Алексей Макеев - Трое обреченных

Алексей Макеев

Трое обреченных

«Если вспомнить, что все мы безумцы, тайны рассеиваются и жизнь становится вполне объяснимой».

Понедельник, 24 мая. Офис агентства «Профиль»

День рождения Вернера в этом году совпал со светлым, радостным и поистине долгожданным событием — выдачей зарплаты. Поэтому решили не скупиться. Рабочий день еще не кончился, когда Олежку Лохматова, снабдив подробными инструкциями, выгнали в магазин, Екатерина взялась за наведение порядка в кабинетах, Любаша — в приемной. Вернер, по случаю даты, занялся любимым битьем баклуш, а Максимов на коленке составлял отчет. Дело об истории грехопадения молодой жены известного предпринимателя по фамилии Незабуд можно было считать законченным. Жене отчаянно не повезло. Оттого и грехопадение. Развязный, необразованный, скользкий тип с завышенным самомнением, брезгливостью к окружающим и клинической жадностью — не изменить такому с тремя менеджерами компании было бы просто неумно (и нелогично). Не проведи эта несчастная куколка в отношении агентства «Профиль» показательной акции (с привлечением крепких шкафов небезызвестного авторитета Плаксы), Максимов трижды бы задумался, сообщать ли предпринимателю горькую правду. Но он не любил, когда на него спускают громоздкую мебель, — и не важно, кто это делает: последняя криминальная шваль или фигуристая глазастая чаровница, задавленная собственным супругом, — важен сам факт. В сей связи и поставлена в деле жирная точка. Плакса самоустранился (делать ему больше нечего), предприниматель полностью в курсе, а судьба чаровницы решается в трепетной обстановке — пудовыми кулаками негодующего рогоносца и яростным противоестественным сексом (для начала). «Ну и ду-ура», — резюмировала поведение изменницы Екатерина.

Ровно в шесть отворилась дверь из приемной и, звеня колокольчиком, как корова, вошла совершившая очередную революцию цвета на голове Любочка.

— Не пора ли приступать, господа детективы? Рабочий день, по моим понятиям, закончился.

— Где Лохматов? — На лице погруженного в мечтания Вернера появилась осмысленность.

— В супермаркете, — простодушно объяснила Екатерина.

— Я так и знал. — Физиономия именинника отразила неподдельный трагизм. — Этот тип никогда не умел отличать еду от закуски. Ладно, ждем дальше.

В принципе, Максимову было чем заняться. Да и остальным (исключая Вернера). Специально для бездельника Максимов вставил в плеер диск с утренними криминальными новостями и прибавил звук.

Но испортить настроение удалось не сразу. Снисходительно выслушали — надо же иногда начальству делать приятное. Очередной афромошенник прикинулся консулом государства Лесото и припал к бизнесмену — надо, дескать, легализовать миллион долларов. Бизнесмен оказался простоватым — клюнул. Избили, покорежили машину, отобрали энную сумму — исключительно лица коренной славянской национальности. Подросток четырнадцати лет — сорок раз задерживался за мелкие кражи (!) и всякий раз выходил на свободу, по неистребимой глупости забрался в элитный санаторий и хапнул золота на сто тысяч рублей. Тут же вспомнили, что с четырнадцати можно сажать. Очень ярко светит «малолетка» («Мораль сей басни такова, — пробормотала Екатерина, — не лезь к слугам народа, воруй у людей попроще»). Бомжа на пустыре задушили, — облили бензином и подожгли. Опять подростки потешались: нанюхались клея, и потянуло на пивко. А у проходящего мимо бомжа нужной суммы почему-то не оказалось. Мог бы и не жадничать. Отловили банду, промышлявшую на железнодорожном вокзале. Мужчины располагающей наружности подходили к приезжим, предлагали выпить пива, а по мере распития подсыпали азалептин — психотропный препарат, по действию схожий с клофелином, — дожидались, пока клиент отрубится, а после раздевали до исподнего. Инкассаторская машина столкнулась с другой инкассаторской машиной — не сумели разъехаться в огромном городе. «Очередное сращение банковских активов, — тут же съехидничал Вернер. — Обе машины всмятку; где чьи активы — не поймешь». А в завершение выпуска зачем-то показали душещипательный сюжет на военную тему, как чиновников областного совета возили на военные сборы — доставили на полигон, дали каждому по пистолету, показали мишень и вежливо попросили выстрелить. Отстрелявшихся горячо поблагодарили, загрузили в машины и увезли обратно.

— Что-то часто стали номенклатуру на стрельбы гонять, — прокомментировал Вернер. — От подданных, что ли, отстреливаться?.. Это еще ладно, коллеги. У меня вот знакомого в марте на двенадцать дней забрили — целую дивизию партизанскую разворачивали. До обеда учили набранный из запасных батальон правильно приветствовать комдива. Отлично звучит: «Надо всем идти на сборы, потому что каждый мужчина должен уметь стрелять». При наших законах об оружии каждый мужчина должен хорошо уметь сидеть, а стрелять в условиях сборов все равно некогда.

— Иисус спасет нас… — без надежды пробормотала Екатерина, переключаясь на сериал «Клон».

— Точно, — оживился Вернер. — С этим призывом в клетку со львами недавно вошел один чудак. Ну, с катушек полетел. Львы, понятно, удивились, а потом как взгрели чудака — будут, мол, тут всякие… Персонал прибежал, вступили в схватку со львами, отбили «проповедника». Теперь живет в психушке, гордится своим высоким призванием…

Очень кстати с двумя пакетами еды и питья заявился Олежка и начал выставлять на стол, заваленный деловыми бумагами, приобретения.

— Коньяк, конечно, не купил, — всплеснул руками Вернер и мгновенно скис.

— А был приказ? — чрезвычайно расстроился Лохматов и просительно уставился на Максимова. Максимов пожал плечами. — Водку купил, — принялся загибать пальцы Олежка, — шампанское для Екатерины Сергеевны купил, газировку купил…

— А голова тебе на что? — вопросил Вернер и умчался за коньяком.

В отсутствие именинника извлекли из пакетов продукты, разложили на три горки (основную, вспомогательную и ненужную), раскупорили бутылочку, выпили по чуть-чуть.

— Хорошо-то как, господи… — застонала от удовольствия Екатерина.

— А можно и по шашлычки на выходные съездить, — внес толковое предложение Олежка. — Скоро май кончится, лето наступит. Вы представьте, коллеги — солнечный день, водичка плещется, барашек молодой на вертеле, а в голове — ну, ни одной мысли о работе… Как там у Мандельштама? — Олежка выдержал паузу и с чувством продекламировал:

Человек бывает старым,А барашек молодым.И под месяцем поджарым,С розоватым винным паромПолетит шашлычный дым…

— Хорошо говоришь, — одобрил Максимов. — Это дело мы должны всесторонне обдумать и тщательно довести до ума…

В этот насыщенный юмором и релаксацией момент в агентство «Профиль» явился посетитель. Почему его впустила ответственная за дверь Любаша, остается загадкой. Пожалела сирого? Мужичонка был заметно под градусом. Хлебнул для храбрости. Но храбрости ему от этого не прибавилось. Мялся на пороге, косил затравленным глазом. И в голове у него не все были дома, что и подтвердили дальнейшие события. Пробормотав что-то вроде «здрасьте», посетитель растерянно замолчал. Взлохмаченный, сутулый, поизношенный, в глазах — пучина ужаса. Экстерьер ужасный — худой, морщинистый, мешки под глазами. Хотя на вид еще не старый, лет тридцать с небольшим. Руки мнут рубашку, под мышкой — картонная папочка.

— Моя фамилия Пантюшин, — жалобно представился мужичонка, — Николай Иванович…

— Надеюсь, не бомжуете? — строго спросил Максимов, перехватывая обращенный к початой бутылке взор.

— О, что вы, конечно, нет… — испугался мужичонка. — У меня квартира на левом берегу — немного тесная, но зато приватизированная… Я фотографом работаю… Заказики, знаете ли, случайные денежки… Свадьбы, похороны, первые звонки… гм, последние звонки… Могу и вам, если пожелаете, сделать групповое фото… Забесплатно, разумеется.

— Мы не фотогеничные, — ответила за всех Екатерина.

— Особенно по утрам, — добавил Вернер.

— А сюда вас привело… — изобразил многозначительное многоточие Максимов. Фразу о конце трудового дня он уже приготовил к озвучиванию, но решил на всякий случай подержать за зубами.

— Дела сердечные, — глядя, как картинно берется посетитель за сердце, предположил Лохматов.

— Сердечно-сосудистые, — поправила Екатерина. — Уж поверьте мне как бывалому медику.

Посетитель, казалось, не слышал, о чем шепчутся сотрудники. А может, слышал, но не реагировал. Он отнял трясущуюся руку от сердца, добыл из картонной папки несвежую газету «Московский комсомолец» и бросил перед Максимовым на ворох бумаг.

— Вы обязательно должны найти эту женщину… — забубнил он с визгливыми нотками, шныряя по сторонам воспаленными глазами. — Это не женщина, это исчадие ада… — Правая рука непроизвольным молитвенным жестом вознеслась к потолку. — Эта женщина меня преследует уже три дня… Она идет за мной по пятам, умело маскируясь, и смотрит на меня, смотрит… Она желает свести меня с ума, я знаю!.. — При этом мужичок осклабился перекошенной дрожащей улыбочкой и погрозил Максимову пальчиком. — Но она меня не проведет, я хитрый, я всегда ношу с собой фотоаппарат, я снял ее, она испугалась, спряталась… Но я знал, что она опять появится, я знал… И она появилась! Я чувствовал, как она смотрит на меня, когда я выходил из дома… Я чувствовал ее взгляд, от него невозможно спрятаться…