Никита Филатов - Огненный лис
Впрочем, отдых оказался недолгим - Дмитрию сообщили, что отряды хана Кури рыщут по всей степи в поисках беглецов. И что будто бы уже видели печенегов в одном дневном переходе от табурища...
Разумеется, воевода не посчитал себя вправе злоупотреблять гостеприимством хозяев. К тому же, следовало поскорее донести до всех весть о коварстве недавних союзников...
Пришлось опять уходить от погони - причем, уходить налегке, захватив только свежих коней и самое необходимое. Поэтому, прежде чем покинуть черкассов, схоронил Дмитрий несметные сокровища в тайном месте. А лик Пересвятой Девы, оставил при себе, сотворив особый знак и письмена на оборотной стороне иконы:
"Сделалась же тогда буря великая, ударили громы раскатистые, и пали с неба на землю ледяные камни."
... Видение исчезло. Умолк и женский голос - при этом Виктор скорее почувствовал, чем понял, что обладательница его не только молода, но ослепительно красива.
- Господи, почему? Почему сейчас только? - застонал Рогов. - Отец... Зачем знать все это мне, мертвому?
- Глупый, - с ласковой укоризной ответила женщина. - Ты же сам стремился сюда. Верно? Сам и пришел... А теперь прощай! Час ещё не настал, и Господь не приемлет тебя.
- Постой!
- Возвращайся домой. Домой... Возвращайся в свой ад, бедняга.
- Но что же...
- Разорви круг! Тогда - спасешься...
Небытие вокруг вспыхнуло огненным вихрем, скрутилось в воронку, стремительно завертело Виктора. Страшная боль, разрывая на части расплавленный мозг, сразу же стала единственным и последним его ощущением.
- Нет! Не надо... Нет...
* * *
- Не надо... Нет!
- Что? Чего это ты? - Склонившийся над Виктором давнишний лагерный приятель, Васька Росляков, в недоумении пожал плечами. - Чего, Витян?
Красавцем его назвать было трудно: рост, как говорится, метр с кепкой, обрит наголо, от татуировок синий, как кислородный баллон, да к тому же ещё - полная "хлеборезка" вставных зубов. Получил Васька восемь лет за нанесение тяжких телесных и срок ему предстояло мотать на всю катушку.
- Не помню... - Рогов открыл глаза и увидел высокий, облезлый потолок больничной палаты. Потом перевел взгляд на широкую, до ушей, "металлическую" улыбку приятеля.
Обалдело попросил:
- Слышь? Не кусай меня, а? Не надо.
- Во, бляха-муха! Да ты, братан, никак того... чокнулся. - Росляков в замешательстве почесал затылок, но уже через несколько секунд рассудител по-свойски:
- Да и хрен с ней, с башкой! Мозги выправить можно, главное - жив остался. А то ведь, трое суток в бреду...
- Где я? - Виктор попробовал приподняться на локтях.
- В зоне, - не понял вопроса Росляков. - Где же еще?
- В какой зоне?
- В зоне особого внимания! - хмыкнул приятель и от души сплюнул на крашеный пол палаты:
- Все в порядке, Витек. Ты с нами, здесь. В санчасти... Понял, нет? Вот, ребята вчера подогнали сигарет, крапуху, балабасов немного. А лично от Дяди тебе - носки новые. И полотенце!
Росляков с видом доброго фокусника расстелил на прикраватной тумбочке "дядин" подарок и выложил курево, чай, банку сгущенки и горсть конфет.
- Ну, как?
Заметив, что Виктор разглядывает все это изобилие без особого интереса, приятель его покачал головой:
- Чего-то ты, братан, не того... Не оклемался еще, что ли? Давай-давай! Побалдел - и хватит. Слышишь?
Рогов постепенно приходил в себя. Память его словно складывалась заново из кубиков рассыпавшейся мозаики - но судя по всему она уже не могла стать прежней, той, что была раньше.
Что-то в сознании Виктора непоправимо изменилось. Малейшее усилие мысли сразу же вызывало боль в висках и стремительное видение бьющего раскаленным хвостом Огненного лиса...
Что же с ним было?
Неожиданно даже для самого себя, Рогов зевнул и ответил:
- Знаешь, Васька... Мне, наверное, срок скинули.
- Угу, - кивнул Росляков. - И завтра за тобой сам товарищ Горбачев на самолете прилетит. Бананов тебе привезет, киви, пол-дыни и омаров в сметане.
Получив удовольствие от собственной шутки, он все же посчитал необходимым предупредить:
- Ты смотри, только начальнику в санчасти такого не ляпни. А то тут за одним год назад президент Миттеран из Франции прилетал. Так его как на правительственный аэродром увезли, так до сих пор никто и не видел. Наверное, сейчас где-нибудь на "дурочке" в Чите майонез кушает.
- Зря смеешься, Васька. Вот увидишь... - Виктор устало потянулся, опустил голову на подушку и снова закрыл глаза.
... Минула почти неделя. Часы на стене в кабинете врача в очередной раз пробили полдень.
Входная дверь приоткрылась и в палату заглянул контролер:
- Осужденный Рогов здесь?
Виктор дернулся на койке, как от электрического тока:
- Здесь я... Чего?
- Собирайся, счастливчик.
- Куда это?
- В спецчасть. Срочно! - Прапорщик подмигнул и добавил, совсем уже другим тоном:
- Вроде как, ты уже и не наш... В общем, с тебя причитается!
Еще не дослушав, Рогов сбросил с себя застиранное одеяло и начал торопливо одеваться. Руки дрожали, в глазах потемнело, колени подкашивались, но внутренне напряжение стремительно нарастало, и в ушах Виктора стоял свист полудюжины реактивных двигателей.
Казалось, из глаз вот-вот брызнут слезы.
- Неужели... неужели? - шевелил Рогов потрескавшимися губами.
Помещение спецчасти находилось в административном корпусе, в трех минутах ходьбы от "больнички". Виктор взбежал по ступенькам парадной лестницы, миновал показавшийся бесконечным коридор первого этажа с его тошнотворно-голубыми стенами и не дав себе времени отдышаться постучал в обитую рейками дверь:
- Разрешите?
- Да, пожалуйста.
Начальник спецчасти встретил его непривычно вежливо и даже предложил присесть.
- Итак, Рогов...
Дальнейшее с трудом воспринималось притупившимся сознанием. Виктор вообще мало что расслышал из того, что говорил хозяин кабинета:
- Верховный Суд Российской Федерации... по ходатайству...
Затем Рогов что-то подписывал, что-то невразумительно бормотал в ответ на поздравления и вопросы начальника спецчасти - но окружающее и тогда, и ещё много позже воспринималось им в некоем мутном, сероватом тумане.
Глава 3
На следующий день, 22 августа 1990 года, скрипя и повизгивая, как обычно, несмазанными роликами, откатились в сторону тяжелые металлические ворота "учреждения" УВ 14/5. Впрочем, к гражданину Рогову это уже не имело никакого отношения - как все нормальные, не киношные, люди, покинул он зону через двери контрольно-пропускного пункта.
Отбыв три года из назначенного судом "пятерика", двадцатисемилетний Виктор Дмитриевич Рогов очутился на воле, и не отходя далеко от КПП принялся осматривать и ощупывать самого себя с головы до пят.
- Эй! Чего потерял-то? - Окликнул его торопящийся на службу контролер. Это был тот самый некурящий прапорщик, который придумал использовать "ассенизатор" при недавнем инциденте с заложниками.
- Да так, Иваныч. Мелочь... - ответил Рогов. - Совесть ищу.
- Совесть?
- Вон, видишь - на стене плакат: "На свободу с чистой совестью"? Ну, я и хотел глянуть, очистилась она у меня, или нет. Да вот, чего-то никак найти не могу!
- Ш-шутник ты, Рогов.
- Когда три года назад к вам заходил - точно помню, что была... Ах, да! Вот, немного осталось.
Виктор в буквальном смысле повернулся к "зоне" передом, к лесу задом и демонстративно похлопал ладонью по выпершему из штанов собственному мужскому достоинству.
Контролер даже не посчитал нужным обидеться. Сейчас этот оскорбительный жест бывшего зэка относился не к кому-то персонально, а ко всей многочисленной лагерной администрации и охране, а значит лично на долю прапорщика выпадало не так уж и много.
Можно было не обращать внимания.
Иваныч так и поступил. Однако, сделав всего пару шагов в направлении вахты, обернулся и вновь окликнул Виктора.
- Ну?
- Ох, Рогов, Рогов... Мало ты крови у нас за три года выпил? Прапорщик укоризненно покачал головой:
- Уйти по-человечески - и то не можешь!
- А в чем дело-то? - Обиделся Виктор.
В ответ контролер молча ткнул указательным пальцем в то место, где висел уже обсуждавшийся плакат насчет свободы и чистой совести. Теперь там же, над вахтой, привязанный к крыше капроновыми веревками, болтался на ветру кусок фанеры с похабным изображением подмигивающей голой бабы. Корявая надпись гласила:
"С откидоном Вас, Виктор Дмитриевич!"
- Да уж, Рогов...
- Интересно, - Виктор почесал за ухом, раздумывая, сколько же пришлось заплатить корешам-"семейникам" за то, чтобы кто-то из солдат охраны привязал куда следует это художество.
Переведя взгляд на прапорщика, он пошарил рукой в кармане и вытащил оттуда несколько купюр - всю зарплату за отбытый срок:
- Слышь, Иваныч? Будь человеком, передай Ваське Рослякову четвертак.
Контролер помялся, переступил с ноги на ногу, стрельнул по сторонам опасливым взглядом и процедил:
