Алексей Макеев - Трое обреченных
— Кстати, Константин Андреевич, — обнаружил Вернер за столом нахмуренного начальника, — ты пробил вчерашний номер с авто?
— Удивительно, что ты об этом спросил, — ухмыльнулся Максимов. — В самом деле, дорогие лоботрясы, номер джипа пробит, имя дамы — уже не тайна за семью печатями. Бурковец Мария Леонидовна — владелица сети ресторанов, кафе и шашлычных на территории Левобережного района. Всевластная хозяйка от Расточки до Бугринки и от площади Энгельса до площади Ефремова. Имеется армия телохранителей и братков на подхвате. Свои люди в правоохранительных структурах (охраняют право Марии Бурковец). Прославилась нечеловеческой жестокостью — особенно в смутные годы становления бизнеса. Подозревалась в причастности к убийству директора ресторана «Западный», но доказательств не собрали, пришлось извиниться.
— Закон — это веревка… — отрешенно пробормотал Олежка. — Слабый под ней пролезет, а сильный без труда перешагнет… Платон, четвертый век до нашей эры.
— А честного на ней и повесят, — от себя добавила Екатерина.
— Ба! — воскликнул Вернер. — Выходит, и ночной бар «Таймень» — кровное детище Марии Бурковец? Там активно торгуют гашишем, планом, экстази, героином. А на втором этаже, что характерно, — областной общественный совет по борьбе с наркоманией. Все обо всем знают, и, думаете, кому-нибудь интересно?
— А дело, в общем-то, занятное, — продолжал свою линию Максимов. — Нищий, запойный, двинутый на всю голову фотограф Пантюшин, незадачливый коммерсант Млечников и всесильная, наводящая ужас атаманша жутко боятся одной и той же затрепанной женщины и страстно жаждут ее схватить. До определенной даты. Хотелось бы мне познакомиться с этой женщиной…
Битых три часа, как последний кретин, он мялся на автобусной остановке у боковых ворот Центрального парка. Поджидал маршрутный «пазик» с рекламой «чистящей дряни». Не было такого. Он вылизал три брикета мороженого, пересидел под козырьком теплый майский дождик, наблюдая, как красивыми струйками стекает вода с впадин шифера, познакомился с симпатичной студенточкой медакадемии, едущей сдавать зачет в морг. «Стыдно признаться, но покойники — мой хлеб, — скромно опустила роскошные ресницы будущая медэксперт. — Уверена — в этом товаре мы никогда не скатимся до дефицита». — После чего, собственно, любовь и угасла. В голове уже выстраивалась беспощадная месть врунишке Вернеру, когда из-за поворота вынырнула стайка мелких автобусов и, перегоняя друг дружку, помчалась к остановке. Последний — под номером 625 — похоже, и значился «автобусом желаний». «Чистящая дрянь» (убивающая микробы вместе с их владельцами), намалеванная на бортах, прямо-таки взывала: купи меня! Не веря своему тихому счастью, Максимов прыгнул в салон и пристроился рядом с кондукторшей. Час пик еще не настал — пассажиров в салоне было немного.
— Чинились, — добродушно объяснила простоватая кондукторша. — Витенька (шофер) перед работой, прямо из гаража, к теще в Раздольное заехал — жена попросила — а там корова дорогу переходила. Встала и мычит, глупая, — вот и получила бампером в лоб. Сотрясение мозга.
— У коровы? — уточнил Максимов.
— Разумеется, — засмеялась кондуктор. — Не у Витеньки же. Он легонько ее ударил, без злобы — фару только повредил…
Удачным комментарием к рассказу ему удалось расположить к себе хохотушку. Действительно, вспомнила девушка, позавчера в районе обеда запрыгнула в салон женщина с туфлями в руках. Благодаря этим туфлям и запомнила. Осанка у нее такая гвардейская. А еще вспотевшая была сильно. Вошла, очки сняла, уселась на свободное сиденье и принялась растирать натертые ноги. Потом надела кое-как туфли, лицо сделала страдальческое. Кондуктор ей еще посоветовала настой из ромашек в тазик перед сном. Пассажирка вежливо поблагодарила. Видок у нее довольно больной. Морщины под глазами, бледная. А сама ведь еще молодая — немного за тридцать. Тихая такая, боязливая. На каждого входящего с испугом смотрела. Сошла на конечной — на Заводской у оловокомбината, а в какую даль уж после этого подалась — кондукторша не смотрела. На первых двух фото… вроде она, но больно уж молодая — господи, какая хорошенькая, и что же с ней жизнь-то сделала, злодейка! На третьем — решительно она! — очки и платье, и туфли те же самые, правда, на ногах… (что немудрено, — не стал озвучивать сыщик, — ведь снимок сделан Пантюшиным буквально за минуту).
— А вы, наверное, из полиции? — уважительно заметила девушка.
— Не совсем, — любезно улыбнулся Максимов. — Министерство чрезвычайных расследований. Наследницу ищем — незаконнорожденную дочь белорусского посла…
Оказываясь в непривычной обстановке, он всегда на первых порах терялся. Выйдя на кольце у Заводской, начал растерянно озираться, соотнося себя с пространством. Не самый фешенебельный район. За горкой, если выбрать курс прежний, а ход задний — спрятанный в бору кардиологический центр с попутным НИИ и громадной больницей, забитой до отказа — что неудивительно, ведь город занимает первое место в мире по сердечно-сосудистым заболеваниям. Вряд ли в этот центр могла отправиться женщина (хотя и могла, если больная). А в зоне видимости — гигантская промышленная зона. Убогий рабочий поселок, наспех возведенный в сороковые — для работников эвакуированного из Белгорода оловокомбината.
Не было больше сил выдавливать улыбку. Он бродил по киоскам, по местному микрорынку, показывая снимки и задавая одни и те же вопросы. День кончался. Солнышко клонилось над горой. Ненадолго застыло, выжидающе уставившись на Максимова. Где-то далеко, в родном агентстве, сотрудники расползаются по домам, сдержанно хихикая над начальником. Маринка давно вернулась из школы, валяется на диване, задрав в потолок растущие не по дням, а по часам ножки. Не возникло бы проблем через годик-другой по причине этих ножек…
Наконец кудрявая продавщица мороженого, у которой он купил четвертое эскимо, чтобы с ненавистью затолкать его в горло и ощутить себя в высшей степени несчастным (порой помогает), вспомнила изображенную на фото даму. Была такая. Тихая. Если память не подводит — позавчера. Выгрузилась из разрисованного автобуса и побрела по аллейке, помахивая туфлями. Приобрела у нее самый дешевый пломбир, интеллигентно поблагодарила и отправилась «вон по той дорожке».
Указанная тропа недвусмысленно вела к рабочему поселку. Максимов от души поблагодарил, ослабил втершийся в кожу ремень и заковылял в означенном направлении. Он бы тоже с удовольствием снял туфли.
Здешний мир не имел к цивилизованному мегаполису ни малейшего отношения. Последний субботник проводился еще при Сталине. При нем же и дома ремонтировались. Запустение, грязь, колдобины. Еще не вымахала в полный рост трава, способная прикрыть хотя бы часть безобразия. Мусорки под окнами, закопченные сараи напротив каждого барака. Унылые, скособоченные здания в три-четыре этажа теснятся друг к дружке, переплетаются балкончиками, проводами и телевизионными антеннами. Пенсионеры на лавочках, стук домино, пьяницы под заборами… Такое ощущение, что угодил в сороковые годы. Прилично одетые, серьезные мужчины здесь не пользуются расположением. Обратный мир. На скромные вопросы аборигены в лучшем случае пожимали плечами. Пенсионеры подслеповато щурили глазки, всматриваясь в фотографию молодой женщины. Не похмелившиеся хулиганы грубили. Не любили здесь чужих любопытных мужчин. Но лезть с уставом рукопашного боя в чужой монастырь не больно-то хотелось. Приходилось разжимать машинально сжимающийся кулак и молча двигать дальше. Подраться можно и в привычной обстановке. «Вован, а че за фраер такой прилизанный? Может, рыло ему начистить?» — «Вот и я так думаю. Уж больно на мента похож. Бабу ему, видите ли, подавай…»
В обувной мастерской угрюмый чеченец с бородой по ваххабитской моде долго вертел фотографии. А после заявил, что знал одну похожую, но та утонула в прошлом году от передозировки водки, а у этой уши вроде поменьше… В облезлой булочной, соседствующей со складом удобрений, тоскующая в обществе насекомых молодуха громко фыркнула и заявила, что она и сама не хуже, умеет стряпать, даже полы мыть… А девчушки на ветхой лавочке были даже откровеннее: жениться не предлагали — так, время провести. Осталось лишь забросить к чертовой матери все эти бесприютные шатания, пока окрестная шпана не объединила усилия, вызвать сотрудников и учредить круглосуточный пост на конечной остановке. Но в крохотном гастрономе, до потолка набитом продуктами, ему наконец повезло.
— Да это же Лида из шестнадцатого дома! — воскликнула полная продавщица. — Она постоянно ко мне приходит. То одна, то с молодым человеком — скромным таким, хорошим, улыбчивым. То хлебца возьмет полбулки, то кефирчика недорогого… Ей кефирчик обязательно необходим — язва застарелая пошаливает…
