Фридрих Незнанский - Конец фильма
— Куда? — испугался актер.
— Если вы помните, сегодня Кирилла похоронили. Поминки…
За поминальным столом сидела почти вся съемочная группа. Сидели мрачные, тихо позвякивали вилками, почти не говорили. На звонок в дверь отреагировала только вдова Медведева — Лена. Она открыла. На пороге стояли Грязнов и Максимов.
— Извини, Лена. Мы не поздно?
— Ничего-ничего, помянуть Кирилла… теперь уже никогда не будет поздно… — Она не договорила, помешали слезы.
— Не плачь, Ленка, — выглянул из-за плеча Грязнова пьяный актер. Вдовьи слезы — это такая банальность.
В комнате Грязнов бегло оглядел собравшихся и увидел смуглого мужчину, похожего на цыгана. Денис неохотно кивнул ему. Цыган не ответил, но и взгляд не отвел. Денис сел напротив. Максимов плюхнулся в свободное кресло, стоящее чуть в стороне от общего стола, и страдальчески закрыл лицо руками.
— Ну что! — встал с рюмкой водки Вакасян. — Помянем еще раз нашего Кирилла. Он был высоким профессионалом. Это очень важно. Любил жизнь и, прости меня, Лена, женщин. И жизнь свою не жалел. Вот ярко жил, по-киношному красиво, я б даже сказал — стильно. Любил сюрпризы…
— Ничего себе — сюрприз, а, да? — тихо проворчал Грязнову Варшавский.
Цыган, не дослушав тост, вышел на балкон.
Денис не хотел говорить с этим человеком, он его ненавидел, но сейчас было не до эмоций. Он встал и вышел вслед за Цыганом.
— Это сколько прошло, Цыган? Лет пять, наверное.
— А я как-то не считал, — недобро сверкнул глазами Цыган.
— Да ладно, хорош! — Денис уже пожалел, что все-таки решился поговорить с ним. — Чего сегодня старые счеты сводить? Медведь и твоим другом был. Верно?
Цыган усмехнулся.
— Моим-то как раз и был…
— Был… — мрачно повторил Денис.
Цыган выбросил бычок с балкона.
— Вот именно! Медведя больше нет. Потому разводить нас по углам теперь некому. Так что не пыли у меня перед глазами!
Лена беспокойно выглянула на балкон.
— Ну вы чего, ребята? — настороженно оглядела она Цыгана и Грязнова.
— Все нормально, Ленок, — грустно улыбнулся Цыган. — Кирилла вспоминаем.
А за столом теперь уже шел оживленный разговор. Старалась перекричать всех молоденькая помреж:
— Вы вот не поверите, а я предчувствовала — только он взял пистолет, меня прямо в жар кинуло. Даже закричать хотела…
— И как грохнет, я чуть не умер от страха, — говорил тщедушный осветитель.
— Что же ты, Лилечка? — с усмешкой спросил Вакасян. — Закричала бы, и, может, сейчас мы здесь не сидели б.
— А я ничего не видел, ничего, — с досадой говорил здоровенный ассистент оператора Коля.
— У нее все сикось-накось. Когда молчать надо, так ей рот не заткнешь, — перекидывая папиросу с одного угла губ на другой, сказала Успенская.
— Ужас, прямо ужас какой-то! — всхлипывала гримерша, искоса поглядывая на себя в маленькое зеркальце. — А вам, Людмила Андреевна, лишь бы гадость сказать.
Ксения пила одну рюмку за другой, беспокойно оглядывалась на Максимова.
— Правда, Люся, хватит, — с недовольством проговорил Вакасян, покосившись на появившегося в комнате Грязнова.
Помреж, вспыхнув, выскочила из-за стола.
— Ужас — даже представить страшно, — снова сказала гримерша.
— Представить как раз можно было. Вот я как раз что-то такое предполагал… — сказал Вакасян.
— Только смотрю — лежит уже весь в крови, ничего не видел, — все сокрушался ассистент.
— Он вам что-нибудь говорил? — спросил Грязнов Вакасяна.
— Постоянно, перманентно, я бы даже сказал навязчиво. Понимаете, тут такое дело — пишущий человек создает некую реальность, а эта реальность потом каким-то образом материализуется. Да вам об этом любой писатель скажет. А у Кирилла в последнее время что ни сценарий — самоубийство. Да всегда на людях — эффектно, с выдумкой. Навязчивая тема. А у нас говорят какие темы бережешь, так и живешь.
— Или наоборот? — вставила операторша.
— Надо вообще без темы жить, — сказал Варшавский. — Так спокойнее, а, спокойнее?
— Ты бы помолчал, жучило, — вдруг пробурчал Максимов. — Здесь художники собрались, понял?
— Вить, а я что, я просто… давай не будем, — широко улыбался Варшавский. — Мне тоже несладко, да.
— А всем сладко, да? — поднялся Максимов и пьяно оглядел присутствующих. — Я вам работу дал, бабки достал, а вы меня грохнуть хотели?.. Вот она, людская благодарность!
— О, затянул по новой, блин, — тихо выругался Вакасян.
— Мы как раз сайнекс снимали, — сказал ассистент.
— Вы же без меня на любой клипчик рекламный бросались! — продолжал бушевать Максимов. — Конечно, жрать-то всем хочется! А я вам — настоящее кино!
— Как все это осточертело. — Ксения, молчавшая все поминки, сама себе налила очередную рюмку водки и залпом выпила.
Ксения была красивой, чуть нервной блондинкой с большими черными глазами. Киношники про таких говорят — ее камера любит. Денис вспомнил, как Ксения обожгла его взглядом еще там, в павильоне, и сердце сразу как-то сладко сжалось.
— Первый раз такой ужас вижу, — не слушала общего разговора гримерша.
— Да уж, поснимали настоящее кино, — сказала Ксения, криво улыбнувшись. — Дал ты нам работку, Витечка. Спасибо!
— А ты вообще заткнись. Дура. Когда джигит говорит, говно молчит, вызверился на Ксению актер.
— Ублюдок! — тихо сказала Ксения и встала из-за стола.
— Сидеть! — рванулся к ней Максимов, но не удержался, упал на Успенскую.
— Витя, я уже не в том возрасте, — хмыкнула операторша.
— Пошла ты на…
Успенская не дала ему договорить, влепила звонкую оплеуху — Максимов и свалился на пол.
Стол затих.
— Так, этого орла отпускать сейчас нельзя, — сказал Вакасян, поднимая бесчувственного актера с пола. — Нажрался так, что и родной дом не найдет.
— Не волнуйтесь, я довезу его, — успокоил Грязнов. — Адрес я уже знаю.
— Ксюш, ну не бузи! Иди лучше ко мне…
Они ехали в такси по улицам города. Грязнов на переднем сиденье, а сзади — Ксения с Максимовым. Актер клевал носом. На поворотах он открывал глаза и тут же лез обниматься к ней. Она отпихивала его от себя.
— Ага, счас…
— Если хотите, я могу сесть сзади, а вы вперед, — предложил Грязнов Ксении.
— Сама справлюсь.
Когда приехали, Грязнов не без труда втащил пьяного актера в квартиру. Ксения вошла следом.
— Господа! — актер рухнул на диван. — Располагайтесь. Чувствуйте себя как… хотите.
— Я его уложу? — сказала Ксения.
— Тогда я — чай. — Грязнов вышел на кухню.
— Какой чай, граждане? — расслышал-таки пьяный Максимов. — У меня в баре отличный шнапс имеется.
— Давай быстренько разденемся — и баиньки. — Ксения начала раздевать Виктора.
— О'кей. И ты тоже. Давай и я тебе юбочку помогу задрать.
— Ну хватит, Витя! — оттолкнула она руки актера.
Грязнов появился в комнате с чашками и заварным чайником.
— А он мне жизнь спас… Ой, ребята, что-то мне плохо, — страдальчески закатил глаза Виктор. — Ксюшка, выкупай меня в ванночке, — заканючил Виктор. — Ты же это умеешь.
Кое-как удалось его угомонить, Максимов уснул, пуская детские слюни и звучно храпя. Зрелище не для слабонервных.
А Грязнов и Ксения сидели в комнате и пили чай, прислушиваясь к храпу из спальни.
— Ваш любовник? — спросил Грязнов.
Ксения внимательно посмотрела на Грязнова.
— Ого! Следствие серьезное и глубокое, — сказала язвительно.
— Извините.
— Экс, — выдохнула она. — Теперь уже экс-любовник.
Грязнов допил чай, встал.
— Ладно, я пойду. — Он устало потер глаза.
— А стоит?
— В каком смысле? — опешил Грязнов.
— Да смысл всегда один…
Грязнов усмехнулся, с интересом рассматривая Ксению.
— Хм… А вы красивая… — сказал он чистую правду.
— Так что, слабо совратить красивую? Могу открыть тайну — сейчас это вам будет сделать нетрудно.
— Превышение скорости. Я так не езжу.
— Ну нет у меня сейчас сил разыгрывать любовные прелюдии.
— А вы уверены?
— Какой-то у вас, юноша, гаишный лексикон. Не уверен — не обгоняй…
— А вы уверены? — снова спросил Грязнов.
— В тебе уверена… Я видела, как ты сегодня на меня смотрел. И сейчас так же смотришь…
Грязнов молча направился к выходу. Не дойдя до двери, резко развернулся и пошел обратно.
Она закрыла глаза, почувствовав сильное прикосновение его губ к своим.
Впрочем, действительно, у нее не было охоты заниматься прелюдией. Уже через минуту она в буквальном смысле содрала одежду с себя и с Дениса и неистово начала с того, что обычно женщина делает мужчине далеко не в первое знакомство.
— А? Нравится? — отрывалась она от своего занятия и поднимала на ошалевшего Дениса пьяные, шальные глаза. — Возьми меня за голову, с силой втолкни, не бойся!
