года – долгий срок! Мало ли что за это время может случиться… Они оказались совершенно правы – за два следующих года случилось очень многое. Потому что через неделю началась война.
Через месяц Сергей уходил на фронт, а за несколько дней до этого была сыграна скромная негромкая свадьба. Соледад как раз недавно получила паспорт, где были указаны её испанские имя, фамилия, национальность. Теперь же она стала Соледад Охлопина. На вокзале, перед отходом воинского эшелона, она, крепко сжимая плечи мужа и глядя ему в глаза, сказала:
– Я знала, что фашисты придут и сюда! Убей их как можно больше! Но только пожалуйста, не дай им ещё раз забрать у меня того, кого я люблю. Не дай!
– Не беспокойся, Лёлечка! Им до меня не добраться. Ты только жди.
– Я очень надеюсь, что мы будем ждать тебя вдвоём…
Соледад не ошиблась: когда через три месяца она с родителями уезжала в эвакуацию, уже точно знала, что беременна. В небольшой город за Уралом вместе с людьми прибыли эшелоны с заводским оборудованием, и вскоре вновь возведённый завод стал давать фронту боевые машины. Отец руководил сначала стройкой, потом производством, мать стала главным врачом эвакогоспиталя. Соледад работала вместе с ней медсестрой и, когда пришёл срок, тут же в госпитале родила сына. Перед самыми родами получила от мужа с фронта письмо. Серёжа советовал ей назвать ребёнка именем одного из погибших в Испании родителей. Соледад так и сделала: её настоящего отца звали Эдуардо…