Никита Филатов - Огненный лис
У Рогова пересохло в горле. За этот непостижимо короткий промежуток времени он успел представить себя и свою неожиданную попутчицу в таких изощренных сексуальных позах, которые может подсказать только буйная фантазия недавнего зэка.
- Извините... Это третий вагон?
- Д-да, третий... Третий! - Засуетился Виктор с придурковатой улыбкой. - Пожалуйста, проходите. Располагайтесь...
Не дожидаясь ответа, он подхватил один из чемоданов и освободил проход в купе.
- Как хорошо, что вы здесь едете, - девушка прошла совсем близко, и Рогов почувствовал, что от неё почти неуловимо пахнет спиртным.
Для начала это было совсем не плохо...
- Уже так поздно, - продолжила девушка, присаживаясь на краешек нижней полки. - Все спят - и проводники, и пассажиры. А иногда так необходим кто-то сильный, надежный...
При этом попутчица не закинула ногу на ногу, как это делают все женщины, когда носят короткое, а небрежно расставила в стороны коленки и потянувшись всем телом откинулась назад.
Разумеется, Рогов почти против воли опустил глаза, и от увиденного в очередной раз лишился дыхания - окончательно, до звона в ушах и полной остановки сердца.
Наваждение...
- Если бы вы знали, как грустно, - блондинка махнула густо накрашенными ресницами. - Я студентка, учусь в Читинском педагогическом. На каникулы ездила в Урушу, к родителям...
- Я в Ленинграде вырос, - чтобы что-то сказать, пояснил Виктор. - А родился...
- Уруша - городок небольшой, - не обратив на его реплику никакого внимания продолжила девушка, - но там у меня много родных, друзей. А какой у нас там воздух чистый! Тишина какая!
- Да, это самое... тишина, - кивнул Рогов, чувствуя себя полным идиотом.
Собеседница аккуратно сдвинула опавшую на глаза прядь волос и кокетливо расстегнула верхнюю пуговицу блузки:
- Душно... Теперь вот - каникулы закончились, надо в институт возвращаться. Друзья все в Уруше остались, а я совсем одна в этом грохочущем, грязном составе!
- Ох, как я вас понимаю! Как понимаю! - Заголосил Виктор. И чуть было не забив по-жеребячьи копытом, решился:
- Но, надеюсь, я смогу помочь вам хотя бы чуть-чуть скрасить это скучное железнодорожное путешествие?
- Правда? - Обрадовалась девица. - О, вы такой... отзывчивый!
- Ну, конечно, - почти взвизгнул от возбуждения Рогов. - Я все, что могу...
- Вот и чудесно, - поджала губки та, что расположилась напротив. - У меня вообще-то билет в двенадцатый вагон. Но вы ведь знаете этих проводников... Ночью, особенно на маленьких полустанках, они не всегда открывают двери тамбуров. Вот мне и пришлось сесть сюда! Понимаете? И теперь придется идти на место через весь состав, тащить по вагонам эти чертовы тяжеленные чемоданы...
Еще не закончив произносить последние слова, девушка ослепила Виктора улыбкой, встала и налегке направилась вдоль коридора. Таким образом, судьба её неподьемной ручной клади была вверена попечениям услужливого идиота.
Минут через двадцать, взмыленный, как ломовая лошадь, Виктор вернулся в свой, показщавшийся ещё более пустым и скучным вагон. Прихватив из купе полотенце, он направился в туалет.
"Вот ведь гадина... Еще и денег пыталась сунуть за услуги. Вы, говорит, такой отзывчивый!" - Вспоминал Рогов, остервенело надраивая щеткой зубы. Вновь оказавшись в купе, он наспех проглотил один из бифштексов и с чувством глубокого омерзения допил остатки холодного чая. Расстелив постель, улегся на неё вниз животом и сунул руки пол подушку...
Все так же постукивали колеса, а за окном стояла почти непроглядная темень. Незаметно Виктор погрузился в вязкую дорожную дрему. Черные сны наползали - один тревожнее другого, пока наконец все разом не перемешались в непрерывном и тяжком ночном кошмаре.
Рогатые черепахи, огненный лис, затаившийся под кустом можжевельника, бегство, падение прямо на острые колья "волчьей ямы"...
Потом Рогов неожиданно взмыл под облака, и оттуда, с высоты орлиного полета, увидел самого себя. Увидел не теперешним, а совсем ещё карапузом, бегущим по мягкому, свежевспаханному полю. Поле тоже было знакомым - оно начиналось сразу же за домами того самого военного городка, в котором Виктор прожил до семилетнего возраста с родителями и старшей сестрой.
По-весеннему ласково светит солнце, с юга дует плотный, теплый апрельский ветерок - и кое-где на краю поля, в оставшихся после войны поросших вербой глубоких воронках с хрустом оседает последний, пористый снег. Заливается жаворонок, мимо проносится стайка стрижей...
Неподалеку Виктор увидел своего отца - веселый и сильный, он легко управлял норовящим выскользнуть в поднебесье самодельным воздушным змеем, не замечая, притаившегося за спиной огненного страшного зверя.
Чудовище, оскалив пасть, приготовилось к прыжку...
Рогов застонал и очнулся.
В купе по-прежнему было невыносимо душно и темно. Лишь изредка, когда поезд проходил мимо какого-нибудь спящего полустанка или железнодорожного перезда, сквозь грязное оконное стекло внутрь попадали неровные желтоватые отблески: в такие мгновения на стены и потолок выползали длинные, зловещие тени.
- Тс-с... Не тревожься, - прошептал девичий голос. Виктор почувствовал, как чьи-то нежные руки легли на его спину, аккуратно разглаживая кожу поползли вверх, нежно коснулись шеи и замерли на затылке.
Рогов попытался оторвать голову от подушки, но руки властно остановили его:
- Пожалуйста. Лежи спокойно... Я знаю, чего ты хочешь, но поверь ничего не получится. Твои душа и тело устали, ты слишком долго прожил в страхе и сомнении, прожил, не зная женского тела.
- Но...
- Избегни разочарований! И не волнуйся, это скоро пройдет.
- Откуда ты знаешь? И почему вернулась? Пожалела?
- Нет... Просто, сейчас я нужна тебе.
Виктор почувствовал, как невидимая собеседница села ему на ноги и её длинные, чувственные пальцы, разминая круговыми движениями мышцы по обе стороны позвоночника, опустились до поясницы.
Девушка томно вздохнула:
- Недавно из колонии?
- Да. Вчера утром освободился... А как ты догадалась?
- Уруша - это ведь совсем рядом. Ох, как много за свою жизнь навидалась я таких вот, возвращающихся домой! А отличить бывшего зэка несложно: цвет кожи, блеск в глазах, даже запах особый... И все поначалу стараетесь быть предельно вежливыми, предупредительными.
Девушка наклонилась и поцеловала Виктора в шею. При этом он спиной ощутил прикосновение обнаженной прохладной груди:
- Это тебе за то, что не бросил меня одну среди ночи, с этими проклятыми чемоданами.
Рогов опять попробовал перевернуться, но собеседница не позволила:
- Лежи! Просто - постарайся заснуть, хорошо? Считай, что ты мой маленький бедный братик. Завтра, когда поезд придет в Читу, я сойду с него, а ты будешь сладко спать...
- И что же? Мы больше никогда не увидимся?
- Почему же...
- Кто ты? Откуда? - Только сейчас Виктор с изумлением понял, что уже слышал обращенный к нему женский голос. Гораздо раньше, задолго до этой полуночной встречи в поезде!
Сначала сквозь мерный перестук колес ушей его достигло конское ржание, далекий звон тетивы сменился ударами сабель, а затем все вокруг заполнил запах степного костра. Возникло радостное ощущение полета, Рогову показалось, что ещё чуть-чуть - и он вспомнит, когда и где это было, но...
Девушка наклонилась над уже спящим Виктором и поцеловала его в полуоткрытые губы:
- Пройди свой путь до конца. И... возвращайся.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1.
- Вот так, Мария Николаевна... Правильно! Сейчас лучку добавим, тертой морковки - и немножечко мелко нарезанной черемши.
- Черемши?
- Это мой секрет! Черемша придает блюду такой, знаете, пикантный аромат. Рыба получается сочной и очень-очень вкусной.
- Удивительно. Никогда бы не подумала... Надо же, черемша! Я-то обычно к рыбе чеснок добавляю.
- Ну, что вы, Мария Николаевна! Чеснок не надо ни в коем случае - он для рыбы слишком резок, агрессивен, я бы сказала. А вот черемша... Ой, извините. Кто-то в дверь звонит.
Хозяйка, мать Виктора Рогова, оставила кухню на попечение подруги и выглянула в коридор:
- Витю-юша! Витюньчи-ик! Голубочек мой... Кто-то ещё пришел, открой пожалуйста.
Сын еле-еле расслышал просьбу сквозь веселый гомон гостей, уже собравшихся к праздничному столу по случаю его возвращения:
- Хорошо, мамуля. Иду!
Пройдя через прихожую, Рогов поинтересовался:
- Кого надо?
За дверью молчали, и пришлось повторить:
- Ну, кто там еще?
- Шеварднадзе.
- Какой Шеварднадзе? - Не понял Виктор.
- Эдуард Амбросьевич! Какой же еще...
Рогов отворил. На пороге стоял и довольно скалился высокий, светловолосый парень в форме прапорщика погранвойск.
Звали гостя Павел Симонович Ройтман, и Виктору он доводился двоюродным братом.
- Здорово!
- Приветик.
Родился Паша в один год с Роговым, но в Ленинграде. И не на окраине, а в самом центре - в одной из комнат огромной коммунальной квартиры. Дом был ещё дореволюционной постройки, аварийный, и сколько себя Павлик помнил, витал над ним дух скорого, но так и не состоявшегося капитального ремонта.
